Моррис Ренек - Сиам Майами
Она двинулась было обратно, собираясь продолжить репетировать, но на полпути обернулась и тихо спросила:
— Ты хоть что-нибудь слышал о…
Зигги отрицательно покачал головой.
— Скоро у меня появится время, и я весь город переверну, чтобы его найти.
— Ты все еще сидишь на скамейке запасных, Зигги.
— Со дня на день я преподнесу тебе сюрприз и выйду на поле. Пока же, — подытожил он, оставляя ее с оркестром, — мне недостает твоей смелости.
Зигги зашагал обратно в будку. Там его ждало кошмарное зрелище — жемчужно-серая замшевая перчатка на руке у Монка.
— Зигги, — обратился к нему Твид, — Стюарт дает нам гарантию, что сумеет обуздать Сиам.
— Ни под каким видом! — отрезал Зигги. — Вам известно, как он собирается этого добиться?
— Нет, — сознался Твид.
Зигги покосился на огромную перчатку на руке Монка.
— Валяй, Стью, объясни Гарланду свой расчудесный метод.
Додж стянул перчатку с пятерни Монка.
— Вик Буоно, будучи владельцем большого клуба на Ист-Сайде, рассказывал мне, как он держал в повиновении своих баб. У него они делились на две категории: миниатюрные и длинноногие. Иногда ему приходилось надзирать сразу за дюжиной в один вечер. Добавьте к этому одну-двух, обслуживавших лично его. Вик клянется, что он не знал с ними хлопот. Они попадали к нему настолько измотанными, что сами задирали подбородки, дабы получить оплеуху и успокоиться. Уходя на покой, он передал свое секретное оружие мне. — Додж бросил под лампу на стол перчатку. Толстая замша не расправилась, а сохранила форму пальцев, готовых сжаться в кулак.
Твид брезгливо покосился на орудие истязания, не желая к нему прикасаться.
— Только не рукоприкладство, — предупредил он.
— Это не то, что вы думаете, — принялся объяснять Монк. — Вы взгляните: с подкладкой, без швов. Никаких следов.
— Она сама пометит того, кто поднимет на нее руку, — предостерег Зигги.
— Вот это нам и надо выяснить. — Додж наблюдал за Твидом, осторожно мявшим в руках перчатку. — Посмотрим, способна ли она огрызаться. До Форест-Хиллз осталась неделя. Рано или поздно мы должны определиться, кто кого: эта истеричка — нас или мы — ее.
Твид отбросил перчатку и отрицательно помотал головой.
— Слишком рискованно. Ваше мнение? — обратился он к Валентино.
— Хорош любой эффективный метод. — Заключение Валентино прозвучало как гром среди ясного неба. — Если ей требуется шок, прибегнем к лечению шоком.
Мотли рассвирепел:
— Раньше я вами гордился! Вы казались таким осведомленным и независимым в суждениях! А теперь вы рекомендуете это?
Валентино остался невозмутим.
— Меня пригласили для того, чтобы выслушать мое объективное заключение. — Он помедлил. — Я не говорю, что в восторге от собственных суждений, не утверждаю даже, что они справедливы. Но предложенный метод имеет право быть опробованным.
— Значит, пробуем перчатку. — Валентино убедил Твида своим здравомыслием.
— Если бы такой совет дал уличный бродяга, вы бы к нему прислушались? — спросил Зигги. — Она слишком тонка для такого обращения.
Твид посмотрел на Валентино, ожидая ответа от него.
Валентино сперва как будто согласился с Зигги:
— Да, она умная и тонкая молодая женщина. У нее твердый характер. Но подспудно ее гнетет чувство вины из-за того, как она повела себя на пути к успеху. Значит, она у вас в руках. Если вы сможете контролировать ее, используя ее угрызения совести — а это почтенный, испытанный метод, — то контролируйте на здоровье, это ей же пойдет на пользу.
— Вы кичитесь своей образованностью, а лижете им задницу, как последний сутенер! — крикнул Зигги.
— А мне его доводы кажутся логичными, — заявил Додж. — Вы выслушали Валентино, Гарланд. Ничего новогомы не изобретаем.
— Как у вас получается при таких знаниях оставаться тряпкой?! — заорал Зигги на Валентино.
— Я не защищаю сам принцип, — принялся объяснять несколько обиженный Валентино. — Мое дело — найти действенный метод.
— Зигги, у тебя психология неудачника, — поддержал его Додж.
— Ненавижу болванов, страшащихся неудач, — сказал Зигги. — Копни поглубже, задень этих кривляк за живое — и обнаружишь трясущегося труса, готового кого угодно лобызать в задницу. Продолжай, — крикнул он Валентино, — доведи до конца свою победную психологию!
Валентино был вынужден спасать свое положение. Ему ничего не оставалось, кроме как доказать, что он так же уверен в своем суждении, как Зигги — в своем.
— Важно одно — сработает ли метод. Если можно вернуть морских пехотинцев домой и извести с их помощью наркоманию, я первым предложу раздавать наркоманам бирки и готовить их к отстрелу.
— Вот видите, — торжествующе сказал Зигги Твиду с видом исполнителя, принимающего аплодисменты, — ваш победитель показал свое истинное лицо.
— Раз университетские психологи подрабатывают в рекламных агентствах, уговаривающих нас покупать опасные для здоровья препараты, то почему бы мне не помочь певице достичь успеха?
— Мы слышим откровение, возвещающее о появлении новых святых, — язвительно заметил Зигги. — Среди них нет ни одного неудачника, но почему-то они все вокруг себя превращают в пепел. — Валентино вспыхнул, но Зигги вцепился в него мертвой хваткой. — Вам со Стью осталось только примкнуть к халтурщикам из Музея современного искусства. Они называют телевизионную рекламу искусством и огребают один приз за другим. Возможно, это и искусство, но уж больно откровенно оно демонстрирует, как мы презираем друг друга.
— Прошу отметить, — призвал его Валентино, — что я никогда не гневаюсь на своих противников.
— Это ваше достоинство, — согласился Зигги.
— И так происходит не потому, что я не снимаю маски профессионала. Я могу позволить себе спокойствие, потому что знаю, мои враги затягивают петлю на собственной шее, даже если упражняются в презрении к другим. Они делают жертвами других, но сами при этом превращаются тоже в жертвы. Разумеется, — с сарказмом продолжал он, — я бы присуждал призы за телевизионную рекламу. И делал бы это на День благодарения. В этот день я возносил бы хвалу автомобилям с запланированным моральным износом, дорогой страховке, не покрывающей аварии, заложенным домам, в которых крыша дает течь и которые разваливаются, прежде чем в них успеет прожить одно поколение. Еще роскошным жилым небоскребам, в которых применяются современные материалы, заставляющие вас затыкать уши в гостиной, когда сосед спускает воду в унитазе. Я бы возносил хвалу всем этим приборам, ломающимся при первом прикосновении. Ремонтникам, которые ничего не чинят, а только дерут втридорога. Игрушкам, которые выходят из строя, проработав не больше минуты, или требуют замены незаменяемых элементов. Отдельно я поблагодарил бы докторов, обожающих делать людям операции, поскольку это хорошо отражается на счетах, а ваша медицинская страховка гарантирует возмещение. От меня получили бы благодарность адвокаты, не слишком старающиеся вас защитить, потому что среди их клиентов числятся ваши противники по судебному процессу. Я также испытываю благодарность за оскудение нашего языка, которым мы обязаны рекламе, за проникновение в наши дома нечестности и надувательства, уже воспринимаемых как вполне респектабельные способы выживания. Но в первую очередь я благодарен стилю без содержания. Все это внушает мне веру в существование справедливости на этом свете. В действительности справедливость никогда не приводила в равновесие чаши весов, а лишь усиливала хватку могучих лап на чужом горле.
