Колин Гувер - Без надежды
Она улыбается мне, но вымученной улыбкой – как всегда, когда я упоминаю колледж.
– Я думаю об этом, Скай. Поверь мне. Это очень важный шаг, который потом нельзя будет отменить.
– А что, если это такой шаг, который ты не захочешь отменить? Что, если это шаг, который заставит тебя сделать еще один, и еще, пока не одолеешь дистанцию?
– Вот этого я и боюсь, – смеется она.
Я вытираю столешницу и споласкиваю тряпку в раковине.
– Иногда я тебя не понимаю.
– Я тоже тебя не понимаю, – потрепав меня по плечу, произносит она. – Никак не пойму, почему тебе так сильно хотелось в школу. Ты говорила, там весело, а как на самом деле?
– Нормально, – пожимаю я плечами.
Это откровенная ложь. Каждый раз побеждает мое упрямство. Ни в коем случае нельзя признаваться ей, как мне не нравится в школе, несмотря даже на то, что она никогда не скажет: «Я же говорила».
Она с улыбкой вытирает руки:
– Рада слышать. Но завтра спрошу еще. Может, выложишь правду.
* * *Я вытаскиваю из рюкзака книгу, которую дал мне почитать Брекин, и плюхаюсь на кровать. Успеваю прочесть две страницы, когда ко мне через окно залезает Сикс.
– Сначала о школе, потом подарок, – говорит она, устраиваясь рядом на кровати.
– Школа – просто отстой. Из-за того что ты не в состоянии отказывать парням, я унаследовала твою жуткую репутацию. Но благодаря божественному вмешательству меня спас Брекин, новообращенный мормон-гей. Он не умеет ни петь, ни играть на сцене, но любит читать, и теперь он мой самый лучший друг на всем белом свете.
Сикс надувает губы:
– Я еще даже не уехала, а ты уже нашла мне замену. Подлая. И чтоб ты знала: я в силах отказать парню. Я не в состоянии постичь моральные последствия добрачного секса, когда его просто навалом. – Она ставит мне на колени коробочку. Без обертки. – Знаю, о чем ты думаешь, – говорит она. – Могла бы и догадаться, что отсутствие обертки никак не умаляет моих чувств к тебе. Мне просто лень.
Я беру коробку и встряхиваю:
– Ведь уезжаешь-то ты. Это я должна дарить тебе подарок.
– Да, должна. Но ты этого терпеть не можешь, и я не надеюсь, что ты ради меня изменишься.
Она права. Я действительно редко делаю подарки, но в основном потому, что сама ненавижу их принимать. От этого почти так же неловко, как при виде плачущего человека. Я переворачиваю коробку, нахожу клапан и открываю ее. Потом снимаю тонкую оберточную бумагу и вижу сотовый телефон.
– Сикс, – говорю я. – Ты же знаешь, я не могу…
– Заткнись. Нельзя, чтобы я уехала на другой конец света без возможности общаться с тобой. У тебя нет даже электронной почты.
– Знаю, но я не могу… У меня нет работы, и мне нечем платить. А Карен…
– Не волнуйся. Это телефон с предоплатой. Ее хватит, чтобы, пока меня нет, раз в день посылать друг другу эсэмэски. Не могу позволить себе международные разговоры, так что здесь тебе не повезло. И в соответствии с суровыми извращенными принципами твоей мамаши в этой штуковине нет даже Интернета. Только текстограммы.
Она хватает телефон и включает, потом вводит контактную информацию.
– Если в мое отсутствие у тебя наконец появится пылкий дружок, можно будет добавить дополнительные минуты. Но пусть только попробует покуситься на мое время, и я отрежу ему яйца.
Она возвращает мне телефон и нажимает на клавишу «Домашняя страница». Появляется ее контактная информация: «Твоя самая-самая лучшая подруга на всем белом свете».
Я терпеть не могу получать подарки и действительно ненавижу прощания. Я кладу телефон в коробку и беру с пола рюкзак. Потом вынимаю из него книги, складываю на полу и, перевернув рюкзак у нее над головой, смотрю, как к ней на колени падают долларовые бумажки.
– Здесь тридцать семь долларов, – говорю я. – Они помогут тебе продержаться до возвращения. Счастливого дня иностранной валюты!
Сикс хватает пригоршню долларов и подбрасывает их в воздух, после чего валится на кровать.
– Всего один день в школе, и эти сучки осыпали тебя баксами? – смеется она. – Впечатляет.
Я кладу ей на грудь написанную мной прощальную открытку и склоняю голову к ней на плечо:
– Ты считаешь, это впечатляет? Видела бы ты, как я кручусь на шесте в кафетерии.
Она берет открытку и с улыбкой проводит по ней пальцем, даже не пытаясь заглянуть внутрь, поскольку знает, что я не люблю лишних эмоций. Потом засовывает ее на место и тоже кладет голову мне на плечо.
– Какая же ты шлюха, – тихо произносит она, пытаясь сдержать слезы.
Ведь мы обе такие упертые и никогда не плачем.
– Так меня и назвали.
Вторник, 28 августа 2012 года
6 часов 15 минут
Звонит будильник, и я сразу прикидываю, не промотать ли сегодняшнюю пробежку, пока не вспоминаю, кто ждет меня на улице. Я одеваюсь с такой скоростью, как никогда в жизни, и подхожу к окну. К окну изнутри прилеплена открытка со словом «шлюха», написанным рукой Сикс. Я с улыбкой отдираю ее и бросаю на кровать.
Он сидит на обочине и разминает ноги. Хорошо, что ко мне спиной, а иначе заметил бы мой хмурый вид, причина которого в его футболке. Услышав, как я подхожу, он оборачивается:
– Эй, привет!
Он с улыбкой встает, и я замечаю, что футболка успела намокнуть от пота. Он отмотал уже больше двух миль, собирается пробежать со мной еще три, а потом пробежит больше двух до дома. Я, правда, не понимаю, зачем ему все эти хлопоты. И почему я это позволяю.
– Тебе надо размяться? – спрашивает он.
– Уже размялась.
Протянув руку, он дотрагивается большим пальцем до моей щеки.
– Выглядишь неплохо, – говорит он. – Болит что-нибудь?
Я качаю головой. Он действительно думает, будто я в состоянии что-то произнести, когда его пальцы касаются моего лица? Довольно сложно одновременно говорить и сдерживать дыхание.
Он отводит руку и улыбается:
– Ладно. Готова?
– Угу, – выдыхаю я.
И мы бежим. Какое-то время – рядом, пока дорожка не сужается, и вот он несется следом за мной, отчего я начинаю ужасно смущаться. Обычно во время бега я совершенно забываю о себе, но на этот раз отдаю отчет в каждой мелочи – волосы, длина шортов, капли пота, стекающие по спине. И только когда дорожка расширяется и мы снова бежим бок о бок, я с облегчением вздыхаю.
– Тебе надо осваивать беговую дорожку. – Голос его звучит твердо, и совершенно не похоже, что с утра он уже одолел четыре мили. – У тебя выносливости больше, чем у большинства парней из прошлогодней команды.
– Не знаю, хочется ли мне этого, – тяжело дыша, отвечаю я. – Я никого не знаю. Хотела попробовать, но до сих пор мне попадались какие-то злыдни. Не хочется общаться с ними еще и в команде.
