Лейла Мичем - Перекати-поле
— Я вам не верю, — выдохнул Деке.
— А вам и необязательно верить. Главное — чтобы поверили присяжные. А теперь, если Паула не будет возражать, я бы хотел, чтобы вы отвезли меня к Рэнди. Можете не брать с собой мой стакан для воды. Я с радостью предоставляю вам образцы своих отпечатков пальцев. И еще, Деке, все это никак не должно отразиться на вас. Тогда, в 1985 году, у вас не было доказательств, что мы с Треем были виновны в смерти Донни Харбисона.
Деке бросился к двери и преградил Джону дорогу. Он поднял вверх руки.
— Я не могу позволить, чтобы вы сделали это. Когда убили Трея, вы были на мессе. У вас есть алиби.
— Но не на первые пятнадцать минут после ее начала. Отец Филипп может подтвердить, что на мессу я опоздал.
— Но вы же его не убивали, — простонал Деке.
— Однако мое признание и та самая коробка с вещественными доказательствами подтвердят, что это сделал я.
Глава 65
Представители газетной братии все еще стояли лагерем на парковке перед управлением шерифа округа Керси, когда туда на своих машинах подъехали Джон и Деке. С появлением известного в округе священника и бывшего шерифа в воздухе запахло свежим материалом для новостей, и не успели те захлопнуть двери своих автомобилей, как у них перед носом вырос с десяток микрофонов. Джон с Деке пробрались сквозь них и направились к двойной стеклянной двери, время от времени бросая в сторону спешащих за ними репортеров короткое:
— Без комментариев.
Рэнди молча слушал признание Джона с открытым от благоговейного трепета ртом. Коробка с запечатанным пакетом собранных Деке вещественных доказательств по делу 1985 года, которую шериф не успел вернуть в хранилище, так и стояла у него на столе. В кабинете были только он и Деке. Двое его помощников ушли на обед.
— Все это находится здесь, верно, Деке? — спросил Джон, показывая на четко подписанную коробку.
Лицо Деке скривилось в гримасе, и он кивнул.
Рэнди начал постепенно оттаивать, выходя из своего замороженного состояния. Он крепко зажмурился, а потом поднял руки вверх, как человек, который сдается, но все равно ожидает, что в него выстрелят.
— Я хочу уточнить, правильно ли я вас понял. Вы сейчас признаетесь в том, что застрелили Трея Холла, отец Джон.
— Совершенно верно. У вас на руках есть все улики, чтобы арестовать меня. У меня был мотив и возможность. Уилл Бенсон невиновен.
— Ваш сын.
— Мой сын.
Рэнди ухмыльнулся.
— А ружье где?
Деке весь обратился в слух. Он ждал этого вопроса.
— Что?
— Ну, ружье. Орудие убийства. Где оно?
— Я… его выбросил.
— Куда?
— Где-то в прерии.
— У вас было ружье калибра .30-30, отче? Зачем?
Джон выглядел сбитым с толку. Деке и Рэнди переглянулись.
— Вот что я вам скажу, — заявил Рэнди, поднимаясь, словно ему стало трудно дышать. Он поправил свою кобуру в более удобное положение. — Мне нужно поехать в Амарилло, чтобы проанализировать образцы ваших отпечатков, потом — обратно. — Он сунул в коробку с вещественными доказательствами бумажный пакет, в котором лежал стакан с монограммой. Деке все-таки привез его с собой, чтобы избежать неловкости и у Джона в управлении шерифа не пришлось снимать отпечатки пальцев. — Если ваши отпечатки подтвердят ваш рассказ насчет причастности к смерти мальчика Харбисонов, я все равно не успею оформить все бумаги и сделать запрос по поводу ордера на ваш арест раньше обеда завтра. Мэвис Бартон, наш мировой судья, утром по средам делает прическу и маникюр, и упаси меня боже потревожить в это время ее величество. Так что езжайте-ка вы домой, отче, а я пока вместе с окружным прокурором попытаюсь разобраться во всей этой путанице. К тому же, думаю, что вам с Харбисонами есть что обсудить.
Как только Джон вышел в коридор, Деке отвел Рэнди в сторону.
— Насчет вашей беседы с окружным прокурором, шериф, — сказал он, понизив голос. — Я был бы тебе очень обязан, если бы эта часть признания Джона осталась строго между вами до тех пор, пока не появится абсолютная необходимость обнародовать это для широкой публики.
— Я так и сделаю, можешь мне поверить. Я этими штучками уже сыт по горло. У Джона может быть самый шикарный мотив, но, если это он убил Трея, то пропади я пропадом на этом самом месте. В его рассказе зияют такие дыры, что можно проехать на фургоне с прицепом. Однако я хочу, чтобы ты взглянул на то, что Трей написал непосредственно перед своей смертью и оставил на столе у Джона.
Он отпер ящик стола и вынул оттуда пластиковый пакет для вещественных доказательств, в котором лежала развернутая записка. Деке быстро прочел короткое сообщение. «Это для детей. Я ухожу, Тигр. Я передумал и решил ничего этого не затевать. Верю, что ты будешь сохранять молчание, как делал это всегда. Убереги мое имя от этого унижения. Буду благодарен, если ты помолишься обо мне. Люблю тебя до последнего. Трей».
— Боже мой, — протянул Деке.
— Эта записка подтверждает рассказанное Джоном. А тут еще собранные тобой доказательства и вероятность совпадения его отпечатков с отпечатками на шнуре… — На Рэнди было больно смотреть. — Даже при наличии еще двух подозреваемых, сознавшихся в этом преступлении…
— …Джон все равно может оказаться крайним, — закончил за него Деке.
— Молюсь, чтобы у него оказался хороший адвокат.
Чтобы избежать встречи с репортерами, вооруженными камерами и микрофонами, Деке перед выходом из здания управления попросил Джона подождать его чуть дальше на дороге, прежде чем тот уедет в Дом Харбисонов, а сам он отправится на встречу с Лоуренсом Стэттоном.
Когда этот мужчина в строгом черном костюме вышел из своего «сильверадо», Деке невольно сравнил его с подростком, выскакивающим из своего старенького пикапа в фирменной спортивной куртке во времена, когда его светлое будущее расстилалось перед ним, словно раскатанная красная ковровая дорожка. Но если бы не тот роковой ноябрьский день и если бы Трей Дон Холл не испортил все так безнадежно, носил бы Джон сейчас черно-белые одежды священника? Возможно, он позировал бы для фото после выигрыша Суперкубка НФЛ… Впрочем, не важно. Какой бы путь ни был выбран, Джон Колдуэлл все равно шел бы к цели по той же самой красной дорожке.
— Джон, я должен вам кое-что сказать, — начал Деке, когда они встретились между своими машинами.
Печать боли и страха Джона перед тем, что ему предстояло сделать, приехав в Дом Харбисонов, была видна на его лице так же четко, как отражение Деке в сияющих сковородках его Паулы.
