Мариус Габриэль - Маска времени
– Дай мне время сосредоточиться, дитя мое. – Эвелин, справившись с болью, отпустила руку Филиппа. – А сейчас мне надо пойти посмотреть, как Уоллас управляется с сотами. Оставляю вас в обществе друг друга почти на целый день. Поговорим после обеда.
Эвелин пошла в сад, и спина ее по-прежнему оставалась безукоризненно прямой.
– По-моему, она рассердилась, – предположила Анна.
– Нет. Просто хочет все обдумать.
– Как ты считаешь, что она знает?
– Дай ей время, и мы все узнаем. Успокойся.
– Легко сказать «успокойся». Я так нервничаю.
– Послушайся моего совета, – произнес Филипп, коснувшись руки Анны. – Не торопи ее: Эвелин явно что-то знает и скажет, когда настанет время. Иначе она уйдет в себя и спрячется, как улитка в раковину.
Анна рассмеялась неожиданному сравнению.
– Пожалуй, ты прав. Хорошо, постараюсь быть хладнокровнее.
– Пойдем прогуляемся пока.
Поместье Грейт-Ло было расположено на высоком холме, поэтому небо здесь казалось необъятным. Внизу до самого горизонта расстилались поля и луга, а дальше шел густой лес. Среди долины, извиваясь, как змея, бежала река Тайн, устремляясь к морю.
Ветер, словно гигантская метла, пригибал к земле траву. Собаки Эвелин весело бежали впереди, задрав хвосты.
Анна крепко держалась за руку Филиппа, пока они спускались вниз по холму.
– Как ты все-таки думаешь, он жив или нет?
Филипп понял, о ком идет речь: эту тему они обсуждали постоянно.
– Он родился в 1917 году, значит, сейчас ему должно исполниться семьдесят пять лет. Немало людей в этом возрасте ведут активный образ жизни. Пожалуй, он может быть жив.
– Знаешь, что меня беспокоит больше всего? Я никак не могу избавиться от мыслей.
– Каких?
– Что он лежит сейчас где-нибудь в больнице, тихо умирает и даже не знает, что мы ищем его.
– Не будь смешной, – улыбнулся в ответ Филипп.
– Надеюсь, скоро мы все узнаем. Хотя я иногда думаю, что мы никогда не найдем Джозефа.
– Но мы используем каждый шанс и все свои силы в этом деле, Анна.
Задыхаясь от быстрого бега, она оказалась у подножия холма в крепких объятиях Филиппа.
– Но почему Эвелин против моих поисков?
– Мне это понятно.
– Из-за того, что привыкла к тому, что она моя бабушка, а Дэвид – отец мамы, да? Просто она не хочет перемен?
Собаки нетерпеливо крутились вокруг, словно желали выяснить, что произошло. Филипп поднял палку, забросил ее подальше в кусты, и они с радостным лаем бросились за ней.
– Необязательно так. Анна.
– Но мне надоело смотреть на фотографии этого голубоглазого выродка в серебряных рамках. Дэвид был голубоглазым блондином с квадратным, типично английским лицом. Но мама с черными волосами и смуглой, как у цыган, кожей совсем не похожа на него. А я – вообще ни на кого не похожа. В дневнике Кандида описывает Джозефа как человека с темными волосами и славянским типом лица. Ведь должна была проявиться разница между голубоглазым типичным англичанином и темноволосым русским евреем в их детях? И ты не можешь убедить меня в том, что мне должно быть все равно, кто мой отец – предатель или страдалец.
– Успокойся. Пулитцеровскую премию за это расследование тебе все равно не дадут. Но твои чувства вполне понятны.
Собаки с лаем выскочили из кустов, и Анна хотела забрать у одного из псов палку, как вдруг в ужасе закричала.
– Филипп! Сделай же что-нибудь! Пожалуйста!
В слюнявой пасти одного из псов бился кролик. Анна закрыла лицо руками, и слезы брызнули из глаз. Филипп бросился к собаке.
Когда Анна опустила руки, то увидела, что Филипп держал в руках безжизненное тело кролика. Головка запрокинулась, солнце просвечивало рубиновым светом сквозь длинные прозрачные уши.
– Пока тащил его из пасти собаки, я сломал ему шею, – извиняясь, пояснил Филипп.
Животные сгрудились у ног Филиппа, сгорая от нетерпения получить назад добычу.
– Не давай, не давай им его! – взмолилась Анна.
– А что же делать? Похоронить кролика? – с сомнением спросил Филипп.
Но он все-таки зашел в кусты и оставил там мертвого зверька, пока Анна пыталась удержать разъяренных псов.
– Лисица или ласка все равно съедят его до темноты. Сегодня у них будет замечательное английское чаепитие, – спародировал Филипп английский акцент, заставив Анну улыбнуться.
– Ты думаешь, бабушка права? – неуверенно спросила Анна. – Неужели кто-то пытался помешать маме в ее поисках Джозефа Красновского? Это по-настоящему пугает меня. Не могу представить себе, кто это мог бы быть. Кому пришло в голову так жестоко обойтись с женщиной только из-за того, что она пытается найти своего отца.
Филипп взял Анну за руку.
– Я здесь, чтобы защитить тебя. И если поблизости снова появится какой-нибудь сумасшедший, то во второй раз ему так просто не уйти.
– Верю, – еле сдерживая смех, ответила Анна. Филипп казался таким надежным, таким сильным, что Анна впервые ощутила себя защищенной. Именно это она видела в своих снах и теперь поняла, что ее любовь постепенно перерастает в настоящую страсть.
– Иногда я думаю, почему я влюбилась в тебя. Наверное, от чувства надежности, которое исходит от тебя, от всего твоего облика. Ты для меня – воплощение отцовства.
– Надеюсь, не совсем так. – Филипп привлек Анну к себе.
В ответ она нежно провела кончиками пальцев по его губам.
– Твой рот кажется очень жестким, а на самом деле губы мягкие и теплые. – Анна со страстью ответила на поцелуй Филиппа.
Она по-прежнему побаивалась и стеснялась своего возлюбленного. Даже влюбленный, Филипп сохранял между ними дистанцию. После прочтения дневника Анна открыла для себя, как близки и похожи они были в поиске, идя к цели одной дорогой. И в то же время какая-то загадка была в этом человеке.
Даже когда они занимались любовью. Анна ощущала, что Филипп сейчас не с ней, а где-то еще. Это делало тело Уэстуорда холодным и чувственным одновременно.
Анна попыталась освободиться от объятий, стесняясь своей страстности.
– Прости.
Но Филипп еще сильнее прижал ее к себе и поцеловал в висок.
– От тебя всегда такой потрясающий запах.
– О, Филипп… – Она закрыла глаза, когда Филипп принялся целовать ее веки, чувствуя, как ее охватывает дрожь.
Анна никогда не ощущала такого эротизма в простом поцелуе. Филипп целовал ее, а казалось, будто совершается сам акт любви, словно он что-то пил прямо из ее губ, и душа ее сама раскрывалась навстречу ему.
Филипп начал расстегивать жакет и уже коснулся ее грудей. На ней не было бюстгальтера, поэтому она вздрогнула от прикосновения. Соски тут же стали твердыми, а тело вновь пронзило желание.
Собаки продолжали яростно лаять. Неожиданно Анна отстранилась от Филиппа, прошептав:
