Ирина Лазарева - Полшага до мечты
В небе нарастал оглушительный рев двигателей, все ближе и ближе. Самолет вошел в пике. Сережа стиснул зубы и зажал уши руками.
Матвей появился во второй половине дня. На нем был камуфлированный летный комбинезон без всяких нашивок или знаков отличия, под комбинезоном тельняшка, на ногах – летные ботинки с ремешками у щиколоток.
Он снова сделался немногословен, как человек, занятый своими мыслями; от еды отказался, так как пообедал в офицерской столовой, вышел из дому и ходил по саду, погруженный в раздумье. Аня следила за ним из окна. Она решила в первую очередь обсудить больную тему с Матвеем и лишь после этого посвятить в суть проблемы отца. Момент был удачный: Темку развезло на свежем воздухе, и после обеда он уснул, Семен Павлович тоже прилег отдохнуть. Сережа, с утра пребывавший в нервозном состоянии, не выдержал и сбежал куда-то, предоставив Анне единолично разбираться в семейных отношениях.
– Матвей, мне надо с тобой поговорить о Сереже, – сказала Аня, очутившись у него на пути, когда он в очередной раз мерил шагами дорожку.
– Пойдем присядем, – охотно согласился он и, взяв ее под руку, повел к беседке.
Она опустилась на скамью, он сел рядом, глядя на нее с живым, пристальным вниманием.
– У меня на лице ничего не написано, – мягко пошутила она. – Что ты так смотришь?
– Любуюсь, – признался он. – Не каждый день видишь такую девушку, как ты, да еще так близко. Знаешь, я думаю, красота – тоже талант, одно из тех выдающихся качеств, какими одаривает человека природа.
– Нет, я не согласна, – с улыбкой покачала она головой. – Талант что-то оставляет после себя на земле, а красота быстротечна, эфемерна, сверкнет – и растает без следа.
– Без следа? А Венера Милосская? А боттичеллиевская? А «Я помню чудное мгновенье…»? Что это, если не порождение красоты? Женской красоте человечество обязано своими величайшими шедеврами.
– К сожалению, не нашелся еще художник или поэт, готовый воспеть Анну Иртеньеву, – попробовала отшутиться Аня.
– А я чем не художник? Увидишь завтра: я напишу твой портрет в небе. Думаешь, мне такое не под силу?.. Ты еще не знаешь, на что способен летчик Иртеньев…
– Матвей, постой! – осадила его Аня. Вместо того чтобы почувствовать себя польщенной, она вдруг ощутила жгучую обиду. Ведь он действительно смотрел на нее глазами художника, профессионала, аса. Он видел в ней модель, а не женщину, которую можно не только воссоздать силой своего мастерства, но и любить.
Сережа прав: земные блага для Матвея ничто в сравнении с тем, что есть там, наверху. Недаром она угадывала в нем ту особенную отрешенность, какую ни в ком прежде не встречала. В иные мгновения Матвей, вероятно, всей душой и помыслами уносился ввысь, в прекрасную, страшную, торжественную тишину, которая составляла неотъемлемую часть его полетов, туда, где он был по-настоящему счастлив.
– Знаешь что?!– заносчиво выпалила Аня. – Рисуй свою Таню! – Ее подхватил какой-то мстительный, злорадный поток. Она сознавала всю примитивность своего поведения, но остановиться не могла. – Чем не Венера Милосская? Да еще с бюстом Памелы Андерсон.
Он оторопел на секунду, потом неудержимо расхохотался, да так, что не мог остановиться.
– Не вижу ничего смешного. – Аня оскорбленно вскинула голову.
– Извини. Представил Венеру Милосскую… ха-ха!.. с бюстом Памелы Андерсон!..
Аня смотрела на него с недоверием, но он смеялся искренне, заразительно и казался ей сейчас чуть ли не мальчишкой. Неожиданно у нее вырвался смешок, она сама засмеялась, скоро совсем скорчилась, и чем чаще они взглядывали друг на друга, тем сильнее смеялись. Аня со смеху стукнулась лбом об стол, что послужило поводом для очередного приступа хохота.
– Ну вот, теперь будет синяк, – твердила она сквозь смех и терла лоб ладонью.
– Где, где, дай посмотрю… Покажи… убери руку… Да нет, ничего, малюсенькая царапина…
Он вдруг поцеловал ее в ушибленное место, и оба сразу, как по команде, замолчали.
Матвей держал ее голову в ладонях. Они смотрели друг на друга в упор, и тогда он снова ее поцеловал – в губы. Поцелуй длился долго, так как Аня и не подумала отталкивать парня, напротив, сама не заметила, как обвилась вокруг него и унеслась точнехонько туда, куда периодически уносился он, – на седьмое небо, вот что значит целоваться с летчиком! Ничем иным такого блаженства не объяснишь.
Под порывом ветра скрипнула калитка, и Аня отшатнулась, оглянулась в панике, но никого не увидела. Страх прошиб ее с головы до ног. Ну точно лишилась рассудка! А если бы вернулся Сережа? Да она провалилась бы со стыда. Нетрудно вообразить, как бы он ее возненавидел. Таню ведь ненавидит, а тут еще хуже: приехала так называемая сестрица, без году неделя, и с места в карьер – брата его соблазнять. Причем замужняя, старше годами, кем она будет выглядеть в глазах мальчика?
Все эти мысли красноречиво отразились у Ани на лице.
– Ты зачем меня поцеловал? – свирепо набросилась она на Матвея.
Он откинулся на спинку скамьи и пожал плечами:
– Захотелось, вот и поцеловал.
– Захотелось?! – Аня вскочила. – Слушай, ты, часом, не донжуан, капитан?
– Естественно, как любой нормальный мужик.
– Ах так! Не-ет, меня не проведешь, я тебя раскусила. Ты хочешь отвратить от меня Сережу. Доказать ему, какая я дрянь. Просчитался, голубчик! Я забираю Сережу с собой в Москву. Вот так-то! Он сам захотел со мной уехать. Просил меня об этом со слезами. Понятно тебе?
Она ожидала, что Матвей рассердится, возмутится, начнет что-то доказывать, больше всего ей хотелось, чтобы стал оправдываться, но он серьезно смотрел ей в лицо. Молчание затягивалось, пока Аня не сообразила, что Матвей давно уже смотрит сквозь нее.
– Сережа просил тебя? – нарушил он наконец тишину.
– Да, сегодня утром. Я застала его вблизи аэродрома. Он наблюдал за тем, как ты летал. – У Ани прошел запал. Гнев уступил место раскаянию.
– Разве ты сможешь взять его к себе? – Матвей испытующе смотрел на нее. – Как к этому отнесется твой муж?
– Виктор всегда понимает, что для меня важно.
– А ты сама понимаешь, что для тебя важно? И что важно для Сережи?
Она снова присела рядом и взяла его за руку.
– Прости, я наговорила гадостей. Но Сереже сейчас действительно лучше уехать. Тебе ведь ничего не надо объяснять. Где мне тягаться с тобой? Такой любви, какой любит тебя Сережа, мне никогда не завоевать, но никто не запретит мне любить его.
Он медленно провел рукой по ее волосам.
– Я не донжуан, – сказал он.
– Мы уедем в субботу. Помоги мне подготовить папу. Как ты думаешь, он будет возражать?
– Скорее наоборот – обрадуется.
