Майкл Корда - Идеальная пара
Дом Билли был узким зданием, которому не пошли на пользу четыре года непрерывных немецких бомбежек. Он безобразно покосился, окна оказались на разных уровнях, верхние этажи нависли над улицей настолько, что почти касались дома напротив, штукатурка осыпалась со старых, прогнивших перекрытий. В дверях почти неразличимо вырисовывался силуэт женщины, только огонек ее зажженной сигареты говорил о ее присутствии на темной улице. Фелисия почувствовала запах дешевых духов, который был не способен заглушить дух немытого тела, сигаретного дыма и пудры, и отпрянула.
– Это ты что ли, Билли? – спросила женщина, затягиваясь сигаретой. Фелисия решила, что она – старая, но слабый огонек осветил ее лицо, и она увидела, что это была молодая девушка.
– Это я.
– Ты? Да с женщиной? Ой, сейчас умру от смеха.
– Она моя приятельница, Ви.
– Приятельница? Подруга? У тебя?
Билли протиснулся мимо нее в дом. Фелисия последовала за ним по скрипучей слабо освещенной лестнице наверх. Дом был полон звуков – стонов, криков, скрипа пружин на кроватях, проклятий. Фелисии казалось, что он давит на нее, будто ее похоронили заживо. Чем выше они поднимались, тем уже становились ступени, пока окончательно не превратились в подобие плохо сколоченной, крутой, шаткой стремянки. На самом верху была дверь, покрытая столетними слоями краски и копоти, которую Билли открыл древним, заржавленным ключом.
– Вот мы и дома, – радостно сказал он.
Свисавшая с потолка лампочка освещала странной формы чердачную комнату с низким потолком, которая могла бы быть монашеской кельей: с белыми стенами, крошечным окном и бедной обстановкой – узкой кроватью, комодом и двумя потертыми креслами. Пол был покрыт линолеумом; единственным украшением комнаты служили фотографии киноактеров, вырванные из журналов и газет и группками пришпиленные к стене, будто для того, чтобы закрыть трещины и дыры.
Тусклого света было явно недостаточно, чтобы рассмотреть их, но Фелисии показалось, что она узнала Марка Стронга, Рэнди Брукса – который, кажется, был одним из любимых актеров Билли – и самого Робби в одной из его голливудских ролей. Занимался ли Робби с Билли любовью на этой самой кровати? Она отказывалась думать об этом. Она приняла решение. Она решила рассчитаться с прошлым – за него, может быть, за них обоих – все остальное не имело значения. Она заметила несколько своих фотографий. Билли явно был преданным поклонником.
Фелисия села на кровать. Кровать была по-солдатски аккуратно заправлена; грубое, местами заштопанное постельное белье было удивительно чистым, одеяло тщательно расправлено.
– Меня это устраивает, – сказала она.
– Туалет этажом ниже.
– Туалет мне не понадобится.
– Камин здесь газовый. Нужно опустить шиллинг. Я включу его для вас. – Он сунул монету в счетчик и зажег спичку. Небольшая газовая горелка засветилась синим светом.
– Билли, – сказала Фелисия, – мне нужно кое с кем встретиться здесь. Я знаю, что это твоя комната, но не мог бы ты оставить меня одну на несколько часов?
Он с беспокойством посмотрел на нее.
– Вы уверены, что вам это нужно? Она кивнула.
– Абсолютно уверена.
Когда она покончит с Марти, она без проблем купит молчание Билли. Она махнула ему на прощание рукой и закурила сигарету, бросив спичку в баночку из-под варенья, которая служила Билли пепельницей.
Она по-прежнему неподвижно сидела на кровати, когда почти полчаса спустя раздался стук в дверь.
Она не подняла головы.
– Ты, кажется, не спешил, – сказала она.
– Ничего подобного. Просто эту лачугу нелегко найти. – Он огляделся и покачал головой. – Какого черта ты здесь делаешь?
– Исправляю то, что ты сделал, Марти. Исправляю то, что сделала я.
Куик стоял, засунув руки в карманы своего светлого неуставного плаща и сдвинув на затылок фуражку; на шее у него был шелковый шарф, и неизменная сигара в зубах. Он был красив, доволен собой и явно настроен обратить все в шутку.
– Похоже на декорацию к «Стелле Даллас»,[138] – сказал он. – Робби знает, что ты здесь?
– Нет. Я полагаю, твой маленький милый шофер остался внизу вместе с другими шлюхами?
Он покачал головой.
– Я решил приехать один. Взял такси. Есть некоторые вещи, о которых Амелии лучше не знать. Похоже, что это как раз тот случай. – Он снял плащ, положил его на кровать, сверху на него свой шарф и сел рядом с Фелисией. Она почувствовала знакомый запах его лосьона. Он вынул из кармана фляжку, открыл ее и налил Фелисии виски. Она с удовольствием выпила.
– Так в чем же дело? – спросил он.
– Я знаю, кто такой Билли Дов, – ответила она.
Куик. удивленно посмотрел на нее.
– Кто?
– Молодой человек, которому ты заплатил сто фунтов.
– И что же? – Он пожал плечами, будто это не имело никакого значения.
– Я видела фотографию, которую ты сделал у дверей паба.
– Хорошо. – Теперь он был явно озадачен и старался понять, к чему все это могло привести.
– Я не допущу, чтобы этот шантаж сошел тебе с рук, – сказала она.
– Шантаж? Тебе-то что? – Он налил себе виски и положил сигару в пепельницу. – Послушай, – сказал он, – я не понимаю, зачем ты забралась в эти трущобы. Если хочешь поговорить, пойдем куда-нибудь, где можно это сделать спокойно.
– Мы можем поговорить и здесь.
Куик обнял ее за плечи; лицо его выражало раздражение.
– В чем дело, Лисия? Что это за разговоры о шантаже? Что я играю не по правилам? Я всегда играю не по правилам. Теперь ведь это не имеет значения, верно? Все кончено. Что сделано, то сделано.
– Все можно изменить. Необходимо изменить. Теперь он был искренне удивлен.
– Не понимаю, каким образом. Я хочу сказать, уже слишком поздно… – Он наклонился, прижал ее к себе и поцеловал. – Мне жаль, что так получилось, но ко мне это не имеет отношения. Я не заставлял его лезть в этот чертов самолет…
Фелисия не слушала его. Она дрожала, но не от страха, а от гнева на свою собственную слабость. Она чувствовала, как его рука медленно скользит ей под юбку.
Она отстранилась, пытаясь взять себя в руки: она со страхом размышляла о безумии того, что собиралась сделать, и одновременно хладнокровно планировала, как это осуществить. Ее пугали последствия – скандал, позор, наказание, – но если это был единственный путь спасти Робби, то она была готова его пройти.
Шекспировские женщины, говорила она себе, не медлили, чтобы завершить начатое. Клеопатра, Джульетта, леди Макбет – они понимали благородные жесты, великие жертвы. Она точно знала, что ей делать – и все же ощущала, как груз отвращения и сомнения сдерживал ее.
