В первый раз... (СИ) - Шолохова Елена

Когда воспитатель вышла, Лидка негромко сказала:

– Скажи Антенне спасибо, хромоножка. А то бы получила сейчас.

Иру так и подмывало снова ей огрызнуться, но ославиться на весь лагерь хулиганкой не хотелось, а уж ходить побитой и подавно.

Чёрт с ней, с этой Лидкой! А заодно и со Светой, и всеми остальными. Ей бы только недельку продержаться, а там родительский день. Приедет мама, и Ира непременно упросит забрать её отсюда домой. Тем более нога вон болит. И тогда – прощай, муштра, прощайте, противные лица! И Вадим, тоже прощай…

Вечером Денис созвал всех на веранду. Сказал, что будет какая-то «свечка».

Ира понятия не имела, что это за «свечка», и заранее насторожилась. Она и сама не могла сказать, почему всё новое и неизвестное воспринимает в штыки, тогда как другие – с воодушевлением.

На веранде они расселись кружком прямо на полу, кто – вытянув ноги, кто – поджав их под себя, кто – по-турецки. Свет включать не стали, хоть и смеркалось. Посреди круга Денис поставил зажжённую свечку. И в янтарном полумраке обстановка неведомым образом стала совсем другой – лёгкой и доверительной.

Все затихли, слушая стрекот сверчков. И как по волшебству, каждый хоть чуть-чуть да раскрылся, вернее, стал самим собой, насколько возможно, конечно. Света – не жеманничала. Виталик – не строил из себя прилежного пионера, не ёрничал и никого не поддразнивал. Сашка с Сеней – не лезли на рожон. Вита и Витя, впервые за эти дни, не выглядели зажатыми. Даже Ире стало на душе почти спокойно.

Затем Денис достал из кармана довольно пухлый конверт и сказал:

– В нашем лагере есть такая традиция: время от времени устраивать «свечку». Другими словами – вечер откровенных разговоров. О чём мы поговорим с вами на следующей «свечке» – можете придумать сами. Тема – любая. Предлагайте то, что интересно вам. А сегодня мы должны узнать друг друга поближе. Это не собрание, никто никого и ни за что здесь ругать не будет. И говорить можно что угодно. Но есть несколько непреложных правил. Первое: не врать. Второе: слушать друг друга внимательно и не перебивать. Третье: никто ни о ком не должен говорить ничего плохого. Только хорошее. Понятно?

– А что в конверте? – спросил Сеня.

– А в конверте лежат вопросы. Каждый из нас должен вытянуть бумажку с вопросом, зачитать вслух и честно на него ответить. Потом передать конверт соседу, и так – по кругу.

Ребята оживились, но правила соблюдали: если кто-то отвечал – все слушали, не мешали. Не фыркали и не посмеивались.

Денис начал с себя и вытянул вопрос: «Что ты больше всего ценишь в людях?».

– Честность и ответственность, – ответил Денис. Немного помолчав, добавил: – На таких людей всегда можно положиться.

Лидке пришлось раскрыть тайну, кто её кумир. Им оказался Николай Ерёменко. Почему – толком объяснить не могла. Только вздохнула с восхищением: «Просто в «Пиратах двадцатого века» он был такой… такой!».

Света, сначала нехотя, но всё же поделилась своей заветной мечтой. Сказала, что хочет стать известной актрисой кино.

Застенчивая Вита на вопрос про самый счастливый день в своей жизни, робея, рассказала, как ходила с родителями в приезжий Луна-парк.

Ире достался вопрос, верит ли она в любовь с первого взгляда. Ира сама не знала, верит или нет, и пожала плечами. Все решили, что она стесняется, но не стали давить.

Юру спросили про друзей, много ли их у него, и он признался, что ни одного. На секунду повисла неловкая пауза, а Ире пришло на ум, что ей бы пришлось ответить точно так же, если бы этот вопрос вытянула она.

От грустных мыслей отвлёк Виталик, который зачитал вопрос, который выпал ему: «Поступок, которым ты гордишься». Он заговорил не сразу, вспоминал, наверное.

– Этой зимой, – начал он, – я ездил на каникулы в деревню к бабушке. Там есть озеро, куда мы с пацанами ходили кататься на коньках. Бабушка не разрешала, предупреждала, что тепло нынче и опасно. Но мы всё равно почти каждый день ходили, пока взрослые на работе.

Он помолчал. Никто его не торопил.

– Короче, нас было четверо. Я, Лёха и Серёга с младшим братом, Толиком. Тот в первый класс пошёл. Мы не хотели его с собой брать, он и на коньках-то толком кататься не умеет. Но Толик увязался, сказал, что матери наябедничает, если не возьмём. Значит, катаемся мы, и вдруг лёд как начал трескаться... Мы скорее к берегу. Толик упал и ногу подвернул. Серёга кинулся к нему, взял на руки… Мы с Лёхой до берега почти добрались, тут слышим – шум, треск, крики. Обернулись, смотрим – оба, и Серёга, и Толик, провалились в воду. Держатся за лёд, кричат. Я… скинул коньки, лёг на живот и пополз к ним. Думал, Лёха со мной. Дополз до дыры, поймал Толика за воротник, кое-как вытянул. Он откатился и лежит, как неживой. Я стал тянуть Серёгу, а он тяжёлый, пальто намокло. Я кричу Лёхе: «Ползи сюда! Не могу один». Но потом всё-таки вытянул. Сам не знаю, как. Доползли потом до берега. Вижу – Лёха убегает. Струсил, короче. От бабки мне влетело, конечно, по первое число, а потом и от родителей, когда домой вернулся, но…

– Виталик, да ты – молоток! – присвистнул Сеня.

– Да, ты – молодец, – согласился Денис. – Не струсил, не бросил друзей в беде. Это очень похвально.

– Ого, в нашем отряде есть свой герой! – подхватил Сашка то ли шутя, то ли всерьёз, но все остальные одобрительно загалдели.

Ире тоже стало неловко за то, что она так плохо о нём думала. Виталик, конечно, не подарок, и съязвить может, и обидеть – будь здоров, но в критический момент вон как показал себя. Ему даже похлопали.

Или «свечка» в целом, или именно рассказ Виталика, или все вместе как-то особенно подействовали на девчонок, так что после отбоя никто никого не задирал и не высмеивал. Девочки полушёпотом – чтобы не разбудить Антонину Иннокентьевну – продолжали делиться историями своих и чужих жизней. Ира ничего не рассказывала, но слушала с интересом.

Хороший получился вечер. Но это ничего значит. Она всё равно не останется в лагере. Вот только дождётся родительского дня…

12

Но мать не приехала. Ира настолько уверовала, что с ее приездом прекратится, наконец, эта каторга и она сможет вернуться домой, что в первую минуту даже глазам не поверила, когда увидела, как из автобуса вместе с чужими родителями выпрыгнул отец. Один.

Он нёс сумку. Наверняка, сладости. Но Ире даром не нужны были конфеты, печенье и пряники. Ей нестерпимо хотелось домой, но жаловаться папе, просить его о чём-то после того, как он предал их… ну уж нет.

Ира нахмурилась и сухо поздоровалась.

– Мама не смогла приехать, – виновато сказал отец. – Но в следующие выходные приедет обязательно.

Ира молчала. В следующие выходные! До них ещё дожить надо. А она не то что часы – минуты считала. Обидно стало до слёз. Еле сдержалась.

– Тут яблоки, пряники, конфеты шоколадные. «Маска», как ты любишь, – отец протянул ей сумку.

Ира молча взяла и даже спасибо от расстройства забыла сказать.

Остальные родители разбрелись со своими детьми кто куда. Только они вдвоём так и стояли у ворот.

– А ты всё такая же, – заметил отец, – угрюмая и молчаливая. Ты хоть с кем-нибудь подружилась?

Его слова почему-то вдруг уязвили Иру. Что значит – хоть с кем-нибудь? И тон этот его жалостливо-грустный. Как будто он сокрушается, что дочь у него какая-то не такая, хуже других, даже нормальными друзьями обзавестись не может.

– Подружилась, со многими, – с вызовом ответила Ира. – И вообще, мне пора идти. У меня дел много. Всяких.

– А с ногой что? – заметил отец повязку.

– Ничего страшного. Просто прыгнула неудачно и подвернула.

– Точно ничего страшного?

– Точно.

– Ну хорошо… а тебя не обижают? Тебе здесь нравится?

– Очень!

– Правда? – удивился отец.

Ира рассердилась еще больше. Вот зачем он так? Заранее считает, что она не может никому понравиться, что другие её не примут. Считает ее изгоем. Может, это и так, и ей действительно здесь плохо и никто ее не любит, но мать хотя бы надеялась, а он-то ей даже шанса не даёт. Крест поставил.