Лекарство от одиночества (СИ) - Резник Юлия

Не давая моей истерике выхода, за спиной раздаются шаги. Оборачиваюсь к заплаканной свекрови. Смотреть на нее такую невыносимо. А ей как будто невыносимо смотреть на меня.

– Элечка…

– Все нормально, Любовь Петровна. Я все понимаю.

– Ничего ты не понимаешь, глупая! Миша все равно нам родной. И ты.

Свекровь крепко обнимает меня на прощание и уходит собираться на работу – по понедельникам ей к третьей паре.

Оставшись одни, мы с Мишкой завтракаем. Точнее – завтракает он, а у меня совсем нет аппетита. Сварив себе кофе, убираю со стола, отмываю кастрюльку от пригоревшей каши и, включив Мишке мультики, достаю пылесос. Прохожусь под столом и… Взвизгиваю, угодив в чьи-то руки.

– Папа! – радостно орет Мишка, сползая с дивана.

– Испугалась? – смеется Валов, одной рукой подхватывая Мишку, а другой касаясь моей щеки.

– Еще как. Ты что-то забыл?

– Угу. Вот это… – Юрка наклоняется и с удовольствием меня целует. Мишка, как всегда страшно ревнивый в такие моменты, пытается ему помешать. С недюжей силой отталкивая меня маленькими ручками. Я смеюсь. Звук выходит немного влажный из-за непролитых слез.

– А если серьезно? Ты чего это посреди рабочего дня вернулся?

– Потому что не могу быть где-то еще сейчас. Только с вами.

Наши взгляды с Юрой встречаются. Я закусываю губу, понимая, что опять не справляюсь с эмоциями.

– Слышишь, Мишань? Как удачно мы с тобой садик проспали.

Затаенная обида подкатывает к горлу. Я дергаю горлом в безуспешной попытке ее сглотнуть, но ни черта не получается. Сжимаю кулаки…

– Прости меня, моя девочка. Я такой дурак. Ты права. Это ничего не меняет. Я люблю тебя. Вас… Вы все, что у меня есть. Ты и Мишка.

– Как ты мог! – срывает меня к чертям. – Как ты мог, Юр? Зачем в это впутал родителей?

– Я не знаю, не знаю… Просто вчера было так херово, а тут батя, ну и оно само из меня полилось… Прости. Простишь?

– А что мне остается? – всхлипываю. – Боже, какой ты дурак!

– Ты себе не представляешь, как мне было страшно. А если бы на Мишке не оказалось жилета, Эля? А если бы он утонул?

– Может, нам нужно было это пережить, чтобы ты понял, что любишь его, несмотря ни на что? – шепчу я, слизывая с губ слезы.

– Если так, то это был очень жестокий урок.

– Лишь бы ты только его усвоил.

Юра молчит, прижимая меня к себе. Мишка, устав за нас цепляться, возвращается к мультикам. Провожаю взглядом его маленькую фигурку.

– Мне, кстати, Славка писал. Извинялся.

– Да пусть он себе в жопу свои извинения засунет!

– Юр, ну ты чего? Нельзя так. Ты же не будешь бить всех, кто скажет, что вы с Мишкой совсем не похожи? Тогда тебе придется начинать с собственного отца, – не могу скрыть упрека в голосе.

– Да уж папа теперь вряд ли будет позволять себе подобные шуточки.

Закусив губу, отстраняюсь:

– А как он вообще это все воспринял? Они…

– Не знаю, Эль. Я же говорю, что был несколько не в адеквате.

– Ну что уж теперь. Остается надеяться, что их отношение к Мише не изменится.

– Нет, конечно, они его любят. Не придумывай.

Я киваю, хотя в глубине души понимаю, что теперь всегда буду в этом сомневаться.

– Кстати, я тут подумал…

– Да?

– Может, ты все-таки не будешь торопиться с выходом из декрета? Мишке уже два. Не пора ему родить братика или сестричку?

– Ты это серьезно?

– Вполне. Помнится, ты хотела, по меньшей мере, двоих.

Ага. Хотела. Но когда это было? Уж точно до моего первого ЭКО. К тому же я не помню, чтобы Юра тогда поддержал эту идею. Что изменилось? Мы оба понимаем. И от этого мне только хуже.

– Не думаю, что нам сейчас нужно торопиться с подобного рода решениями, – взволнованно проведя пятерней по волосам, я отступаю. В груди противно скребет. Ощущение того, что мы со всем разобрались, тает, как утренний туман.

– Почему? – смотрит на меня Юра из-подо лба.

– А ты как думаешь?!

– Господи, да это вообще не имеет никакого отношения к ситуации с Мишкой!

– Ну, да…

– Эля…

– Юра… Нет. Не проси меня. По крайней мере, сейчас.

ГЛАВА 9

ГЛАВА 9

– Меня опять поставили к Клепикову, – замечаю, уткнувшись носом в график. С момента происшествия на яхте прошло полтора месяца, за которые моя жизнь существенным образом изменилась – я все-таки вышла на работу.

– Отлично, – думая как будто бы о своем, бормочет Валов.

– Отлично?! Юр, да у него руки из одного места! Более бездарного хирурга захочешь – не найдешь.

– Это называется отсутствие практики. Клепиков совсем зеленый. И, кстати, только у него не было постоянной медсестры.

– Ясно.

– Ну что тебе ясно, Эля? Я ведь предупреждал. Ну не могу я, пойми, не мо-гу перетрясти сработавшиеся бригады, чтобы пристроить свою жену на местечко получше!

Самое смешное, что Юрка прав. И скажи он это как-то спокойней, я бы первая с ним согласилась. Да что там! Я и сейчас соглашусь, ведь ничего другого мне не остается. Только на душе осадок. И мыслишка глупая такая мелькает, абсурдная… Что мне бы, может, очень хотелось, чтобы Юрка хоть раз забил на условности. Чтобы он хоть раз показал им всем, что я важней и в приоритете. Глупости? Да кто ж спорит? Раньше ничего подобного мне бы и в голову не пришло. Работа есть работа. Помню, меня, напротив, страшно заводило то, что Юрка мне никаких поблажек не делал. Весь такой строгий и деловой в операционной, он менялся полностью, стоило нам остаться наедине. И предвкушение этого так нас подогревало! Иногда мы до дома не успевали доехать. Сворачивали в заросшие бурьяном подворотни и трахались прямо в машине.

– Я этого и не прошу, Юр, – примирительно замечаю я.

– Тогда иди, работай. И, Эля…

– М-м-м? – замираю у входной двери, нервно клацая предусмотрительно сунутой в карман авторучкой.

– Ты как вообще? Все нормально? Елена сказала, что у тебя какие-то проблемы были с заполнением карт…

– Там просто новая программа, – стараясь, чтобы голос звучал ровно, тихо поясняю я. – Но я быстро учусь.

– Значит, в общем, все хорошо? Ты довольна?

– А что? Надеешься, что я, махнув на это дело, таки сбегу в декрет? – я все-таки оборачиваюсь к мужу и поднимаю на него прямой немигающий взгляд.

– Почему сразу в декрет? – Юра отворачивается. – Может, ты вообще плюнешь на медицину, окончишь курсы дизайнеров, как моя Аннушка, и начнешь пилить интерьеры.

– Твоя Аннушка работала санитаркой после девятилетки. Если я захочу продолжить образование, то восстановлюсь в университете.

Из кабинета Валова я вылетаю пулей. Понимая, что если останусь там еще хоть на минуту, меня просто разорвет на части. И хрен его знает, какого фига меня так заело… Ну, что он такого сказал? Глупость. А мне в ней пренебрежение чудится. И еще этот вопрос о том, довольна ли я своей работой. Ответ ведь – нет. Ну, правда. Положа руку на сердце – этого ли я хотела? Поначалу – да. Когда мы только поженились, казалось, нет ничего лучше, чем стоять рядом с Юркой в операционной, а теперь… То ли в том дело, что я не с ним стою, то ли в принципе в чем-то другом, но отработав в отделении месяц, я только сильней крепну в мысли, что растрачиваю свою жизнь не на то. Что я в принципе могу намного-намного больше. Хотя с чего уверенность такая – непонятно. Как любому человеку, после долгого перерыва мне даже сестринские обязанности даются с трудом. Кажется, мозги обленились вконец, а тело заржавело. А ну выстой операцию. Это в принципе физически тяжело, а уж под прицелами чужих взглядов, которые как будто только и ждут, когда я оступлюсь, и подавно! Я в постоянном напряжении. Куда ни зайду – разговоры смолкают. Какие нервы надо иметь, чтобы это выдержать? Я, конечно, делаю вид, что мне до них дела нет, но…

– Эля, там нужно взять цитовые…

– Бегу.

Работа закручивает. Ношусь как белка в колесе. Чуть посвободней становится лишь через пару часов. Я покупаю кофе в автомате и выскальзываю во двор. Здесь душно и влажно – только-только начался сезон, но почему-то на улице мне дышится легче, чем под кондиционером в сестринской. Отхожу подальше, чтобы побыть в тишине, спускаюсь по ступенькам, ведущим в подвал.