Сьюзен Айзекс - Волшебный час
— Можешь выключить, — согласился я.
Он так и сделал и вернулся на прежнее место, то есть встал за моим стулом и положил руку мне на плечо.
— Хочешь пойти в отпуск, Стив?
— Может быть.
— Ты заслужил. Рэй считает, что тебе нужно побеседовать с доктором Неттлз, это наш новый психоаналитик, просто для консультации. Просто для профилактики. Сам решай. Рэй говорит, она ничего. Я ее видел, морда как у бульдога.
Он угнездился в кожаное кресло. Цепь снова звякнула.
— Слушай, ты уж меня извини. За эту историю с твоим запоем. И за эту чушь, будто ты влюбился в бабу Спенсера.
Я забеспокоился. А вдруг Бонни не сможет пережить этой истории, возьмет и уедет в свои горы?
— Этот говнюк Робби, — выдохнул Ши.
— Робби отсиживается в отделе, — сообщил я.
— Знаю. Ты с ним разобрался?
— Нет. Я даже не входил. Я на пределе. У меня такой короткий бикфордов шнур, что я взорвусь в момент, а не хотелось бы. И потом он совершил нечто гораздо более серьезное, нежели распускал сплетни. Я про мое пьянство. Тут уж тебе предстоит разбираться, а не мне.
— А, с волосами Бонни, — кивнул он.
— Ага, с волосами Бонни.
Он снял трубку, нажал кнопку селектора и сказал:
— Робби, зайди ко мне. Нет, прямо сейчас.
Он повесил трубку и посмотрел мне в глаза.
— Слушай, я тебе очень сочувствую, тебе многое пришлось пережить. Семейная трагедия. Но в данный момент я не об этом. Ты знаешь, что наше отделение полиции — организация как бы военная. Смекаешь, к чему я?
— К тому, что ты капитан, а я нет.
— Смекаешь, значит. А то у тебя бывают с этим проблемы. Так вот, у тебя свой зуб против этого подонка, а у отдела — свой. Угадай, кому достанется пальма первенства, когда он явится…
В это самое мгновение в дверях показался Робби.
— Садись, Робби.
Прозвучало это не как приглашение, а как приказ, и Робби сел, предварительно кивнув мне. На фоне чернявой и грубоватой красоты Фрэнка Робби смотрелся еще более опухшим и несвежим, чем обычно. Он напомнил мне одного из своих любимых печений.
— Ты чуть не загубил карьеру Бреди, — сказал Ши.
— Я не хотел.
— Как же ты мог назвать его «пьяницей»?
— Потому что я действительно был в этом уверен.
— С чего это?
— Я думал, что он слишком часто меняет свои мнения, и мне показалось, что от него пахнет алкоголем.
— Это почему же я часто меняю свои мнения, хрен ты моржовый, говно недоделанное?
— Бреди, заткнись, — сказал Ши.
Потом, припомнив, что я переживаю личную драму, он добавил:
— Пожалуйста.
И обернулся к Робби:
— Не буду утверждать, что ты лгал намеренно, но ставлю под вопрос твои способности к наблюдению.
— Мне известно, что экспертиза показала, что я был не прав. Приношу свои извинения.
По-моему, никто не ожидал от меня реакции на его извинения, поэтому я откинулся на спинку стула и на секунду прикрыл глаза. Я хотел позвонить Гидеону и узнать, как там Бонни. Я хотел сказать ему, что дверь бокового входа не заперта, и они могут забрать Муз, которая, наверное, хочет попить или прогуляться.
— Давай-ка вернемся к волосу Бонни, а Робби? — говорил Ши. — По этому делу все работали. Лучшие люди. Мы проверили, перепроверили, пере-перепроверили то место, где стоял преступник.
Он сделал паузу, давая всем понять, что, оберегая меня от переживаний, он не называет преступника по имени.
— Да, мы с этими волосами разобрались. А потом — бац! — на следующей неделе происходит чудо! Решающая улика! Найден еще один волос Бонни Спенсер — с корнем, ни больше ни меньше, пригодный для ДНК-теста.
— Ты хочешь сказать, что я подбросил этот волос, Фрэнк? — поинтересовался Робби.
— Я хочу сказать, что Рэй Карбоун обследовал пакетик, который нам вернули из лаборатории, и заподозрил, что печать выглядит как-то не так, и одного волоса не хватает. Что скажешь: ты ничего не подбрасывал?
— Нет. Это в лаборатории затеряли. Ты же понимаешь, что люди есть люди.
Я подумал: вдруг Бонни не захочет остаться со мной? Вдруг она считает меня слишком ненадежным человеком?
— А чего это вдруг волосу Бонни Спенсер оказаться как раз в том месте, откуда преступник произвел выстрел, если Бонни Спенсер сама преступником не является?
— Может, она просто мимо проходила?
Голос Робби упал до шепота. Он все больше обмякал на стуле. Единственное, что в нем по-прежнему победно торчало, был одеревеневший от лака чуб.
— И это все, что ты можешь сказать? — прогремел Ши. — Она просто слонялась на территории в три гектара, а ее волос каким-то образом застрял на этом, бесконечно малом пространстве?
Робби не отвечал. Ши наклонился вперед.
— Можно задать тебе один вопрос? Ты всерьез уверен, что ты лучше, чем все эти говнюки, которых мы сажаем?
— Я хочу, чтобы меня выслушали.
Робби говорил так, как будто уже успел проконсультироваться со своим адвокатом.
— Не волнуйся, это тебе еще предстоит.
— Благодарю.
— Но еще до того, как тебя выслушают, знаешь что?
— Фрэнк…
— Сложи в портфельчик свои ручечки и карандашики.
Насколько мне известно, Робби Курц не стал складывать в портфель свои пишущие принадлежности. Он наверняка ни с кем не попрощался. Он просто покинул нас навсегда.
Я взял у брата ключи от принадлежащего ему жалкого подобия машины с откидным верхом — «мустанга», вернулся домой и забрал Муз. Она вспрыгнула на боковое сиденье, гордо задрала морду и подставила ее потоку воздуха, который немедленно задул ее волосатые уши назад. Когда мы встали на красный свет, она уставилась на каких-то столичных яппи в «вольво» с фургоном и одарила их покровительственным взглядом прекрасной дамы, которая путешествует исключительно в авто с откидным верхом.
Я подъехал к дому Бонни. Бюрократическая машина наконец-то сработала: наблюдение было снято. Ее «джип» стоял в гараже. В доме темно, передняя и задняя двери заперты. Я несколько раз позвонил в дверь. Никто не ответил. Я догадывался, что она должна быть у Гидеона, но тем не менее испугался. В голове у меня зароились безумные предположения, вроде того, что она приехала домой, поскользнулась на одном из своих дурацких плетеных ковриков, разбила башку и лежит там, внутри, мертвая. Нет. Тогда бы моя машина стояла снаружи. А вдруг что-то испортилось в машине, она потеряла управление, и машина грохнулась с моста или сгорела? До меня доносились только крики диких уток и громкий неестественный смех, раздававшийся с веранды ее соседки Уэнди Прыщ.
