Цыганка против пикапера (СИ) - Арсеньева Аселина

Это он чтобы таскать сумок меньше было. Только я его всё равно совсем не понимаю. Ведь сам говорил, что денег нет, голяк, а за доставку по тысяче каждый раз где-то находит. Это же на три тысячи-то, целую неделю одной колбасой давиться можно! Мне здешняя по вкусу пришлась, пусть Степан на неё и ругается. Всё равно же вкусно! А пиццей этой, мы на три зуба перекусили… Не наелась я без мяса… Я как-то поплотнее покушать люблю.

Эх, холостяк. Чего с него взять?

Мука и картошка, помнится, у него тут имеются. Масло сливочное тоже Валька с запасом притащила. Хоть галушек, что ли, сделаю напоследок, а пицца, так и быть, вместо хлеба заесть пойдёт.

— Моди.

— У? — нет, хлеба бы домашнего или булочек напечь… Да уходить надо, мож и на весь день… Опара убежит, а тесто перекиснуть успеет.

— Странно тебя такой задумчивой видеть.

— Я что, по-твоему, на думанье неспособна?! — возмущаюсь.

— Не на думанье, а на мыслительный процесс, — смеётся, но беззлобно. — Вообще-то, я успел заметить, что ты сначала делаешь или говоришь, а только потом думаешь. Хотя нет, потом просто забываешь. Думают другие. А сегодня притихла. Это из-за того, что ночью было?

— А? — а что было?!

— Извини, увлёкся.

— Ладно, чего уж там… всё равно поженимся, — отмахиваюсь.

И как это после такого, у меня с утра мысли только про один противный кофий и урчащий от голода, недокормленный желудок? Даже ведь ни мыслишки шальной не промелькнуло на чумную от сна головёнку.

— Ну, я бы не стал так категорично утверждать про женитьбу, — опять… завёл свою волынку… — Столица большая. Вдруг ты в кого-нибудь влюбишься и оставишь меня страдать в одиночестве? — издевается.

— Не пойму я тебя. Ты вчера сам от любви обезумел. Руки, вон, как распустил. Чуть до греха не довёл! Ещё и с кровати уходить отказался! А теперь какие-то категоричности вводишь, и…

Ещё договорить не успела, как звонок дверной «раскукарекался».

Кто там прийти мог? Неужто Валька о подруге вспомнила?

Сломя голову несусь открывать дверь, но на пороге стоит высокая не знакомая мне блондинка.

— А ты кто такая?! — удивляется мне.

— Как это кто?! Невеста Судьбинушки, — говорю очевидное.

— Понятно. А мне Степан нужен.

— Моди, кто там? — Степан останавливается посередине прихожей, как вкопанный.

— Леся?! — столько удивления в голосе. — Ты что здесь делаешь? — спрашивает он не по погоде одетую девицу: на улице мороз, а на ней сапожки закрывающие голяшки, а выше капронки обтягивают покрасневшие от мороза ноги. Ей бы хоть юбку подлиннее, а то она даже её «нихочу» не прикрывает. Ещё и шубка коротенькая расстёгнута и под ней тряпок по минимуму.

— Соскучилась, — произносят она томно и делает шаг к Судьбинушке. Тот шугается от неё, будто от прокажённой, и косит опасливый взгляд на меня.

— Куда пошла! — останавливаю девку, встав на пути и выставив вперёд ладонь, да так «удачно», что девка прямиком в неё грудью вписалась. Ничё так, упругая, только не шибко естественная какая-то. — Разуваться-то кто будет? Она мне тут натопчет, а кому потом мыть?! — возмущаюсь, глядя на Степана, тот, в свою очередь, ошарашенно смотрит на меня.

— Степан — это твоя сестра, о которой ты говорил?

— Нет, это Модина. Мы живём вместе, а тебе лучше уйти, — вновь, опасливо поглядывая на меня, произносит он и пытается развернуть девушку на выход, но у него не очень-то получается, потому что один сапог снять на ходу она уже успела и из-за того начала заваливаться, вовремя ухватившись за шею Судьбинушки.

Ох, кроль… Ну, прямо, как у нас во дворе: опасливо косится огромными глазищами, но дело своё знают.

— Ты же мне обещал, что если у тебя кто и останется ночевать, то это буду я! Мало мне этой твоей Стаськи надоедливой было! — возмутилась деваха. — Ты из-за этой, — кивает на меня, — уже месяц в моём клубе не появляешься?

Эта вульгарно одетая девица в белой, не прикрывающей зада шубе сейчас махом отлипнет, ещё и порадуется.

— Уволили его. Безработный он сейчас. За растрату уволили. Нету денег по клубам ему шляться, да и машину продал, — говорю, зная, насколько столичные падки на деньги.

— У тебя проблемы? — удивляется она, но шарахаться и сбегать не торопится. — А почему тогда ко мне не пришёл? Ты же знаешь, я всегда тебе помогу. Совсем меня в расчёт не берёшь, да? — надула она губы. Вроде и с обидой, и в то же время укоряя по-доброму. Странная баба. Одета по столичному, а по норову наша…

— Леся, прости, я…

— Женимся мы скоро, вот… — перебиваю, не давая ему вставить ни слова.

Глаза блондинки округлились, а губы мелко задрожали. От обиды. Надо же, ещё и чувствительная.

— Ты же не мог?! Скажи, что ты ещё в поиске? — воскликнула она с такой надеждой, что даже мне стало её жаль, — ты с ней из-за денег? Из-за долгов? Сколько ты должен? Я дам тебе любой сумму без всяких обязательств перед кем-либо. Степан?! Ну что же ты молчишь? Я слишком хорошо тебя знаю! Не пустил бы ты на свою территорию постороннюю женщину!

— Леся…

— Молчи… — перебиваю его, и он послушно замолкает.

— Брак — это не для тебя. Не твоё. Ты сам столько раз мне говорил! — не унимается та, а я просто жду, когда выскажется и уйдёт. Другую бы взашей выставила, но она ведь его и таким принять готова… любит… Не по-человечески просто взять и выставить. — Я ведь даже с этим смирилась! И со Стасей твоей!

— Она не моя, — вновь опасливо поглядывая на меня, произносит Степан.

— Почему ты так на неё смотришь? Неужели тебя, действительно, заботит её мнение?! — замечает она, удивившись. Тут слепой не заметит.

— Леся, сейчас тебе лучше уйти. Прости, но я порвал все прошлые связи. Нет Стаси и не будет больше тебя, — чего это у него столько сожаления в голосе? А? Не поняла.

На меня накатило…

— Слышала, красавица?! — задирая нос повыше, чтобы казаться одного роста с ней! Всё-таки каблуки на шпильках роста и фигуристости её добавляют. — Ты красивая и судьба тебя лёгкая ждёт. А тут пороги обивать заканчивай. Степан мой!

— Да откуда ты такая взялась?! — вскипает она, но на её пути встаёт Степан.

Тихо, еле слышно он смотрит ей в глаза и шепчет: «Леся, уйди, пожалуйста».

Она медленно опускает ресницы, затем лицо.

— Прощай, Степан.

Уходит, а я с какого-то себя ещё и виноватой чувствую. Мой же мужик! Так с какого?!

— Моди, ты чего так пристально в закрытую дверь смотришь? Надеюсь, ничего не надумала. Прошу, не делай ей ничего. Леся очень хороший человек.

— Тебя идиота любит… Такую бабу динамил.

— Ты неправа. Мы взрослые люди. И вообще. Забудь о ней уже, а? У нас всё было несерьёзно и временно.

— Это для твоей колокольни временно.

— Не трогай её, обещаешь?

— А чего это ты вдруг так о ней печёшься? — сощурила я глаза.

Глупый. Я прекрасно понимаю, что она у него не первая и не единственная.

— Моди, ну ты же мудрая цыганка. Должна понимать.

— То, что ты кобель несусветный? Так я как тебя увидела, сразу поняла.

— Я мужчина свободный… — вскидывается он. — Был, — добавляет, стушевавшись под моим взглядом.

— Да чего ты взбеленился-то? Ну-ка, говори, — злюсь. Блеет чего-то, блеет, только в чём дело вякнуть не смеет… Я-то догадываюсь, но жду от него, чтоб озвучил.

— Как чего? Ты бы только свой взгляд видела, когда в закрытую за Лесей дверь таращилась. Я уж поверил, что проклятье насылаешь.

— Больно надо грех на душу брать из-за твоих похождений, — морщусь от подобного предположения. — Если кто его и заслуживает, так это ты. А ты мне для продолжения рода нужен. Девку и без того жалко. Вон с тобой как намаялась, — фыркнула я, замечая, как черты лица Судьбинушки тут же разгладились, а на лице засияла улыбка.

— Ты и Стасю не трогай, — тут же настороженно просит. Типа, пока я добрая. Ага. — Тем более, что она потеряла ко мне всяческий интерес сразу же, после того как узнала о моем увольнении.

— А ты её после этого ещё и жалеешь… Непутёвая твоя душа…