Донна Кауфман - Буря в раю
Эйприл медленно повернулась лицом к нему.
– Что я такого сказал? Что вас напугало?
В его глазах Эйприл прочла искреннюю тревогу. И никаких скрытых мотивов. Внутренний голос твердил ей, что это слишком опасно. Она никому не должна доверять! Но Эйприл не хотела слушать. Ей нужно на кого-нибудь положиться. Она умрет, если не доверится ему.
– Простите. Вы ни в чем не виноваты… вы просто не знали…
– В чем я не виноват? Вот уже второй раз после каких-то моих слов вы застываете как статуя! Что вас так пугает?
– Да ничего… Просто глупость… – Эйприл тянула время, стараясь подготовиться к встрече с нежеланными воспоминаниями.
– Что такое, Эйприл? Объясните же мне, в чем дело, чтобы это не повторялось. – Он снова сжал руки в кулаки, так хотелось ему до нее дотронуться. – Вы можете мне доверять.
Эйприл откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза. Джек отодвинулся, инстинктивно почувствовав, как трудно для нее это признание.
– Мой отец… он всегда меня так называл.
– Как? – Джек нахмурился, припоминая, что говорил ей только что. – «Mi cielo»? Но чем вас так пугает обычное мексиканское выражение?
Лицо Эйприл на мгновение исказилось, словно от боли.
– Простите. Он… его уже нет?
– Что вы! Живет и здравствует. Да, он меня так называл. Много лет назад.
Голос ее дрогнул, глаза затуманились дымкой воспоминаний, на лице читалась скорбь, которую, если бы не ее слова, Джек без колебаний отнес бы к умершему. И внезапный гнев охватил его – гнев при мысли о том, что он бессилен перед ее горем.
Пусть Джек не мог изменить ее прошлое, он страстно желал хотя бы утешить и успокоить ее в настоящем!
– Вы позволите мне к вам прикоснуться?
Эйприл подняла глаза, несомненно, удивленная такой просьбой, а затем чуть-чуть, еле заметно кивнула.
Он протянул руку к ее роскошным волосам, нежно провел пальцем по щеке, затем осторожно привлек ее к себе. Тело Эйприл напряглось, но Джек прошептал ей на ухо:
– Все хорошо, Эйприл. Доверьтесь мне. Позвольте мне обнять вас.
Эйприл доверчиво прильнула к его плечу, и Джек испытал радость, не выразимую никакими словами.
Он понимал, что Эйприл нужно выговориться. Возможно, она даже хочет заговорить, но не знает, с чего начать. Что до самого Джека, он готов был сидеть так хоть целую вечность. Дрожащими от волнения пальцами он поправил черную прядь, выбившуюся из ее затейливой прически. Он готов был отдать жизнь, чтобы узнать, о чем она сейчас думает, что вспоминает'? Что сделал с ней отец? И где, черт возьми, была в это время мать?
В голове у Джека вертелось еще с дюжину вопросов. Он мысленно проклял свой неутомимый охотничий инстинкт, хотя в глубине души понимал: его желание знать, что кроется в прошлом Эйприл, вызвано отнюдь не репортерскими привычками.
– Если вы хотите с кем-нибудь поговорить, я здесь, – прошептал он, вдыхая свежий и сладкий запах ее волос, и почувствовал, как Эйприл напряглась и слегка отстранилась от него.
– Мне пора идти, – прошептала она, словно делилась с ним какой-то тайной.
– Подождите, Эйприл!
Вместо ответа она отодвинулась на другой край дивана и повернулась к нему, тщетно стараясь укрепить на лице обычную маску профессиональной вежливости.
– Мы ведь так и не решили, что делать с вашей платой.
Эйприл отшатнулась, словно получила пощечину. Джек мгновенно сообразил, что сказал глупость – да еще какую! Теперь она решит, что его нежность и забота вызваны лишь холодным расчетом! Джек лихорадочно искал, что сказать, пока она, кипя от гнева, не убежала прочь.
– Простите, я не это хотел сказать… Да бог с ним, с этим договором! Забудьте о нем. – Он вздохнул и досадливо провел рукой по волосам. – Извините. Я просто хотел попросить, чтобы вы немного побыли со мной.
Гнев в глазах Эйприл сменился нерешительностью. Джеку стало стыдно, но он тут же подавил неуместное чувство вины. Сейчас главное – чтобы она согласилась. А позже он может хоть отхлестать себя по щекам за недостойные методы! Черт возьми, если она согласится, он позволит ей себя поколотить!
– И никаких фотокамер. Будем наслаждаться природой, отдыхом и обществом друг друга. – Эйприл нахмурилась, словно обдумывая его предложение. – Только выкройте время, а уж развлечения я обеспечу!
Эйприл широко раскрыла глаза, и Джек едва не рассмеялся, сообразив, в каком смысле она поняла его последнюю фразу.
– Нет, не такие развлечения, – успокоил он ее, широко улыбаясь. – Но ход ваших мыслей мне нравится!
Эйприл почти улыбнулась в ответ: по крайней мере, уголки ее губ приподнялись, и сердце Джека тут же забилось как сумасшедшее. Черт возьми, ну и попал он в переделку!
– Ну хорошо, – не слишком уверенно ответила она. – Но, возможно, я смогу освободиться лишь через несколько дней. Какое время вы предпочитаете?
– Не знаю. Как вам удобнее. Скажем, во второй половине дня? Думаю, гостиница не развалится, если вы исчезнете на три-четыре часа.
Эйприл улыбнулась – и Джек почувствовал, что эта улыбка вознаграждает его за все перенесенные страдания.
– Вы не представляете, что может произойти в гостинице за три минуты, не то что за три часа! – Джек хотел было что-то сказать, но Эйприл остановила его движением руки. – Я постараюсь. Договорились? – Она протянула ему руку.
– Договорились. – Джек сжал ее руку в своей и слегка потянул, заставив Эйприл чуть придвинуться к себе. Затем, не сводя глаз с руки, повернул ее ладонью вверх, медленно наклонил голову и поцеловал узкую нежную ладонь.
Подняв голову, он встретился с Эйприл взглядом. Несколько минут – или целую вечность – мужчина и женщина глядели друг другу в глаза. Только стук их сердец нарушал гулкую тишину.
Мало-помалу рука Эйприл выскользнула из его руки. Она поднялась и на дрожащих ногах повернулась к дверям.
Однако залитая солнцем лужайка больше не манила ее. Теперь в буйной зелени Эйприл чудилось что-то опасное. Мир за порогом был полон скрытых подводных камней, и только здесь, в объятиях Джека, Эйприл чувствовала себя в безопасности.
Вспомнив о словах сенатора Смитсона, Эйприл поняла, что опасения ее не столь необоснованны, как кажется. Кто знает, что ждет ее впереди? Может быть, новая боль, новые унижения?
Взявшись за дверную ручку, Эйприл обернулась. Джек стоял и смотрел на нее: радость и тревога смешались в его удивительных зеленых глазах.
Если она останется здесь, думала Эйприл, Джек защитит ее от боли и унижения. По крайней мере, попытается. Но кто сможет уберечь ее от иной боли – боли разбитого сердца?
Джек молча проводил Эйприл взглядом, затем одним глотком опрокинул в себя остаток пива и поднялся с кушетки. Итак, у Эйприл Морган какие-то проблемы с отцом. Настолько серьезные, что она застывает, как соляной столб, стоит кому-нибудь назвать ее любимым отцовским словечком.
