В первый раз... (СИ) - Шолохова Елена

– Конечно! – звонко ответила Ира и даже скроила беспечную улыбку. – Ну всё, мне надо идти.

– Куда ты так спешишь? Ты все еще на меня обижаешься?

– Говорю же, у меня дела.

Ира развернулась и пошагала в сторону корпуса настолько бодро, насколько позволяла нога.

Отец её не окликнул, он видел, как сильно дочь отдалилась. Да что там? Между ними – пропасть! И всё она врёт, про друзей и про нравится, он же знает её как облупленную. А врёт потому что замкнулась, отгородилась от него. Ничего не хочет – ни сочувствия, ни поддержки, ни советов. Ирина мама, которая вдруг разболелась в последний день, наказала ему: если ей там плохо, если будет проситься домой – забирай.

Но как «забирать», если дочь утверждает, что ей здесь нравится? А начнёшь расспрашивать – только ощетиниться, мол, не верит ей. И вообще, что бы он сейчас ни сказал, она всё воспримет в штыки. Потому что он для неё… предатель. А в её возрасте компромиссов и полутонов не признают.

Отец вздохнул. Даже полчаса не поговорили. Дела какие-то выдумала, сбежала. Ждать родительские автобусы он не стал, пошёл к трассе поймать попутку.

13

К слову, у Иры и вправду было дело. И важное.

Ей поручили обновить оформление столовой. Что-то там неожиданное приключилось с художником-оформителем, и в лагерь он не приехал. Вот Римма Михайловна и спросила, не попробует ли Ира свои силы. То есть не совсем так было.

Началось всё с того, что Павлик случайно наткнулся на Иру, когда она снова грустила в одиночестве. Её отряд тогда готовился к смотру песни и строя. Маршировать она не могла, потому сидела без дела в уголке, неприметная и ненужная. Никто и не обратил внимания, когда она вышла из зала, где они репетировали. Ира и в школе особенно нигде не участвовала, но там она не чувствовала так остро своей ненужности – мероприятия ведь проходили лишь время от времени, да и дом был отдушиной. А тут все – даже застенчивая Вита, даже толстый Юра и маленький Витя – вовлеклись в общее дело, где Ире единственной места не нашлось.

Вот она и забрела подальше. А тут вдруг Павлик появился словно ниоткуда.

– Привет! – он обрадовался ей как подруге. – Ты чего тут? Только не говори, что опять сбежать надумала. Мы ведь договаривались, помнишь?

– Да куда я сбегу, – улыбнулась Ира.

Ему она икренне обрадовалась. С ним одним она говорит запросто и с удовольствием, и почти на равных, хоть он и старше её лет на семь. Даже осмелилась спросить:

– А где твои?

Она с самого завтрака не видела Вадима, и ей очень хотелось знать, где он, что делает.

– С воспитателем. Песню к смотру разучивают. А меня отпустили на полчасика подышать. Ну а ты чего здесь скучаешь?

И Ира неожиданно для себя самой выложила ему, как ей тоскливо и одиноко, как попросту нечем заняться, как нелегко всё время сидеть в стороне, когда другие заняты и увлечены общим делом. А она словно пустое место, такая никчёмная и бесполезная.

Павлик выслушал внимательно, затем смешно надул щёки и шумно выдохнул:

– Эк тебя понесло. И всё же зря ты так! Сказала бы Денису, наверняка он что-нибудь бы и для тебя придумал.

– Что тут придумаешь? Там маршировать красиво надо, а я еле-еле ковыляю. А до этого соревнование с вашими по волейболу проходило, там тоже без ног никак. Ещё о какой-то «Зарнице» все твердят…

– Ну давай поразмыслим вместе. Вот что ты любишь делать, кроме как бегать, прыгать и маршировать?

Ира усмехнулась, потом задумалась.

– Рисовать люблю.

– Ну так это здорово! И хорошо рисуешь? – заинтересовался Павлик.

– Не знаю, – смутилась Ира.

– Пойдём, – вдруг позвал он её куда-то и снова руку подал, чтоб ей легче шагалось.

Они вернулись в клуб, где всё ещё шла репетиция. Под дружное: «Главное, ребята, сердцем не стареть. Песню, что сложили, до конца допеть…» они прошмыгнули мимо актового зала в боковую комнатку, совсем крохотную, где от двери до окна всего каких-нибудь два с половиной метра.

Почти впритык здесь уместились стол, два стула и узкий шкаф, покрытый облезлым жёлтым лаком, в углу – рулоны ватмана. Павлик по-хозяйски распахнул створки шкафа, забитого сверху донизу бумагой, коробками, баночками с кистями и мастихинами. Оглядел все это добро, потом выдернул из неровной стопки чистый лист. Пошарил в большой жестяной банке из-под зелёного горошка с надписью Globus, достал карандашик.

– Вот. Сможешь что-нибудь изобразить на скорую руку?

Ира молча села за стол, придвинула к себе лист, разгладила примятый уголок, повертела в пальцах карандаш. Что изобразить? Она оглядела комнату. Ничего интересного. А она не могла рисовать так просто, ей надо было чувствовать интерес.

– Да необязательно вырисовывать. Просто сделай небольшой набросок. И сразу будет понятно.

– Хорошо, – улыбнулась Ира.

Вот же интерес – прямо у неё перед носом.

Павлик взгромоздился на подоконник по-турецки. В такой позе она его и изобразит.

Несколько штрихов, и вот уже на бумаге проступил овал лица, затем чуть оттопыренные уши, задорные вихры. Линии скул и подбородка заострились. Нос у Павлика коротковат, но на рисунке можно сделать его и немного длиннее – ничего, художник имеет права слегка приукрасить внешность. Теперь губы – их и приукрашивать не надо. Самое сложное – глаза. Вернее, то, что в них таится. Вот у него – любопытство, азарт, беспечность.

Ира любила рисовать эмоции, не всегда, правда, получалось, но выражение Павлика передать удалось. Немного теней. Готово.

Ира протянула рисунок Павлику, и он аж присвистнул:

– Да ты настоящая художница! Нет, честно. Можно я себе его заберу? На память.

– Конечно, – засмеялась Ира.

– Спасибище! Это мой первый в жизни портрет. – Павлик как-то по-новому оглядел её. – И ты с таким талантом ещё и прибедняешься! Да тебе цены нет.

Вот так всё и получилось. Уже после обеда к ним заглянула Римма Михайловна и попросила помочь с оформлением. Только зря она Денису шпильку вставила, мол, не сумел под носом разглядеть талант. Тот и без того Иру крепко недолюбливал – она это чувствовала. А теперь и вовсе испепелил взглядом.

Но всё равно жизнь стала интереснее. Всё-таки быть полезной и нужной – очень приятно. К тому же ей дали ту комнатку в клубе, оформительскую, пусть тесную, но отдельную и очень светлую. Никто не мешает, не цепляется. Выдали ватман, гуашь, кисти – сиди себе и рисуй в своё удовольствие.

Ира и рисовала: довольные щекастые мордашки, уплетающие румяные пирожки и булочки, улыбчивых дородных поварих в белых колпаках и с поварёшками в руках, горы всевозможной снеди.

Так что чем слушать папины сомнения на её счёт, лучше она дорисует начатое. А там ещё за что-нибудь возьмётся. И уж как-нибудь протянет эту неделю. Тем более девчонки от неё отвязались, перестали задирать. В общем, терпеть можно.

14

Второй отряд ликовал, и было из-за чего: первое место за смотр песни и строя, да ещё и флаг достался им по результатам прошлой недели. И пусть накануне в турнире по футболу они проиграли первому отряду, флаг всё равно важнее и почётнее. Его вставили в кронштейн, вбитый в дощатую стену корпуса.

Вообще-то, флаг был совсем небольшой – скорее, флажок, но зато какая честь и гордость! Даже вечно хмурый Денис снизошёл до улыбки.

А Павлик с виду ничуть не огорчился, даже поздравил их радостно, правда, пообещал Денису, что через неделю флаг будет у них.

Однако прямо в понедельник у первого отряда случился крупный залёт: мальчишки ночью залезли через окно в палату девочек, а потом еще и прятались в девичьих кроватях. Вообще-то такими вылазками грешили многие, даже младшие отряды. Но обычно пробирались к девочкам ради шуток: зубной пастой измазать или попугать страшными рассказами про какую-нибудь черную руку и гроб на колесиках. Но парни из первого отряда, по слухам, с девчонками целовались. И пойманы были у них под одеялами. Причем пойманы физруком, тогда как сам Павлик где-то гулял.