Красси Зуркова - Самодива
ПЯТНИЦА ПРОШЛА БЕЗ НАМЕКА на загадочного незнакомца. Как и суббота. Но он обещал найти меня, и это стало моим секретом. Преобразилось все: безмолвные аллеи, уединенные тротуары, жуткие постройки, показывающиеся из–за невзрачных деревьев – каждое место в кампусе начинало играть красками, когда я представляла, что именно здесь мы можем встретиться снова. «Похоже, я была права, у тебя есть преследователь», – сказала бы Рита перед тем, как провела бы собственное расследование, выясняя причину, по которой кому-то нужно было следовать за мной в запустелый музей и заговаривать со мной в темноте. Именно поэтому я решила ничего ей не рассказывать. Не нужно было снова клеймить его «странным»; мне не хотелось, чтобы это слово засело у меня в голове. Неважно, кем был этот парень, он понимал музыку Шопена и обожал историю об Орфее, как и я, и если это значило, что он был странным – то и я была такой. И меня не волновало, что он мог продолжать преследовать меня. Я беспокоилась, как бы он не перестал.
Субботним вечером группа наставников проголосовала за отказ от предложения Риты сходить в кино и вместо этого в итоге выбрала отдых на вечеринках с перебежками из одного общежития в другое.
– Ребята, поберегите энергию для завтрашнего дня, для Проспекта, – продолжала она предостерегать нас, но всем было плевать.
Мы торопливо перемещались из одного места с громыхающей музыкой в другое, взбудораженные от адреналина из–за того, что наконец выбрались на вечеринку в колледже. К полудню мы все пожалеем об этом.
Проспект, или же первые несколько кварталов по Проспект Авеню, был самым оживленным (и часто единственным) центром ночной жизни университета: это была дорога, шедшая параллельно Нассау Стрит на самом севере кампуса, где принстонские «обеденные клубы» открывали свои двери – и пивные краны – дважды в неделю, по четвергам и субботам. Все, что касалось Проспекта, имело четкую систему. Чтобы помочь нам разобраться что к чему, Рита после позднего завтрака раздала каждому по таблетке аспирина и подготовила к основному.
«Обеденный клуб» было причудливым названием, подразумевающим под собой нечто среднее между столовой и закрытым братством. Эти клубы не были связаны с университетом, что освобождало Принстон от ответственности за безбашенные вечеринки, кошмарные попойки и прочее, что было их частью. На данный момент насчитывалось десять клубов, и по окончании второго курса вам нужно было выбрать один из них так же, как необходимо выбрать специализацию. Но был подвох: то, что вы выбрали клуб, еще не значило, что он выберет вас. В пяти сообществах из десяти устраивали лотерею, и согласно молве, Вегас представлял собой просто детские игры в сравнении с теми ставками, что были в день отбора в клуб, когда ваше имя вытягивали (или не вытягивали) из шляпы. Другая половина была откровенно элитной. Бесценными местами членов награждали во время так называемого «пика» – натиска братства, приправленного щепоткой собеседования, вакханалией и проведением политической кампании одновременно. «Неделя пик похожа на средневековье: все шокирующее и постыдное перестает быть таковым», – коротко подвела итог Рита, давая нам домыслить остальное.
Одним из таких был «Плющ». Старейший и исключительнейший из всех клубов, он упивался своей легендарностью: несравнимой аурой собственного имени, неоспоримой и славной, насчитывающей более сотни лет историей, а также распространенным слухом (который почти наверняка был правдой), что даже идеальное человеческое существо, щедро созданное по образу и подобию Господа, могло быть отвергнуто Плющом за неимением родословной с упоминанием в ней королевской особы, главы государства, ну или как минимум миллиардера. Плющ был известной крепостью привилегированных. Великолепных обособленцев. Самых избалованных детей, создававших собственные правила и отказывающихся нести ответственность за любое из них. Плющ был кровеносным сосудом, всегда пульсирующем в самом сердце Принстона.
– Если у вас в голове пронеслась мысль, что неделя пик похожа на слабый ветерок, то вам срочно нужно поговорить со мной. Особенно девочкам.
Рита проговорила все это на одном дыхании, но мы были уверены, что она абсолютно серьезна. Кто-то смог бросить робкое «почему».
– Потому что она беспощадна. Вас прожуют и выплюнут – и все только из–за того, что вы осмелитесь подумать хотя бы на секунду, что достойны такой очаровательной организации. Моей подруге так промыли мозги, что она неделями питалась почти одним чаем, чтобы «соответствовать образу Плюща». А потом оказалась в больничной койке, и ей пришлось взять академический отпуск до конца года, чтобы восстановиться.
– Они попросили ее сесть на диету?
– О нет, они не просят. Кто-то был настолько милостив, что, прежде чем сопроводить ее до двери, отметил, что, хоть она достаточно миленькая и определенно рисковая, когда это нужно, нескольким участникам показалось, будто она бы выиграла, если можно так выразиться, от того, если бы была куда стройнее.
Наступила напряженная тишина.
– Ладно, я слышу, как вы мысленно высчитываете свой вес. – Рита спрыгнула со стула, точно угадав, о чем многие из нас думали. – Я назначу наказание, если кто-либо из вас подвергнется этому весовому абсурду. А теперь вперед, вечеринки уже начались.
Только на этой неделе на Проспекте важнейшим днем было воскресенье. В этот день намечалось официальное открытие обеденных клубов, в полдень, когда любое место – даже территория Плюща – было доступно. Все двери оставались запертыми, но несколько метров, разделявших эти самые двери и тротуар, становились ареной с дикими танцами: проходили тусовки на лужайках. Было море звуков и красок. Девушки в сарафанах. Парни в том, что вывалилось из шкафа. И повсюду – толпы, взбудораженный гомон людей, что собрались вокруг строений, поднимая стаканы с пивом и слушая живую музыку, в которой я могла расслышать лишь стук барабанов и вопли тех, кто расположился слишком близко к микрофону.
Рита вела нашу сплоченную группу, пробираясь по лабиринту лужаек и задних дворов. Я была рада выбраться куда-то вместо того, чтобы дуться в своей комнате, фантазируя о незнакомце, о котором мне не было известно ровным счетом ничего. Но, как это обычно случалось, у меня не получилось прогнать мысли о нем надолго.
– Теш, я все забываю, здесь кое–кто хочет познакомиться с тобой. – Рита схватила меня за руку и потащила через улицу. – Он пристает ко мне с самой пятницы, когда услышал, как ты играешь.
Я почти споткнулась. «Когда услышал, как ты играешь». Неужели я наконец встречусь с ним? По–настоящему, а не с его ускользающей тенью?
