Ги Де Кар - Зов любви
– И никто во Франции тебе раньше не делал никаких замечаний?
– Никто.
Говорила ли она правду или насмехалась, трудно было понять. Вряд ли можно было допустить, что все эти два года она жила во Франции в одиночестве, хотя это тоже было возможно. Правила поведения, которым она была обучена в своей стране, гордость, откровенность – все это делало ее женщиной, которая была полной противоположностью выхолощенной европейской воспитанной женщине. И вместе с тем это было лучшее, что отличало ее от всех других. В какой-то степени можно было сказать, что Хадиджа была неведомой, дикой женщиной для Европы. Если это так, то ему она прекрасно подходит. Ален был доволен, потому что ему надоели эти цивилизованные высокообразованные куклы. Не жалея о встрече и начавшемся приключении, он чувствовал, что попробует испытать это приключение до конца. Но она, эта таинственная женщина, испытывает ли она такое же чувство?
– Рассказывая о своей стране, ты сказала, дорогая, что оставила ее потому, что бежала оттуда. Скажи, к тебе там плохо относились?
– Не хуже, чем к другим женщинам.
– Но ты сказала, что твой отец был очень известным и состоятельным человеком.
– Да, он был аристократом, каких там теперь нет и какие редко встречаются даже в вашей стране.
– Ты очень любила его?
– Я его обожала. Он был для меня все, потому что он всегда относился ко мне с добротой, нежностью и был очень справедлив. Я была для него прежде всего ребенком, а затем уже женщиной, и я ему за это очень признательна.
– Тебе приятно рассказывать мне о нем?
– Мне очень приятно о нем говорить. Ты – первый из мужчин, перед кем я могу открыть свою душу и поделиться воспоминаниями о своем отце. Если бы ты его знал, я думаю, ты смог бы его понять. Он полюбил бы тебя так же, как он любил меня.
– Он умер молодым?
– Очень молодым. Его убили.
– Почему?
– Ему не могли простить того, что он остался верным французам, которые помогли достичь величия нашей стране. В тот день, когда государство получило независимость, оно оказалось очень неблагодарным и несправедливым к своим лучшим сыновьям, а мой отец был как раз в их числе.
– Хадиджа, ты можешь теперь мне сказать, из какой страны ты приехала?
– Разве ты не понял, что я из страны, где самое чистое небо, самое яркое солнце и самое голубое, лазурное море, которого нет больше во всем мире, где морской берег с его солнечными, наполовину пустыми дикими пляжами протянулся более чем на две с половиной тысячи километров, страны, где сами руины давно погибших городов носят все те же прекрасные, грандиозные имена, сохранившиеся на протяжении веков.
– Так ты из Туниса?
– По отцу – да, он принадлежал к одной из самых богатых и знаменитых семей нашего государства, и он был ближайшим родственником последнего бея, низвергнутого со своего трона при провозглашении республики, но моя мать из Индонезии.
– Она еще жива?
– Да, она живет в одном из маленьких городков Туниса с моими младшими братьями и сестрами. Моя бабушка по матери тоже жива. В следующую луну ей исполнится девяносто шесть лет. Она родилась в Бали и была там одной из восьмидесяти четырех священных танцовщиц. Однажды мой будущий дедушка, который занимался торговлей лошадьми (он вывозил их на великолепных парусниках далеко от Туниса, в Индию и Индонезию), увидел, как танцевала моя бабушка. Ей было тогда четырнадцать лет. Он сразу же влюбился и украл ее. Был ужасный скандал, но ему все же удалось спрятать ее на одном из парусников, и они сразу же вышли в море. За это он был приговорен к смерти, впрочем, как и та, которая стала его женой. Ни он, ни она не смогли больше вернуться в Индонезию.
– Как романтично! – воскликнул Ален.– И это гармоничное смешение кровей и дало рождение Хадидже? Расскажи мне, пожалуйста, еще о твоей стране.
– За эту ночь я тебе достаточно рассказала.
– Хорошо, расскажи тогда о своей семье.
– Я рассказала тебе о ней все, что ты имеешь право знать.
– Тогда расскажи о твоем отце, которого ты так любишь.
На лице ее отразилось некоторое колебание, но затем оно словно осветилось изнутри теплым солнечным светом, и она стала рассказывать, с воодушевлением и любовью, я слова ее словно воспевали достоинства и заслуга человека, которого уже не было на этом свете.
– Отца моего звали Фети, что на нашем языке означает «спокойный мужчина». Он действительно умел быть спокойным и был достоин этого имени. Он всегда отличался справедливостью и каждому говорил то, чего тот заслуживал, поэтому часто его не очень любили. Он ценил людей по тому добру, которое они делали себе подобным. Он утверждал, что жизнь проходит согласно двум ритмам: один всегда за тебя, другой всегда против тебя, а следовательно, настоящая мудрость состояла в том, чтобы быть безразличным к тому, что происходит, действует ли это на благо человека или против него – это все приносит жизнь, уносит время.
Ален заметил:
– Мне кажется, что ты сумела унаследовать мудрость отца.
– Не знаю, удалось ли мне все это сохранить, но мой отец делал все возможное для этого, ведь я была его любимой дочерью. Вечером перед сном он подходил к моей постели и напевал мне мудрые стихи, которые я стараюсь удержать в памяти, поскольку они являются для меня главными наставлениями в жизни.
«Вот и прошла суета бела дня,
Не думай о прошлом, надежду храня.
Пусть не нашла ты любви у людей,
Заботься о честности жизни своей.
Мошенники, воры, служители зла
Темною ночью свершают дела.
Ночь подступает тихо, как кошка,
Будь осторожна с людьми, моя крошка».
– Не стоит ли сделать из всего этого вывод, что ты умеешь вести себя с людьми, как волшебная ночная красавица?
Но Хадиджа молчала. Он ждал напрасно. Смуглое, словно покрытое бронзовым налетом лицо красавицы вдруг превратилось в бесстрастную маску, глаза, казалось, созерцали далекие песчаные дюны, а полуоткрытые губы будто повторяли четверостишия, которые европеец не мог понять. Алену показалось, что, если он не прервет сейчас это молчание, оно будет тянуться вечно.
– Да, ты права, что не отвечаешь на мой вопрос, потому что ночь уже закончилась, и, в соответствии со стихами твоего отца, днем мы не такие, как ночью. Куда ты хочешь, чтобы я тебя отвез?
– Ко мне.
– На какую улицу?
– Какая разница, где я живу? Самая главная улица для меня отныне та, где мы встретились с тобой. Поехали, я буду показывать дорогу. Знаешь, я не люблю Париж днем. Мне больше нравится ночной город, с его молчанием, с его секретами и тайнами. Это наш город.
Они сели в машину, и он медленно тронулся с места. Еще тише, чем тогда, когда он ехал за ней, но на этот раз она сидела рядом с ним, справа от своего любимого мужчины, доверчивая и нежная.
