Карен Темплтон-Берджер - В атмосфере любви
— Я только что закончила распаковывать вещи. Должно быть, за последний час температура упала градусов на пятнадцать.
Алек поставил чашку с водой в микроволновку.
— Между этими двумя предложениями есть связь?
Она показала ему язык, затем принялась оглядывать комнату, уперев руки в бока ладонями назад и скрестив ноги, одну перед другой. Искусственная поза, как у фотомодели. Алек вдруг понял, что она «играет роль» с того самого момента, как он открыл ей дверь. Пытается что-то изобразить. Но почему?
— Да, Алек, — заметила Гвин, не глядя на него, — у тебя больше книг, чем это можно представить.
— Профессиональная вредность преподавания английской литературы, Сверчок, — сказал он, протягивая ей через стойку чашку с чаем. — Эти британцы были очень плодовиты.
Чтобы не расплескать чай, она взяла чашку обеими руками, коснувшись при этом его руки. Вскинула на него глаза — так ему показалось — и отвела их прочь. Потом взобралась на высокий табурет с противоположной стороны стола, сделала глоток чая и состроила на лице гримасу.
— Слишком крепкий?
— Что? Нет, чай замечательный. Я о преподавании. — Она покачала головой и подперла ладонью подбородок. — Должно быть, ужасно каждый день учить этих балбесов.
— «Эти балбесы» всего лишь на десять лет моложе тебя, — напомнил он. — Большинство из них как раз начинают строить планы на будущее, как ты когда-то.
Он наклонился к ней через стол, достаточно близко, чтобы почувствовать запах мороза, все еще идущий от нее, и аромат кремового мыла. От нее всегда так пахло в зимний сезон, с самого детства — он убеждался в этом каждую зиму, за исключением последних четырех лет.
Алек отпрянул, слишком быстро, и то, что он собирался сказать, утонуло в волне чувства, которое он не был готов назвать по имени. Гвин подняла на него взгляд — вопросительный взгляд, затем соскользнула с табуретки, взяла чашку и подошла к книжному шкафу. Серая кошка спрыгнула со стола и принялась тереться о ее ноги. Гвин лениво провела пальцем по корешкам книг.
— Расскажи мне про Поппи, — сказала она.
Вот оно что. Она пришла к нему, чтобы поговорить о дедушке. Алек ожидал этого и даже хотел, чтобы именно это было причиной ее визита. Тогда почему его вдруг охватило странное разочарование?
— Что именно? — спросил он.
Гвин вздохнула, подпрыгнув, села на подоконник и скрестила длинные ноги.
— Он изменился, — сказала она, болтая ногой.
— Ты заметила?
Из-за кухонной стойки Алек намеренно решил не выходить.
— Такое невозможно не заметить. — Она сделала глоток чая. — Это как день и ночь. Я пошла к нему, ожидая обычной стычки, но ничего подобного не произошло.
— Ты хочешь сказать, что вы с ним были в одной комнате — и не ссорились?
— Ну… не совсем так. — Она улыбнулась, потом снова посерьезнела. — Но это все равно что ожидать взрыва бомбы, а вместо этого услышать хлопушку. Что произошло? Если ты знаешь, конечно.
Он знал. Но не был уверен в том, хочет ли она узнать всю правду.
— Отчасти это из-за сломанной ноги, — начал он с самого безопасного предмета. — Он не привык сидеть в четырех стенах, и это сводит его с ума. И с самой первой недели в гипсе он начал сводить с ума всех остальных. Но на самом деле те изменения, о которых ты говоришь, начались задолго до этого.
Гвин снова отхлебнула чай и уставилась в чашку.
— Ты хочешь сказать, после… смерти Наны?
— Да.
Она встала, снова подошла к книжному шкафу и склонила набок голову, чтобы прочитать заглавия на корешках.
— А еще что?
— Почему ты думаешь, что есть что-то еще?
Она посмотрела на него и рассмеялась.
— Потому что ты не способен ничего скрывать.
Алек подошел ближе. Он остановился в нескольких шагах от нее — чтобы не чувствовать запаха, — прислонился спиной к шкафу и скрестил на груди руки.
— Хорошо, Гвин. Ты хочешь правду? — Она кивнула. — Все очень просто. Твой дедушка стар, одинок и чувствует себя брошенным. — Он поднял руку, останавливая ее возражения. — Мы с Мэгги не родня ему, как бы близки мы с ним ни были. Ты единственная, кто у него остался, и Ангус с трудом пережил твой отъезд в Нью-Йорк. Он ничего никому не сказал, но упал духом. — Их глаза встретились на несколько секунд, но Алек не смог понять ее взгляда. Он вздохнул, борясь с желанием потрепать ее по щеке. — Ты сама спросила.
Она вдруг резко наклонилась к нижней полке шкафа.
— У тебя тут есть кое-что, что я бы хотела прочесть. — Она вытащила биографию Бетт Дэвис. — Могу я ее взять?
С Гвин всегда так, подумал Алек. Если ей не нравится разговор, она просто меняет тему. Ну и ладно. Он и так дал ей достаточно пищи для размышлений.
— Конечно.
Она плюхнулась в кресло, совсем как это делала девчонкой, и поворчала немного, когда к ней на колени запрыгнула кошка. Слишком худая для своего роста, она выглядела, пожалуй, старше своих лет — из-за этого разочарованного выражения, которое появилось в угловатых чертах ее лица.
Кошка и девушка поерзали, устраиваясь поудобнее, потом Гвин открыла книгу, положив ее кошке на спину, и начала читать. Алек наблюдал за ней, пытаясь понять, что он чувствует и что он должен чувствовать. И что от него хочет Гвин.
Он всегда был ее защитником. Поскольку ее бабушка и дедушка были все время заняты с гостиницей, он часто оказывался тем единственным, кто вытирал ее слезы, заклеивал пластырем поцарапанные коленки и выслушивал сбивчивые рассказы о школьных обидах и первых увлечениях.
Но Гвин очень быстро вышла из того возраста, когда нуждалась в его утешении. К восьми годам она уже не плакала, по крайней мере, перед ним. К десяти перестала огорчаться из-за пустяков. А первая влюбленность, в Джимми Фостера в шестом классе, была последней, о которой Алек услышал. Но ведь вскоре после этого он уехал учиться в колледж, и все проблемы с мальчиками, которые могли у нее быть, она должна была решать сама.
Так что ему давно не представлялась возможность играть роль старшего брата. Однако сейчас он не мог удержаться. Так же как не смог бы пройти мимо брошенного котенка, мокнущего под дождем. И кроме того, принимая на себя привычную роль, он рассчитывал заглушить то другое чувство, что стучало у него в голове. И в крови.
Он сел на диван напротив нее, наклонился, взял ее тонкую, на удивление холодную руку в свои и инстинктивно начал растирать, стараясь согреть. Потревоженная его движениями кошка недовольно заворчала.
