Глория Нейджи - Дом в Хамптоне
Донни засмеялся и нежно взял ее руку в свои ладони.
— Ну, довольно, моя девочка. Маленький свирепый воин, готовый драться за своего мужчину. Я тронут.
Губы Дженни задрожали от досады за свои слова. «Слишком много эмоций!»
— Донни, я знаю, ты порядочный человек. И ты будешь со мной искренен. Пожалуйста, не относись ко мне снисходительно, свысока. Поверь, она окрутит тебя, ты не успеешь и опомниться. Она уже много сделала для этого сегодня ночью, и ты прекрасно это понимаешь. Не лги ни мне, ни самому себе.
Донни взглянул на жену, пытаясь выглядеть твердым. Ее слова тронули его до глубины души, тем более что это было правдой и тем более что он сам не хотел, чтобы это оказалось правдой. Он молчал. Дженни знала его слишком хорошо. Он молчал, и молчание подтверждало справедливость ее слов.
— Скажи, ты же не сделаешь этого? — Дженни до боли прикусила губу.
Она не хотела плакать, но слезы текли по ее щекам. Донни опустился на колени перед ней и взял ее руки в свои. Первые лучи солнца коснулись темного летнего неба.
— Нет, малыш. Я обещаю тебе. Я не хочу и не буду огорчать тебя.
Дженни часто закивала головой.
— Я не вынесу этого, Донни, нет!..
Донни поцеловал ей руки. Язва напомнила о себе вновь. Да, это судьба. Рок. Это не милая шутка. Сладкая мечта, которая, оказывается, никогда не умирала. Она вернулась, чтобы снова мучить его. И, черт возьми, он готов пойти на эти муки. Дженни права, ей и в самом деле что-то необходимо. Он тоже хотел этого. Он страстно, безумно желал ее. Боже! Какое блаженство глубоко войти, погрузиться в этот сочный, благоухающий кратер любви!
Будто юношеские мечты вернулись к нему. И вновь мучили и терзали его, причиняя нестерпимую, сладкую боль. Да, он готов пойти на это.
Шесть часов утра. Спальня Рикки Боско. Мэтч занимается с ним французской любовью. Окна раскрыты настежь, и слышно, как ветер поднимает волны в пруду. В пруду, который принадлежит Рикки. Кричат гуси.
Мэтч примостилась в конце кровати между ног Рикки. От удовольствия он постанывает. Голова ее начинает двигаться быстрее. Она знает, когда следует ускорить темп. Она изучила каждый сантиметр его тела, все его секреты…
— О, малыш! Замечательно! Давай еще! Еще!..
Откусить его к черту — вот что она хочет. Она знает, что не ее горячий язык больше всего заводит его, а та голливудская киска. Это точно. Когда она подошла к ним, то поняла, что поступила опрометчиво. Почти глупо. Рикки смутился и покраснел, как помидор. Он не мог связать и двух слов.
— Привет. Меня зовут Катарина. Я так рада наконец-то познакомиться с вами. Джой так много рассказывал о вас, что мне кажется, будто мы давно знакомы. Какие красивые места здесь! Просто созданы для отдыха.
Потом она помогала Флоренсии готовить чай. Флоренсия, похожая на маленького чертенка, плохо говорила по-английски, коверкая слова. Рикки терпеть не мог, когда Мэтч на равных разговаривала с ней. Но Мэтч нравилась эта женщина. Она была естественной и реальной. В отличие от этих богатых уродов.
Мэтч лучше Рикки знала мир богатых. Занимаясь массажем, она годы провела бок о бок с ними. Каталась на их собственных лифтах и летала на их самолетах. Она прекрасно знала, что чувствуешь к концу нескончаемого рабочего дня. Два часа в сабвее, а потом девять часов непрерывного растирания дряблых узловатых мышц этих богатых сучек. Да еще их постоянное нытье: «Господи! Так утомительно лететь из Ла-Гуардин. Я так устала, так устала, хоть самолет и собственный. Мы покинули Аспен в девять часов. Я просто умираю от усталости!»
О чем бы они ни говорили — об импотентах-мужьях, детях, прическах, путешествиях, слова их всегда звучали одинаково: фальшиво, скучно, претенциозно, с оттенком хвастовства и сарказма. Казалось, что все происходящее они воспринимают как маленькую жизненную неприятность.
Катарина Риверс не была похожа на них. Она действительно была красива и изящна. Мэтч достаточно хорошо разбиралась в этом.
Нежные, классические черты лица. Большие серые глаза, словно две жемчужины, и густая грива блестящих черных волос. Они потоком струились сквозь ее красивые длинные пальцы, когда она привычным жестом откидывала их назад, грациозно вскидывая голову. Ей хватало вкуса ненавязчиво демонстрировать свои достоинства. Красивая модная одежда подчеркивала совершенство ее фигуры. Она знала французский и итальянский. Неподдельная живость голоса выгодно отличала ее от фальшивого нытья женщин ее круга.
Лицо Рикки читалось, словно открытая книга. Оно выражало такое восхищение, будто перед ним стояла девушка его мечты. Катарина так не была похожа на тех амазонок с лошадиными физиономиями и телок с теннисных кортов, которым он часто строил глазки. Нет, это была настоящая мадонна.
Флоренсия и Мэтч вынесли чай в патио и стали ждать остальных.
— Флоренсия, присядь на минутку. Попробуй немного настоящего английского чая со сливками. — Мэтч сказала это, желая досадить Рикки, зная, как он будет взбешен, увидев за столом Флоренсию.
Флоренсия хихикнула.
— Нет, Мэтч. Мистера Рикки пусть лучше угощать тебе. Я лучше уйти отсюда, — сказала она, коверкая слова.
Мэтч села. Начинало темнеть. Она увидела их. Внизу, у пруда. «Что мне делать? Что мне делать?» — повторяла она, терзая себя вопросом, на который не было ответа.
Они возвращались. Рикки походил на помешанного. Сейчас им владело лишь одно желание: Катарина Риверс, стонущая под ним, с рассыпавшимися великолепными черными волосами.
Он был вечно голодным. Ему всегда хотелось все и вся. Если бы он не был таким настырным, то вместо Хамптона и Пятой авеню давно гнил бы в какой-нибудь тюрьме. Другие из его среды давно отправились за решетку или на тот свет, или прозябали в какой-нибудь захолустной гостинице. Только не он… Он выкарабкался…
Рикки с малых лет мечтал о богатстве. И он стал богатым. Теперь он даже не помнил, что когда-то был беден. Ему ничего не стоило финансировать очередную картину Джоя Риверса. Но с появлением денег необходимо занять соответствующее положение в обществе. Больше всего он мечтал стать членом Байфронтского клуба. Но это нельзя было купить за деньги.
Все это было до нее. Теперь же он желал ее так сильно, так пылко, что это чувство затмило все. Даже его страсть к автомобилям.
Насколько ему удалось осуществить свою мечту, он оценил только сегодня, когда показывал Катарине Риверс свои владения. Он понял это, глядя на ее восхищенное лицо.
Когда он показывал ей свой дом — ванную, отделанную мрамором, библиотеку с панелями из дерева ценных пород, комнаты с роскошной мебелью, огромную тиковую террасу, где каждое дерево, каждый куст, каждый цветок принадлежали ему, — он испытывал такой триумф, какого не ощущал никогда в жизни.
