Эйлин Форрест - Самый длинный выходной
— Давай не будем жениться, — часто повторял Джоэль. — Я ведь недавно уже просил тебя не выходить за меня замуж? Неужели тебе хочется вести жизнь среди закладных…
— Мышеловок и нафталиновых шариков, — добавляла Эйлин.
— Поливальных машин, водоподогревателей и корзин для мусора.
— Счетов и грудных младенцев.
— Прачечных и потерянных библиотечных билетов.
— Подоходного налога и глажки белья.
— Ты знаешь, о чем я думаю, — говорил Джоэль.
— Что, ты опять думаешь?
— Я думаю, что люди должны жить в палатках и автоприцепах, и абсолютно ничего не должно принадлежать им. И тогда, когда хотят, они смогут отправиться в Стамбул, Владивосток или Лос-Анджелес.
— Неужели? — отвечала очарованная Эйлин.
— Когда я окончу мединститут, а ты получишь лицензию преподавателя, мы сможем на несколько лет поехать в Африку. Я хотел бы стать знахарем. Знахарство, возможно, гораздо более эффективно, чем лекарства и хирургия. Затем я стану лечить всех этих глупых богатых женщин с их воображаемыми недугами и зарабатывать миллионы. После этого мы купим замок в Хайлендах с центральным отоплением и чудесным видом на озеро. Из автоприцепа в замок, но без всяких хижин на промежуточном этапе!
Эйлин за все время их знакомства не удалось ничего узнать о его семье. Иногда, в зависимости от настроения, в рассказах Джоэля его отец выступал то цыганским графом, то профессором, открывшим секрет вечной жизни. А его мать представала то старой крестьянкой, общающейся с потусторонним миром, то всемирно известной оперной певицей, вышедшей на пенсию и живущей инкогнито, а то красавицей-шпионкой, нанятой русскими следить за американцами.
— Мы никогда не знаем, не услышим ли мы в полночь стук в дверь, и не представит ли нам ультиматум тайная полиция четырех стран, — выразительно говорил Джоэль.
— У тебя, должно быть, бывают кошмары по ночам?
— Кошмары? У меня бывают такие кошмары, по сравнению с которыми кошмары других людей можно считать приятными снами. Только ты можешь спасти меня.
Иногда Эйлин думала про себя, что он, возможно, стыдится своих родителей — быть может, его отец содержит кондитерский магазин или работает в банке, или делает что-то такое, что Джоэлю кажется невероятно скучным.
Джоэль водил Эйлин на каток, в бассейн и на длинные, длинные прогулки. Иногда он позволял ей навещать его на квартире, но, когда Эйлин предлагала приготовить ужин, он предпочитал обходиться фруктами, сыром и помидорами.
— Пища, — говорил он, — мешает работе мысли. Я приберегу радости гурманства для старческих лет.
Кроме всего прочего, он терпеть не мог приходить к ней домой, делал это лишь под давлением и вел себя там либо довольно вызывающе, либо подчеркнуто равнодушно. Эйлин не знала, какая его манера поведения смущает ее больше — когда он показывает свою непокорную сущность, приводя ее родителей в изумление, или, когда скованно сидит на софе, отпуская дежурные замечания насчет погоды, системы образования и политической ситуации.
— Я являюсь представителем новой жизни, а они боятся действительности, — с вызовом говорил он.
— Ты не прав, — возражала Эйлин.
— Они боятся меня, который представляет новое, — хвастался Джоэль.
— Это изречение построено на логике, — говорила Эйлин, — а я думала, что ты презираешь логику.
— Логика — это прибежище тугодумных людей.
Его посещения делали Эйлин несчастной и раздражали ее. Она хотела, чтобы люди, которых она любила так сильно, понравились друг другу. Но больше всего выводило ее из себя то, что, когда Джоэль не строил из себя идиота, его идеи были в общем сходны с идеями ее родителей. Ему просто нравилось шокировать их. В их обществе он вел себя по-детски и раздражал всех, но вне сомнения, — философски рассуждала Эйлин, — он должен это перерасти.
Если бы он поговорил с ними так, как он иногда говорит с ней — серьезно, — о своей работе, о книгах, которые читал.
— Я не хочу быть одним из тех безграмотных врачей, которые никогда не читают ничего, кроме «Журнала британской медицинской ассоциации», — говорил он ей. — Ты должна воспитывать меня, милая.
И Эйлин послушно давала ему читать свои любимые романы. — А я думала, ты презираешь искусство.
— Иногда, — отвечал Джоэль, — тебе нужен кто-то, кто бы сказал тебе, что Луна сделана из зеленого сыра, для того, чтобы сподвигнуть тебя выяснить, из чего же она сделана на самом деле. Я делаю резкие замечания в адрес искусства для того, чтобы услышать от людей, что же это такое на самом деле.
Непредсказуемость Джоэля приводила Эйлин одновременно в восторг и в отчаяние. Ей, привыкшей к людям, которые изо дня в день являли миру одно и то же лицо и всегда боролись за рационализм во всем, приходилось иметь дело с человеком, который гордился тем, что являл собой нечто обратное. Она никогда не знала, как он себя поведет — вообще никогда не знала, состоится ли их очередная встреча, поскольку пунктуальность тоже, согласно Джоэлю, была прибежищем тугодумных людей.
Он крайне редко приходил куда-либо вовремя, а однажды, когда Эйлин, уже одетая и готовая к выходу, с беспокойством ходила из угла в угол по квартире в ожидании его прихода, он вдруг позвонил ей и сказал:
— Догадайся, где я, моя прелесть. Я в Хайлендах. Если быть точным, в Авьенморе.
— Что?!
— Во время ленча я познакомился с человеком, который направлялся туда на машине, и я не мог устоять против искушения.
— Поздравляю, — произнесла Эйлин грустным тоном, понимая, что уикэнд окончательно потерян.
— Ты сердишься? Ты правда очень, очень сердита на меня? Ну так давай, сделай мне выговор.
Эйлин была воспитана на уважении прав других людей, и это пришло ей на помощь.
— Я абсолютно не вижу причины, почему бы тебе не поехать в Авьенмор, если тебе захотелось. Я ведь тебе не сторож.
Возникла пауза.
— Благодарю тебя. Это действительно очень мило с твоей стороны.
Эйлин могла бы и накричать на него. Она ждала извинений, каких-нибудь экстравагантных объяснений, но он сказал только:
— Скоро увидимся.
— Возможно, — огрызнулась Эйлин, швырнув трубку.
Встретившись с Джоэлем после этого случая, она вспомнила совет своей матери: «Если сомневаешься, лучше извинись». Поэтому она сказала:
— Прости, что я тогда была резка с тобой.
— Была резка?
— Я бы не вспоминала об этом, если бы это было не так… — глубоко тронутая, возразила Эйлин.
— Ну, я думаю, ты должна была рассердиться на меня. Я вел себя с непростительной безответственностью.
Эйлин подозрительно посмотрела на него. Может быть, он снова пародирует ее родителей?
