Мэриан Кайз - Не учите меня жить!
— Угадайте, кого я встретила! — завопила она.
— Кого? — хором спросили мы с Карен.
— Дэниэла, — просияла она, — с его новой подружкой!
Своего лица я видеть не могла, но почувствовала, что бледнею.
— С его новой… кем? — прошипела Карен. Вид у нее тоже был не очень.
— Да, — зачастила Шарлотта. — Выглядел он классно. И, по-моему, искренне мне обрадовался…
— А какая она, эта сучка? — продолжала шипеть Карен.
Благослови ее господь! Она задала тот страшный вопрос, который я сама задать не могла.
— Прелестная! — воскликнула Шарлотта. — Хрупкая, маленькая; рядом с ней я чувствовала себя настоящей слонихой. И еще у нее густая шапка темных кудрей. Она прямо куколка, на Люси немножко похожа. Дэниэл по ней с ума сходит, видели бы вы его телодвижения…
— Люси не похожа на куколку, — перебила Карен.
— Нет, похожа.
— Нет, не похожа. Между коротышкой и куколкой большая разница, дуреха ты.
— Ну, лицо все равно похоже. И волосы, как у Люси, — не отступала Шарлотта.
— Ты вроде говорила, что она красивая, — фыркнула Карен.
Сначала я решила, что она фыркает с презрением, но когда фырканье перешло в шмыганье носом, плечи заходили ходуном, а потом послышались откровенные всхлипы, я поняла, что Карен плачет.
Счастливая! Ей, как брошенной, можно. У меня такого права не было.
— Подлый, вонючий, паршивый ублюдок, — голосила Карен. — Как он смеет быть счастливым без меня? Он должен был не знакомиться с другой, а понять, что не может без меня жить! Чтоб ему работу потерять, чтоб у него дом сгорел дотла, а сам он заболел бы сифилисом… нет, лучше СПИДом… нет, лучше пусть у него будут прыщи, он их ненавидит, и еще пусть он влетит в аварию, чтоб его гребаная тачка разбилась в лепешку, а член его пусть попадет в мясорубку, а еще пусть его арестуют за преступление, которого он не совершал, и…
В общем, обычный набор пожеланий для бывшего друга, который имел наглость встретить кого-то еще.
Шарлотта гладила ее по спине, успокаивала, а я просто ушла к себе. Никаких чувств к ней я не испытывала, потому что была занята исключительно собой.
Я была в шоке.
Только что я бесповоротно осознала, что влюблена в Дэниэла.
Поверить в собственную глупость было столь же трудно, как и в собственную недальновидность. Некоторое время я думала, что он мне нравится; возмутительная беспечность. Но влюбляться, тем более любить — по меньшей мере недомыслие!
И подумать только, как все эти годы я смеялась над другими женщинами, что влюблялись в него! Мне и в голову не приходило, что со мной случится то же самое. Несомненно, жизнь преподала мне жестокий урок: не смейтесь, да не осмеяны будете.
Я не могла мыслить здраво, ибо теряла остатки разума от острой, как боль, ревности.
А еще хуже ревности был страх, что я потеряла Дэниэла навсегда. Он так давно уже ни с кем, кроме меня, не встречался, что я начала думать о нем как о своей собственности. И сделала самую большую глупость, какую только можно придумать: позвонила ему. Он один мог унять мою боль, пусть даже он сам мне ее причинил.
Необычная, согласитесь, ситуация: плакать у друга на плече о своем разбитом сердце, тогда как тот, на чьем плече плачешь, сам это сердце и разбил. Но я никогда ничего не делаю по-человечески.
— Дэниэл, ты один? — спросила я, ожидая, что он ответит «нет».
— Да.
— Можно я сейчас приеду?
Он не сказал ни: «Уже поздно», ни «Что тебе надо?», ни «А до завтра отложить нельзя?»
Вместо этого я услышала:
— Я сам за тобой приеду.
— Нет, — отрезала я. — Возьму такси. Я ненадолго.
— Ты куда? — засекла меня Карен, когда я попыталась незаметно выскользнуть на лестницу.
— По делу, — несколько вызывающе ответила я. Несчастье придало мне смелости.
— По какому?
— По личному.
— К Дэниэлу, что ли?
То ли она такая проницательная, то ли у нее паранойя и навязчивые мысли…
— Да, — не пряча глаз, отрезала я.
— Идиотка несчастная, с ним тебе ничего не светит!
— Знаю, — кивнула я, шагнув к лестнице.
— И все равно идешь? — опешила она.
— Да.
— Ни-ку-да-ты-не-пой-дешь, — отчеканила она.
— Еще чего!
Я успела спуститься на три пролета, и хамить оттуда было существенно легче.
— Я запрещаю тебе! — крикнула сверху Карен.
— А я все равно пойду.
От ярости она чуть было не упала вниз.
— Не хочу, чтобы ты увидела, в какую лужу села, — наконец выдавила она.
— А по-моему, увидеть меня в этой луже тебе будет приятно.
— Возвращайся сейчас же!
— Отстань, — храбро вякнула я и пошла дальше.
— Я тебя дождусь! — завопила она. — Попробуй только не прийти ночевать…
84
В такси по дороге к Дэниэлу я решила, что единственное, что я могу сделать — сказать ему, почему мне так плохо (вопреки греческому хору внутренних голосов, на все лады умолявших меня не делать этого).
«Ты же знаешь: нет ничего глупее, чем говорить мужчине, которого ты любишь, что ты его любишь! — скорбно взывали они. — Особенно если он не любит тебя».
«Знаю, — раздраженно отвечала им я. — Но у нас с Дэниэлом все иначе. Он мой друг, он отговорит меня. Он сам расскажет, как ужасно обращается со своими девушками».
«Пусть тебя отговаривает кто-нибудь другой, — пели голоса. — Вокруг полно людей, зачем тебе нужен именно он?»
«Он утолит мою боль, сделает так, чтобы мне стало легче».
Ох, как я понимала эти викторианские выдумки в духе Джейн Остин: «Он никогда не должен узнать, как сильно я люблю его: я не вынесу его жалости». В особенности если человек не страдает порядочностью и может высмеять тебя, а то и разболтать все приятелям во время очередного мужского разговора. Но ко мне это не относится, решила я. С Дэниэлом гордость мне ни к чему.
Когда он открыл мне дверь, я была так счастлива его видеть, что у меня екнуло сердце.
Я бросилась ему на шею; у дружбы много преимуществ, отказываться от которых только из-за того, что у него появилась новая девушка, я не собиралась.
Поэтому я прижалась к нему, и он, надо отдать ему должное, прижал меня к себе еще сильнее.
Наверно, он подумал, что я веду себя крайне странно, но, будучи воспитанным человеком, продолжал в том же духе. Ладно, сейчас я ему все объясню, решила я, но пока с места не двигалась. Он пока что мой друг, а значит, пока нет ничего дурного в том, что он меня обнимает. А я могу на минуточку представить себе, что он мой любовник…
— Дэниэл, прости меня, но мне так нужно, чтобы ты оставался моим другом.
Разумеется, это вранье, но не могла же я сказать: «Дэниэл, прости меня, но я так хочу выйти за тебя замуж и родить тебе много детей»?
