Керстин Гир - Непристойное предложение
Можно подумать, он не выглядит куда более сумасшедшим, когда начинает вести диалог с нашей машиной («Давай же заводись, ты, тупой, старый драндулет») или, что еще хлеще, с синяками на теле. Не далее как на прошлой неделе я слышала, как он вел душещипательную беседу с синяком, появившимся у него на коленке. – Ну и откуда ты взялся на мою голову? – спрашивал он у синяка. – Я что-то не припоминаю, что где-то ударялся или падал. Как ты думаешь, не стоит ли мне пойти с тобой к врачу?
Я могла лишь посмеяться над этим. Если я начну бегать из-за каждого синяка к врачу, то у меня больше ни на что в жизни не останется времени. Штефан полагает, что со мной все обстоит совсем по-другому, потому что я постоянно где-то обо что-то ударяюсь. У него же синяк вскочил без видимой на то причины. И этот факт его очень озадачил. Более чем. Штефан изрядно испугался. После беседы с синяком в ванной он сообщил мне гробовым голосом, что у него что-то определенно не так с сосудами. Если на теле из ниоткуда возникает синяк, то это знак серьезного сбоя в организме. Так сказать, начало конца. К счастью, врач, к которому Штефан обратился на следующий день, сообщил ему, что если в его организме и появился какой-то сбой, то это сбой памяти. Потому что Штефану ну никак не удается вспомнить, где и когда он получил свой злополучный синяк. Однако вместо того, чтобы с облегчением вздохнуть и отбросить мысли о скорой кончине подальше, Штефан теперь озабочен, а не посетила ли его болезнь Альцгеймера. Вот я и спрашиваю вас: кто из нас двоих более сумасшедший, мой муж или я?
Цветочные ящики получились изумительно, и клиенты, один за другим заходившие к нам перед обедом, остались весьма довольны. Петра не упускала возможности всучить каждому из них либо горшочек с бегониями, либо какую-нибудь траву, расправляясь с товаром, как с ломтиками хлеба. Штефан, вернувшийся к тому времени из своей поездки, весь сиял и то и дело одаривал меня улыбкой триумфатора.
– Посмотри, пышечка моя, как хорошо идет сегодня торговля. Мы можем дать нашим покупателям то, что они хотят! А это всего лишь какие-то бегонии. – Он наградил меня нежным, но уж больно скоротечным поцелуем и скрылся в кабинете.
– Тогда я хочу других покупателей! – капризно пискнула я ему вслед.
Было совершенно ясно, что он не хочет дать мне ни малейшей возможности снова заговорить с ним о Фрице и его замыслах. Мне также было ясно, что сам он не может думать ни о чем другом. И в принципе сгорает от желания так или иначе раскрыть мне суть дела. Я подумала, а не позвонить ли Элизабет, чтобы попросить у нее совета, но мне и рассказать-то ей было нечего. Кроме того, я примерно представляла себе, что она может сказать. Деньги для нее не имели столь большого значения. Но у нее не было и такого количества долгов. Да и недавно построенный дом, который она делила с такой же одинокой мамашей, пока не требовал ремонта. Нет, я опасалась, что Элизабет категорически посоветует мне отказаться от миллиона, если за это придется пожертвовать таким мужем, как Штефан.
В четверть первого Петра уже снимала рабочий халат. Мы со Штефаном разрешили ей уходить пораньше, чтобы вовремя успеть забрать малышей из детского садика. Малышей звали Тимо и Нико, и они были похожи на маленьких хорьков. Впрочем, когда дело касается детей, то это выглядит довольно мило. Если малыши подхватывали насморк или садик по какой-то причине закрывали, Петра приводила детей с собой на работу. Тогда они почти все время сидели в офисе и смотрели мультики из серии «Боб-строитель». Поначалу я хотела и их пристроить к какой-нибудь работе в оранжерее (во мне, похоже, неистребима тяга к миссионерству): полоть траву, удобрять грядки – ну, короче, к тому, к чему ляжет душа. И дети-то были, в общем, не против. В этом плане, похоже, они пошли в папу.
Однако Петра не хотела, чтобы они пачкали свои ручонки.
– Не хватало еще, чтобы мои дети стали похожи на трубкозубок, – заявила она.
Конечно, просмотр видео про «Боба-строителя» был в этом плане куда более достойным времяпровождением.
– Господин главный са-а-адовник, – пропела Петра, просунув голову в кабинет Штефана. – Я за-а-акон-чила на сегодня. Пока-а!
– Пока-а – и большое спасибо, – пропел в ответ Штефан.
Я поморщилась, настолько неприятно было слышать это идиотское «пока-а».
– Тогда я пошла, – сказала Петра, обращаясь уже ко мне, и куда только делся ее певучий голосок. – Боже мой, посмотри на свои ногти. Черные как…
– …у-уголь, – нараспев добавила я и с деланной скорбью принялась рассматривать руки. – Ну и что же мне теперь делать с вами, мои грязные рученьки?
– Ты могла работать в перчатках, как делают все нормальные люди. – Петра шмыгнула на прощание носом. – Тогда пока, до среды.
Я махнула ей на прощание своей рабоче-крестьянской лапой.
– Большой привет детям и мужу.
С последним, впрочем, я не была знакома, но по-человечески мне почему-то было его жаль.
– Ох ты, черт! – Петра с кем-то крепко столкнулась в дверях.
Так как Петра не затруднила себя извинениями, можно было с большой уверенностью предположить, что это женщина.
– Вообще-то у нас сейчас обеденный перерыв, – весьма недружелюбно произнесла она в адрес оппонентки.
– Это тем не менее не дает вам права пихать меня в ребра сумочкой. Пусть это даже и подделка под Гуччи, – парировала входившая в магазин женщина.
Это была моя невестка Эвелин. Как всегда сверхэлегантна и слегка небрежна. У дверей магазина виднелся припаркованный «БМВ» – кабриолет серебристого цвета.
– Эта сумка совсем не от Гуччи! – прошипела Петра.
Эвелин протиснулась мимо нее в дверной проем.
– Я и говорю. Дешевая подделка. Как и ваша парфюмерия.
– Вот парфюмерия как раз настоящая! – гордо ответила Петра и закрыла за собой дверь.
– Только пахнет все равно какой-то дешевкой. – Эти слова Эвелин произнесла, обращаясь уже ко мне.
– Средство для дезинфекции, – ответила я. Эвелин продолжала наблюдать за Петрой через стекло витрины.
– И давно у вас работает эта кривоногая дура?
– Уже два месяца, – ответила я. – А что здесь ты делаешь? Хочешь прикупить себе домой каких-нибудь растений?
В пентхаусе Оливера и Эвелин имелась великолепная мансарда под самой крышей дома. Однако в этом огромном, по моим понятиям, помещении не было почти никакой растительности. Его украшали лишь статуэтка из тикового дерева и пальма в кадке, подаренные им мной на новоселье.
– Нет, – ответила Эвелин и грациозно облокотилась на витрину. – Ты же знаешь, что с растениями и домашними животными общего языка я не нахожу. Я хочу поговорить с тобой о деле.
– О каком деле?
