Елена Ярилина - Колдовская любовь
Пришлось за реку идти, хорошо хоть Воровка совсем обмелела. Ягод было, правда, не так много, как Симка расписывала, но бидончик набрать удалось. Может, и второй набрала бы, да подружка змею заприметила, домой заторопилась.
— Вот если правда, что Бог все создал, то змеи ему зачем понадобились? — размышляла она вслух обратной дорогой. — Ведь нет от них никакой пользы, а уж противные, страх один!
— Уж больно ты горазда за Бога решать!
— А тебе змеи нравятся? Вот скажи, нравятся, да? — приступила она ко мне. Я только вздохнула в ответ. — То-то же! Ой, что это? — И она застыла, вперив взгляд в землю впереди себя.
Я опасливо отшагнула, неужели опять змея? Но, судя по тому, что Симка упала вдруг на колени и принялась шарить в траве, змеей это быть не могло.
— Гляди-ка, — удивленно проговорила она нараспев и поднесла раскрытую ладонь к моему лицу. На ладони, черной от ягод, лежал золотой крестик с разогнутой дужкой.
— Странный какой, — просопела Симка, рассматривая свою находку.
— Может, католический? — сделала я смелое предположение.
— Ну да, — не поверила она, — откуда? — взвесила еще раз на ладони и посмотрела на меня. — Тяжелый, попробуй. Вдруг золотой? — спросила с надеждой.
— Да, похоже на золото, но на золоте всегда клеймо ставят, поверни-ка.
Клеймо было, и Симка возликовала:
— Вот повезло-то мне! Да ты глянь как следует, на!
Но я не взяла и постаралась охладить ее пыл:
— Ты что, забыла, Сим, чужой крест в руки не берут.
Она сморщилась и отмахнулась:
— Да что будет-то? Не укусит же он меня?
— Укусит не укусит, но я не взяла бы.
— Это потому, что я нашла, а не ты, мне просто завидуешь.
Я заговорила о другом, решив ей не перечить. При переходе речки Симка оступилась и упала бы в воду, но я успела удержать ее за локоть. Она, видимо, не придала этому значения. Я же подумала: а не начало ли это неприятностей? Мы остановились с Симкой там, где и всегда расставались после прогулок, я начала что-то говорить о следующем походе за ягодами, но тут из окошка показалась Чегодаиха, мы чересчур близко на этот раз подошли к ее дому.
— Стоит, лясы точит! — обратилась она ехидно к моей подружке. — Мать у нее там при смерти валяется, ногу себе напрочь оттяпала, а дочка и в ус себе не дует!
Симка охнула, уронила крестик в пыль, мгновение смотрела на него жалобно, однако не выдержала все же, схватила в горсть, побежала.
Я за ней, может, помочь чем надо.
— А уж кровищи-то, кровищи, целая лужа! — прокричала нам вслед вредная баба.
Во дворе и сенцах Симкиного дома толпился народ, в основном старые бабки. Увидев их, моя подружка побледнела и грохнулась бы в обморок, если бы я быстренько не подхватила ее. Двери в дом и в залу были настежь. Симкина мать, мрачная, с перевязанной ногой, сунутой в разношенную галошу, замывала пол, тряпка в ее руках имела красный цвет, да и на полу были кровяные разводы. Но удивило меня не это, а то, что Симкин отец, не обращая ни малейшего внимания ни на жену, ни на любопытствующие лица соседей в дверях, с блаженной улыбкой на грязной физиономии сидел за столом и наворачивал какую-то еду большой ложкой прямо из кастрюли.
— Дорвался-таки, ирод! — прокомментировал кто-то.
Поскольку стало ясно, что ничего ужасного не произошло и отпаивать корвалолом Симку не нужно, я пристроила подругу на стул и ушла. Позже она рассказала мне, что у них там тогда случилось. Ее отец, роясь по какой-то надобности, случайно нашел спрятанные матерью деньги, которые она откладывала на какую-то большую покупку. Нисколько даже не усомнившись в своем праве, папашка их взял, да и пропил с дружками. Несчастная обворованная жена, обнаружив пропажу заветной заначки, призвала пьянчугу к ответу. Но тому хмель все еще туманил голову, поэтому каяться он не стал, наоборот, обложил жену цветистыми выражениями, да еще и обеда потребовал. Симкина мать, и так-то нрава скандального, тут и вовсе озверела: схватила топор и принялась бегать за мужем. Тот хоть и пьяный, но оказался проворнее, выскочил в окно, сметя с подоконника на пол цветы в горшках, которые жена так любила. Забыв о муже, она бросилась к ненаглядным своим цветикам, да впопыхах уронила себе на ногу топор. Топор был острым, плотничьим и довольно глубоко вонзился углом ей в ногу, потому и крови столько было. Далее Симка, хихикая, рассказала, что, пока мать плакала, ахала и обихаживала себя и дом, папашка, не будь дураком, вернулся в дом через окошко и вплотную занялся обедом. Я знала, что Симка отца больше любит, он никогда и пальцем ее не тронул, не то что мать, но все же меня покоробило ее хихиканье. Моя бабка на удивление тоже захихикала в кулачок:
— Кровушку себе пустила, хорошо, может, поумнеет, а то орет как оглашенная, дело не дело.
Возвращаясь с работы, я опять встретила Тимоху у нашего дома.
— Баб, чего это Тимоха повадился к нам, чего ему надо? — крикнула я в сторону кухни.
В ответ — тишина. Нет ее, что ли? Но потом высунулась.
— Уж человек и в гости ко мне зайти не может? — осведомилась бабулька сухим тоном.
Что за дела у них могут быть? Попозже вечером, собирая на стол, она невзначай обронила:
— Федосья видеть тебя хочет, сходи к ней в субботу.
Я чуть не выронила хлеб.
— Меня видеть?! Зачем я ей сдалась?
— Вот сходишь и узнаешь, — отвернулась бабка, поправляя скатерть и не давая мне возможности взглянуть ей в лицо.
— А если я не пойду, что тогда?
Бабка живо вскинула голову и посмотрела на меня, поджав губы. Я вздохнула и потупила взгляд.
— Могут ведь у меня в субботу свои дела быть?
Бабка промолчала, но ее молчание устрашало больше, чем ругань.
Налегке идти, как я надеялась, мне не пришлось — бабка опять навьючила меня, положив в рюкзак соль, чай, муку и даже молодую картошку. Надо же, мы сами еще не пробовали, а Федосье — неси!
Вышла я рано, но росы почти не было, не иначе как гроза сильная сегодня будет. Сначала я шла весело, даже песенку мурлыкала, а потом стало мне казаться, будто кто-то идет за мной. Остановлюсь, ничего, все тихо, а как пойду, вроде крадется кто-то. Я с перепугу долетела до Федосьиной избушки в рекордные сроки. Она кивнула без улыбки, вид у нее был такой, словно я помешала ей. Вот, думаю, лучше бы я с Симкой опять по ягоды пошла. Но делать нечего, зашла в дом. Федосья как углядела розовую чистую картошечку, так усмехнулась.
— Спасибо за деликатес, — говорит, а сама так смотрит, словно знает, что я этой картохи для нее пожалела. И вправду ведьма!
Целый день у нее провела и ночевала, а что делала, помню плохо. Чай меня посадила пить, это помню, а к чаю какое-то хитрое варенье подала, по запаху так вроде малиновое, а вкус совсем другой, даже и не разберешь, из чего оно сварено. Потом она меня в баню повела, или это позже было? А ночью и вовсе чудно стало. Спать, помню, легла в кровать, а проснулась… в озере. Вода почти горячая, знакомые пузырьки со дна всплывают. Окончательно проснулась рано, ощупала все вокруг, лежу в обычной кровати, ну не странно ли?
