Вэл Корбетт - На первой полосе
На пресс-конференциях она поначалу засыпала интервьюируемого своими вопросами, и лишь набравшись опыта, поняла, что необязательно задавать так много вопросов, потому что полученные ответы могут использовать и другие журналисты. Лучше потом взять интервью у выступавшего на пресс-конференции один на один.
Она не была красавицей, но если начинала говорить с воодушевлением, ее угловатые черты лица, полные губы и темные глаза приобретали такую живость, что Лиз преображалась и могла затмить любую красотку. И даже когда была спокойна, в ее лице было нечто такое, что располагало к ней людей и вызывало на откровение.
Лиз убедил стать журналистом ее отец, страховой агент, сам когда-то питавший надежду добиться в жизни признания. Уже с начальной школы он требовал от нее только отличных оценок. Он был скуп на похвалы, и Лиз, чтобы получить его одобрение, занималась все усерднее. Ей понадобились годы, чтобы осознать — как бы упорно она ни занималась, и какой бы успешной ни была бы ее карьера, угодить отцу и наладить с ним хорошие отношения все равно не удастся. Она поняла, что он мучает не только ее, но и себя, и исправить это уже невозможно.
Мать пыталась внести теплоту в семейные отношения, но она была слишком нервной и забитой, и в семье понимали, кто здесь главный.
У Лиз не было сомнения в том, что ее честолюбие произросло именно из детского стремления произвести впечатление на отца.
Те же методы применялись для воспитания младшей сестры Лиз, Сары, но та решила, что такая игра не стоит свеч. Сара прикидывалась, что она глупее, чем была на самом деле и в конце концов отец от нее отступился. В двадцать лет она вышла замуж за самого богатого в округе молодого человека и заполнила свою жизнь воспитанием троих детей.
Когда Лиз из работницы местной малотиражки перепрыгнула в журналисты «Нью-Касл ивнинг пост», имеющей самый большой тираж в регионе, отец что-то проворчал насчет того, что ему жаль, что она не работает в какой-нибудь престижной газете.
Он настаивал, чтобы она обосновалась в Лондоне, но когда в возрасте двадцати трех лет она действительно стала там работать, он обозвал газету, где она была репортером, «дерьмовой газетенкой». Ну, может быть, таковой она и являлась, но ведь это уже была Флит-стрит!
С того момента, как Лиз стала работать в столичной газете, началась и ее дружба с Катей Крофт. С первого же дня знакомства их судьбы переплелись.
Лиз трудно было чем-нибудь поразить, но все же отдел новостей «Дейли грэфик» был огромен по сравнению с подобным отделом в «Нью-Касл ивнинг пост».
Она в нерешительности остановилась в распахнутых дверях. Появление постороннего человека в отделе новостей вовсе не являлось редкостью, никто не обратил на нее внимания, и поэтому Лиз смогла получше рассмотреть помещение.
Его обстановка свидетельствовала о бережливости руководства. Ряды старых деревянных письменных столов выстроились в строгие колонны. Множество старых вращающихся стульев уже отвращали свое и теперь служили прессами для кип бумаг. Высокий потолок и стены были желтыми от табака, а свет из окон еле пробивался сквозь толщу сигаретного дыма. Следы никотина ощущались и на темно-красном паласе, который лежал на полу в течение многих лет и сейчас был усеян карандашной стружкой, окурками, жвачкой и покрыт пылью от копировальной бумаги.
Освещение также вносило в обстановку желтый оттенок. Лампы дневного света были спрятаны в плафоны янтарного оттенка, и по меньшей мере одна из них постоянно мерцала.
Наблюдая за всем этим, Лиз делала вид, что читает рекомендательное письмо.
Покрытые пылью стопы газет, старые журналы, бывшие когда-то нужными записи эксклюзивных репортажей, материалы, которые давно следовало возвратить в библиотеку, лежали по всему полу. Некоторые бумаги были аккуратно сложены, другие, особенно те, которые валялись вокруг корзин для мусора, были измяты и брошены, что указывало на неумение персонала организовать свое рабочее место. Лиз пришла сюда примерно за год до того, как на Флит-стрит началась компьютеризация, и, стоя в дверях, она слышала стук печатных машинок и раздававшийся через регулярные промежутки времени звон кареток, возвращающихся на начало строки.
Позднее она обнаружила, что в это время суток большинство журналистов занимались самой важной творческой работой: подсчетом представительских расходов. С большой изобретательностью и выдумкой они превращали посещение закусочной с приятелем в обед в дорогом ресторане со знаменитостью, называя это «подготовкой будущей статьи».
Лиз удивилась и пришла в восторг, увидев за письменными столами немало женщин. Одна из них, с окрашенными в рыжий цвет волосами, которая по возрасту годилась Лиз в матери или бабушки, медленно прошла через весь отдел и, протянув загорелую руку в направлении урны, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, спросила: — Ты к нам на работу?
Лиз, смущенная ее недружелюбным тоном, невольно подалась назад, но решила, что если она будет выглядеть робкой, это не пойдет ей на пользу.
— Стюарт Робертс попросил меня прийти сюда, — она показала письмо. — Я Лиз Уотерхаус из «Нью-Касл ивнинг пост».
На женщину это произвело впечатление: — Сиди здесь, пока редактор отдела новостей не вернется с совещания. И не пугайся так — тебя пока еще ничего не просят делать.
По-прежнему с сигаретой в руке она медленно пошла назад, затем остановилась и кивком головы показала на коридор:
— Если приспичит — туалет вон там.
Лиз попыталась читать газету, она смотрела уже на четвертую страницу «Гардиан», когда осознала, что из-за дрожи в руках не может прочитать даже заголовок. Как раз в этот момент угловая дверь резко открылась, и вошла группа журналистов в белых рубашках, галстуках и мятых брюках. Тогда в отделе новостей, как это будет еще не раз в карьере Лиз, властвовали мужчины.
Через несколько секунд появился еще один. Он был ниже ростом, полнее и старше других, и он единственный был в пиджаке. Наблюдая за ним из дальнего угла помещения, Лиз поняла, что этот человек привык, чтобы ему подчинялись.
Стюарт Робертс, редактор отдела новостей, прошел туда, где, как решила Лиз, был его стол, и к нему сразу подошли люди. Когда он повернулся к Лиз, стекла его очков в стальной оправе сверкнули.
— О, к нам пожаловала Уотерхаус! — проревел он.
Лиз возликовала, что он запомнил ее фамилию.
— Здесь будет повеселее, чем в «Нью-Касл ивнинг пост». Вот что, Джонни Ренато сейчас в городе, и я думаю ты хочешь быть той счастливицей, которая возьмет у него интервью и спросит о его планах насчет женитьбы?
