Марина Порошина - Почти карнавальная история
– Рита, ты не виновата, – голос Ирины звучал обманчиво-спокойно. – И я догадывалась. Только никак не могла решить, хочу ли я обо всем знать доподлинно. Вот вы за меня и решили. Ты иди. Со мной будет все в порядке. Мне подумать надо.
Но когда Маргарита ушла, Ирина не стала думать ни минуты. Если она будет думать – начнет жалеть себя и плакать и ничего не сможет решить и сделать. Последние годы она жила в тихом болотце, маясь от скуки и не решаясь что-нибудь изменить, дабы не нарушить привычного порядка вещей. Сегодня в это болото прилетел увесистый камень, брошенный недрогнувшей рукой лучшей подруги Маргариты, которая, конечно же, желала только добра. Теперь только от нее самой зависит, затянется ли опять это болотце ряской и все станет как прежде или…
Чтобы избавиться от звенящей тишины, Ирина включила магнитолу, ткнув первый попавшийся диск (под рукой были только любимые), и знакомый голос дурашливо сообщил под простенькие гитарные переборы:
А я не гордый, я просто занят,
я спецзаказом к земле прижат,
и слоем пыли на чемоданах
мои намерения лежат…
«Надо же, и у них чемоданы», – удивилась совпадению Ирина. Двигаясь в такт музыке, она перевернула вверх дном чемодан, привезенный из Египта, вывалила его содержимое на коврик посреди прихожей и принялась укладывать в него вещи из мужниного шкафа. Отглаженные рубашки и костюмы, поколебавшись секунду, складывать не стала, решила, что положит их вместе с плечиками сверху. Когда чемодан наполнился до отказа, а в шкафу появились бреши, она остановилась. Подошла к окну, удивилась, что, оказывается, уже совсем стемнело. Постояла, глядя, как пляшут снежинки в синем круге света фонаря на столбе. «До свиданья, дорогие, вам ни пуха, ни пера, пусть вам встретятся другие, лишь попутные ветра», – кажется, уже по второму или по третьему кругу играл диск, многозначительно совпадая с ее мыслями – так всегда бывало. Сколько она так стояла, пять минут или пять часов, Ирина потом не могла вспомнить, но, увидев, как у подъезда мягко притормозила знакомая машина, встрепенулась, схватила чемодан, волоком вытащила его за дверь, в общий с соседями «предбанник», сверху аккуратно пристроила рубашки, потом метнулась в спальню и там замерла в дальнем углу, боясь услышать звонок, щелканье дверного замка, голос…
Проболтавшись битых два часа по пустому городу (народ еще полмесяца от праздников отходить будет), Валентин решил вернуться домой и объясниться с женой. Они взрослые люди, негоже им ссориться, как подросткам. Да, он, безусловно, виноват, но это не повод разрушать… Теперь он однозначно решил, что выбирает семью, что там все кончено и что он никогда не обещал Наташе… Нет, про Наташу нельзя. В общем, на месте разберется. Жена всегда подчинялась его решениям, за ним оставалось последнее слово, и она наверняка уже успокоилась и готова поговорить. Литвиненко повеселел и, притормозив возле цветочного киоска, купил Иринины любимые пушистые желтые хризантемы.
Но, увидев чемодан, выставленный за дверь, разозлился. Устраивать ему скандалы? Вышвыривать его, как щенка, из собственного дома, не дав сказать ни слова? Наверняка эта сучка Марго постаралась, расписала все в красках! И откуда только узнала?! Он же давал Наташе четкие инструкции: ни его должности, ни фамилии никогда не упоминать в бабских беседах, раз уж совсем молчать о таких делах они не могут, – и был уверен, что Наташа следует его указаниям. Следила она за ним, что ли? С этой чокнутой бабы станется. А если она все еще там, с Ириной, то и разговора никакого не получится.
Постояв перед дверью и накрутив себя до предела, Валентин услышал, как поворачивается ключ в двери соседней квартиры. Соседка Евстолия Васильевна всегда отличалась неуемным любопытством, но меньше всего ему хотелось объясняться с этой старой шваброй. И судья Литвиненко еще раз принял неверное решение – видимо, это был не его день. Вместо того, чтобы биться головой об дверь, привлекая сочувственное внимание той же Евстолии, каяться, целовать жене руки, бормотать чепуху и умолять о прощении (и, возможно, посредством этих проверенных способов вернуть хоть что-то), он схватил в охапку рубашки, подхватил чемодан и сбежал вниз, не дождавшись лифта. Она желает, чтобы он отправился к любовнице, – пожалуйста! Там его всегда ждут и будут рады. Ничего, еще посмотрим, кто первый прибежит просить о примирении!
На самом деле Литвиненко изрядно струсил. Не поднаторевший в семейных скандалах, которые жена ему никогда не устраивала, в такой ситуации он оказался впервые. Маячившие перемены его, естественно, не радовали, как не радовала и перспектива появиться у Наташиных дверей с чемоданом – ничего пошлее не придумаешь! Но не идти же в гостиницу, в самом деле, с этими проклятыми рубашками на плечиках, заботливо отглаженными женой. К тому же денег после отпуска, как назло, было в обрез – не до отелей. И он отправился через весь город на Химмаш, а чтобы заглушить поднимающееся чувство тревоги, старательно воображал картинки: вот плачущая Ирина стоит у окна, высматривая его машину, поминутно оглядывается на телефон, ожидая его звонка, и наконец, не выдержав, сама набирает номер его мобильника…
Но мобильник Валентина Рудольфовича молчал, как хозяин ни гипнотизировал его взглядом. Ирина не плакала. Когда она услышала шум отъезжающей машины, она выбралась из своего угла, постояла возле кровати, потом ушла в гостиную и легла на диван, с головой укрывшись пледом. Через пару минут в дверь не то постучали, не то поскреблись. Ирина на цыпочках прокралась в коридор и в панике посмотрела в дверной глазок. Неужели Валентин все-таки вернулся?! Но перед дверью маячила соседка. Ирина открывать не стала, вернулась на диван, опять повернулась носом к стенке, чтобы ничего не видеть. Но, полежав, вдруг снова вскочила и, усевшись на ковер перед елкой, принялась не спеша снимать игрушки, гирлянду, дождик. Аккуратно сложив все в коробки, разобрала пластмассовую елку на лапы и ствол, обернула их отстиранной тряпкой и обмотала скотчем, делая все так старательно, как будто назавтра у нее могли потребовать отчета о проделанной работе. Покончив с праздничными атрибутами, улеглась обратно на диван и мгновенно провалилась в сон.
Часть вторая
Год без вранья
– …потому что он у них скип! – объясняла Маргарита, наклоняясь к Ирине. – Это тебе не поросячий хвостик!
– Какой скип? – не поняла Ирина, дыша на озябшие руки. Знала ведь, что в этот, как его, кёрлинг играют на льду. И хватило же ума заявиться в тонкой курточке! На улице уже припекало обманчивое мартовское солнце, и одеваться хотелось по-весеннему.
