Людмила Белякова - Быть любимой
К вечеру в четверг — лететь Свете предстояло в воскресенье утром — она все-таки набралась храбрости и, дождавшись, когда Лена вышла из отдела, уже в нескрываемой истерике обратилась к Нине:
— Я вас умоляю, я вас на ко-ле-нях умоляю — позвоните этой Мэнди, спросите, как мне лучше добраться до этой академии!
Нина подняла брови.
— А зачем мне испорченным телефоном работать? Позвоните сами да спросите. Вам же туда ехать, вдруг я что-нибудь не так пойму.
Света почувствовала, как на нее еще круче накатывает волна тоски и безысходности.
— Ой, ну вы же знаете, что для меня говорить по-английски…
— Я об этом ничего не знаю и знать не желаю. У вас такой же титул, как у меня, — переводчик первой категории. Да и как вы собираетесь там-то общаться?.. Хоть потренируетесь пока…
Света утерла уже показавшиеся слезы, взяла себя в руки и твердо произнесла:
— Да, конечно, сделать я это должна сама. Но вот если уж не судьба, так не судьба — у Мэнди отвечал соловьиными трелями факс, и Свете не пришлось пережить еще одно профессиональное унижение. Но оптимистичная Нина и здесь нашла хорошее:
— Вот и отпишите ей просьбицу на вашем изящном английском — мол, дайте маршрут следования. Она вам все подробно напишет, и вы прямо с этой бумажкой поедете, как с картой. В чем проблема?.. Не в Африку ж к людоедам едете, чай, в Европу…
Свете вдруг стало радостно и хорошо. Нина всегда найдет решение!
— Вы не возражаете, если я отпрошусь на пятницу? — осторожно спросила Света. — А то у меня ничего не уложено, не собрано…
— Нет, почему же, я не против. Отпрашивайтесь на доброе здоровье. Только начальству не говорите, что это для сборов.
— Почему? — удивилась Света.
— Потому что ни один мужик не поймет, зачем нужно два дня на то, чтобы положить в сумку зубную щетку и пару чистых трусов.
— Я же на один день отпрашиваться буду.
— Но уезжать-то вам в воскресенье, и Алексашин может это вспомнить. Скажите, что на неделю детям наготовить и настирать надо — это и правдоподобнее звучит, и солиднее.
«Господи, если б такая Нина подстраховывала меня раньше, я б и половины моих глупостей не наделала!» — думала Света, и ее пальцы просто летали по клавиатуре, печатая факс для Мэнди.
…Конечно, уже подъезжая к аэропорту, Света вспомнила, что забыла будильник, кажется, не положила с собой ни одной ручки, и надо будет покупать их сейчас или тратить фунты в Англии, лучше было бы взять синий свитер, а не черный, и вообще… Дернуло же ее согласиться на поездку в ноябре! Вот в декабре, когда идут дешевые рождественские распродажи, это было бы здорово… Ответа от Мэнди она так и не получила, и оставалось надеяться на такси.
Евсеев все-таки довез ее до Шереметьева, хоть и ворча про кирпичи в чемодане, но на досмотре все сделал сам, без понуканий и просьб.
На прощание он неожиданно спросил:
— А ты меня… того… еще любишь?
— Люблю, — искренне ответила Света.
— И я тебя очень люблю… и детей тоже… очень.
Все время в полете до Лондона Света предавалась мечтам об Англии — но о такой, о какой говорила Нина, чтобы не по работе или учебе, а так просто — погулять, пошляться по магазинам с карманами, полными королевских портретов…
Неполучение описания маршрута от куратора обернулось для Светы настоящим кошмаром: запутавшись в на четверть понятных объяснениях случайных людей, она добиралась до Академии бизнеса пять часов, истратила на дорогу почти семьдесят фунтов, вышла из автобуса на остановку раньше и шла с тяжеленным чемоданом-тележкой по грязной обочине в густых и туманных британских сумерках.
Прибыла она в кампус уже тогда, когда никого из служащих не было на месте. Только к десяти вечера кто-то вроде ночного дежурного отвел ее, едва живую от усталости, голода и отчаяния, в номер. Вот если бы с ней была Нина, этого ничего бы не случилось. Она бы и дорогу узнала, и в чувство этих тупых англичан быстро привела.
В номере, который от усталости она не смогла даже разглядеть, Света поела холодной курятины без соли и хлеба, которые тоже забыла взять дома, постояла под теплым душем и легла спать.
Утром ее разбудил звонок — Нина, как договаривались, звонила ей, чтобы, во-первых, разбудить на занятия и, во-вторых, узнать новости и передать от нее привет дочкам. Мэнди все-таки прислала ей расписание прямого автобуса, проезд на котором стоил тринадцать фунтов, но сообщение дошло до отдела только вечером в пятницу, и Нина нашла его на полу у факса в понедельник утром. Помянув недобрым словом и плохую связь, и нерасторопную дуру-кураторшу, Света пожаловалась Нине на долгую дорогу и пошла в душ.
Особенно тщательно приводя себя в порядок — благо фен в номерах был, англичане не обманули, — Света с замиранием сердца думала о том, что сейчас будет, не окажется ли она худшей в группе, не часто ли придется отвечать, кто окажется в этой группе, будут ли отпускать в туалет и покурить — еще несколько Светиных комплексов, из-за которых, кроме растущей неуверенности в себе, она старалась отправить вместо себя на переговоры Нину.
Света еще дома решила не говорить, что она начальник международного отдела крупной компании, чтобы не завышать планку, но и переводчиком представляться тоже не стоило бы — беглость речи и хорошее произношение среди ее профессиональных достоинств никогда не числились, а теперь уж, после стольких месяцев «творческого простоя», и вообще…
«Скажу, что я менеджер, и все», — подумала она, идя по бетонной дорожке в учебный корпус. К счастью, она хотя бы не опоздала…
Выручила Свету политика — очевидно, группы строились по признаку «развитая страна» — «развивающаяся страна» — «страна третьего мира», и Света оказалась, как российская гражданка, в одной группе с таиландцами, бангладешцами, одним болгарином и португалкой, то есть с таким же третьим сортом, как и она сама. Отличие было только в цвете кожи: даже европейцы в их группе были отчаянно загорелые. Все тетки были примерно ее возраста или моложе, но толстые, неповоротливые и сплошь одетые в свитера грубой домашней вязки. Мужики были в хороших костюмах, но явно купленных два дня назад, неприлично новых и необношенных. Словом, особенно комплексовать было нечего, другое дело, как она будет смотреться на общем фоне всей академии.
Их группу перво-наперво посадили выполнять письменный тест. Вопросы были глупые, вроде нарушаешь ли ты правила уличного движения или предпочитаешь вегетарианскую диету. Зачем задавались такие вопросы, было совершенно непонятно — вот Нина бы сразу разобралась! Она хвалилась, что может обмануть любой психологический тест, включая какую-то особо страшную «большую массачусетскую анкету», и видит всех этих психологов насквозь. Но Нина была далеко, и Свете пришлось отвечать самой, главное, тест был неязыковой и опозориться в первый же день ей не грозило.
