Анастасия Соловьева - Сейчас и больше никогда
– У вас же есть оружие! Ударьте им в спину или убедите немедленно прекратить огонь. Объясните, что здесь есть женщины и дети. В здании около 10 тысяч человек. У меня уже 40 убитых. Танки сейчас начнут стрелять залпами. Они убийцы. Остановите их! – Руцкой то появлялся, то исчезал в проеме двери, постоянно с кем-нибудь связывался по радиотелефону, говорил одно и то же. Требовал, чтобы собеседники звонили в западные посольства, в правительства…
С моста начинали методично бить танки, неторопливо вгоняя снаряды в тело Дома Советов. Сверху непрерывным потоком летели стекла…
…На остатках баррикад лежали убитые, развороченные очередями люди. Это были безоружные горожане, пытавшиеся укрыться от огня под мостом и в его окрестностях. Еще в начале атаки пять БТРов проложили колесами и огнем пулеметов кровавую дорожку между западной и восточной баррикадами. Один из этих БТРов подошел к мосту и в упор расстрелял из крупнокалиберного пулемета всех спрятавшихся там людей…
12.00. В подвал Белого дома ворвались первые штурмующие… Пленные женщины начали дружно скандировать: «Банду Ельцина – под суд!»
На площадку перед Белым домом с парадной лестницы прорвались несколько журналистов. Впереди два иностранца – усатый телеоператор с большой видеокамерой в фиолетовом спортивном костюме и его помощник. Внутреннее радио транслировало голос депутата Уражцева:
«Подходит трудовая Россия, трудовая Москва. Они идут к нам на выручку к Дому Советов. Мы победили Гитлера! Мы победили фашизм. Наши отцы и матери работали, чтобы создать такое государство!..»
Офицер «Вымпела» подошел к Руцкому и отдал честь:
– Товарищ генерал, полковник Проценко явился с заданием вывести вас из Дома Советов.
– Какие гарантии, что мы останемся живы ? – спросил Руцкой.
– Слово офицера-афганца.
– Вы в турецкое посольство нас увезете? – спросил Руцкой.
– Нет, – ответил полковник.
Перед тем как под конвоем выйти из Белого дома, Руцкой обратился к окружающим:
– Они могут пойти на все. Скажите, что вы видели нас, что мы не застрелились, чтобы наши трупы потом выдали родственникам.
Обращаясь к полковнику Проценко, Руцкой добавил:
– Полковник! Вы можете увезти нас в турецкое посольство?
Хасбулатов:
– Какое тебе тут может быть турецкое посольство?!
…К ночи 4 октября трупы убитых, собранные перед Белым домом, сложили в штабель, который достиг около двух метров в высоту и нескольких метров в ширину, и накрыли полиэтиленовой пленкой.
Пожар на пятнадцатом этаже в районе маршевых лестниц отрезал все пути спасения и обрек людей на долгую и мучительную смерть. Последние пять этажей выгорели дотла со всеми своими обитателями…»
www.user.commsol.ruАвтобус, битком набитый офицерами запаса, в котором ехал Дмитрий, проплутав переулками, неожиданно вновь выехал на Тверскую и, свернув на улицу Станкевича, остановился на задворках Моссовета. Тут Дмитрий и просидел всю ночь, греясь у костра. Было странно видеть на ночной улице толпы веселого гуляющего народа, хотя говорили, что совсем недалеко отсюда, у здания ТАСС, шла перестрелка.
На улице же Станкевича было тихо. Глядя на оранжевые языки костра, на искры, уносившиеся в холодное осеннее небо, Дмитрий думал о мимолетной удивительной встрече с той девочкой из его полудетских грез. И эта случайная встреча, и тревожные отблески костров на стенах Моссовета, и лихорадочное народное гуляние по всей ширине Тверской улицы, и далекий глухой стук пулемета у здания ТАСС – все было странно связано между собой. Ему показалось, что в такую ненормальную ночь только и можно встретиться со своими забытыми детскими снами.
Где-то в середине ночи, ближе к рассвету, пронесся тревожным ветерком слух, будто со стороны Белого дома к Тверской пробиваются вооруженные группы, человек по десять, и что сейчас начнется раздача оружия. В окружении трех автоматчиков по улице быстро прошел взволнованный Чубайс.
Вскоре из бокового проулка выехал и встал перед заграждением – сваленными на проезжую часть мусорными баками и бетонной клумбой – обшарпанный грузовик. В его открытом кузове сидели несколько усталых мужчин. Все они были удивительно похожи на них, офицеров запаса, но Дмитрий сразу догадался – это противники. В руках одного из них – длинное ружье с вороненым стволом. Человек с ружьем, махнув рукой в сторону улицы Станиславского, что-то спросил у подошедших к машине. Видимо, узнавал, есть ли там оцепление и проезд. Ему ответили. Грузовик быстро уехал.
Казалось, сейчас что-то начнется. Но наступил рассвет, и всех распустили по домам.
Ночь прошла. И вместе с нею кончилось все. Кончилась война, так и не начавшись. Дмитрий вернулся домой.
Заслышав звук отпираемой двери, радостная жена кинулась ему на шею:
– Димка!.. – В глазах ее дрожали слезы. – Вернулся! Светик, папа с войны пришел!..
Но дочь, измученная тревожной ночью, крепко спала.
– Ты себе не представляешь, – счастливо тараторила Елена, – как мы за тебя боялись! Тут всю ночь стреляли. Потом танки пошли!.. – Она вдруг подозрительно улыбнулась: – Где ты был?
– Простоял всю ночь у Моссовета, – признался Дмитрий.
– У тебя такой вид… – Она всмотрелась ему в глаза.
– Какой вид?
– Будто ты не с войны идешь, а… – Елена смешалась.
– А будто откуда? – удивился он.
– Были там среди вас женщины?
– Откуда они там?! Все офицеры запаса. А кстати!.. Ты знаешь такой журнал «Bête noire»?
– Что за журнал? Военный?
– Женский…
– Ты там читал его, что ли, стоя у Моссовета?!
– Нет. Просто одна журналистка для этого журнала взяла у меня интервью.
– О чем же она тебя спрашивала?
Дмитрий задумался. Только сейчас он осознал, что опять, как и в ту далекую снежную зиму, не узнал ни имени ее, ни телефона, ни нового адреса.
– А какая она из себя, – пытала его Елена, – эта журналистка? Симпатичная?
– Обычная сероглазая девочка со скрипкой, – улыбнулся Дмитрий. – В простом пальтишке.
Жена лишь недоуменно пожала плечами:
– Никогда даже не слыхала о таком журнале. «Bête noire»? Кажется, нет такого…
И Дмитрий в тот же день выяснил, что журнала такого действительно нет и никогда не было.
Жизнь пошла своим чередом. Вскоре он с коллегой, тоже историком, приступил к открытию частной школы. Предприятие выглядело безотказным. Дмитрию хотелось создать нечто изящное, на манер Царскосельского лицея – с древними языками, латинским и греческим, фехтованием, верховой ездой и углубленным изучением античной истории. Лицеисты, по замыслу устроителей, пребывают в школе постоянно – непременный залог успешного постижения наук, искусств и благородных манер, позволяя счастливым родителям забирать баловней судьбы из стен альма-матер лишь на летние и рождественские вакации.
