Юрий Каменецкий - Мелочи жизни
— Анатолий Федорович, — заметил Шведов жестко, — Саша еще маленький мальчик и не всегда сам в состоянии решить, что для него хорошо, а что плохо.
— Но, может быть...
— Анатолий Федорович, — Шведов перебил. — До тех пор пока Маша в больнице, всю ответственность за Сашу несу я. А мое мнение вам известно.
— А Маша?.. — продолжал упорствовать старик. — Мне кажется, она бы с пониманием отнеслась...
— Вполне возможно. Но мне бы не хотелось ее беспокоить. Простите, но у меня сегодня еще очень много дел. — Игорь Андреевич поднялся, давая понять, что разговор окончен.
— Ну что же... Не буду вас задерживать. — Анатолий Федорович тоже встал.
— Всего хорошего. Приятно было познакомиться, — сказал Шведов.
Достав ручку, Анатолий Федорович что-то быстро написал на маленьком листочке бумаги. Протянул Шведову.
— Что это? — Игорь Андреевич взял листок.
— Наш телефон. На тот случай, если передумаете.
—Я не передумаю. А за телефон — спасибо. Мало ли что.
— Всего доброго. Честно говоря, надеялся на ваше благоразумие, — на прощание заметил Анатолий Федорович с укором.
— Сожалею, что не оправдал надежд, — ответствовал модельер невозмутимо. — Всего наилучшего.
Когда Анатолий Федорович ушел, Шведов вернулся за стол, посидел какое-то время в задумчивости. Разговором этим Игорь Андреевич был явно недоволен.
Нажал кнопку селектора.
— Слушаю, Игорь Андреич, — привычно отозвалась верная секретарша.
— Регина, солнышко, — проговорил Игорь Андреевич устало, — если вдруг придет Сашина бабушка, то меня нет, договорились?
Иннокентий в раздражении поглядывал на часы. Вот уже двадцать минут они с Крюком ждали Биг-Мака в условленном месте — на одной из скамеек Суворовского бульвара. Биг-Мак неприлично опаздывал.
Наконец его фигура замаячила невдалеке.
— Опаздываешь, — не глядя на Биг-Мака, бросил Иннокентий зло.
— Простите, босс, но с этим метро...
— Садись... — Иннокентий перебил. Биг-Мак послушно опустился на скамейку.
— У меня мало времени, — по-прежнему глядя куда-то в сторону, сказал Иннокентий. — Поэтому отвечай быстро и четко. Тебе известно, что Мадлен светить нельзя?..
— Понимаете, босс... — Биг-Мак не на шутку испугался.
— Да или нет?
-Да...
— Тогда я жду объяснений.
— Вас интересует...
— Да! Меня интересует, какого черта ты притащился к Мадлен с какой-то девкой?
Биг-Мак растерялся.
— Ты меня задерживаешь.
— Понимаете, босс, ко мне сестра приехала...
— Ты хочешь сказать, что это была твоя сестра...
— Да... — Максим был не очень уверен и сам чувствовал это.
— Что-то я не припомню, чтобы у Биг-Мака была сестра? — обратился Иннокентий к Крюку.
— Я тоже, — подтвердил Крюк.
— Да она двоюродная. Троюродная, вернее... — нашелся Максим.
— Ага, — Крюк хохотнул. — Из Урюпинска.
— Да не из какого не из Урюпинска! Из Плеса она! Город такой на Волге!
— Волжанка, значит, — заметил продюсер с окающим волжским говором.
— Пусть не гонит, — ухмыльнулся Крюк. — Никакая это не сестра. Я его сто раз с этой девкой видел. Юлька ее зовут.
— Да перепутал он! Юльки там и близко не было! — почти закричал Биг-Мак. — Просто они похожи немножко. Ну, в смысле маленькие, темненькие обе... Понимаете, девчонка первый раз в Москву приехала! Ну дикая совсем! Ее просто оставить не с кем было!.. — он фантазировал на ходу.
— Харэ горбатого лепить! — набросился на Максима Крюк. — «Маленькие, темненькие»... Юлька это была. Точно говорю, не слепой!
— Ладно, Крючок, не кипятись. Завтра в три, если мне не изменяет память, у нас встреча с Мадлен. Мальчик, — Иннокентий кивнул на Биг-Мака, — приведет с собой сестру. Надеюсь, она еще не уехала в Плес? Если Мадлен ее узнает, значит, ты, Крючок, прямо оттуда пойдешь к глазному доктору. Ну а если не узнает... — Иннокентий Михайлович сделал многозначительную паузу.
Биг-Мака бросило в холодный пот.
— Будь здоров, — бросил Иннокентий, вставая. — И не опаздывай завтра...
Иннокентий и Крюк ушли. А бледный от испуга Биг-Мак остался сидеть на скамейке...
Гоша был одет слишком торжественно: темный костюм, дорогой шелковый галстук. И не в кафе позвал, как всегда, а в дорогой ресторан. И цветы купил — когда Катя пришла, он их ей вручил, а потом уже вышколенный официант принес вазу, поставил букет. Очень все это Катю настораживало...
— Еще шампанского? — спросил Георгий.
— Нет, спасибо.
— Коньяку?
— Что-то не хочется.
— Тогда, может, вина? Здесь есть хорошее. Я закажу... Гоша поднял руку, чтобы позвать официанта.
— Спасибо, не надо, — проговорила Катя почти зло.
— Что случилось?
— Ничего не случилось.
— Тебе здесь не нравится?
— Да нет, очень нравится. Замечательный ресторан.
— Тогда... В чем дело?
— Вот это я и хотела у тебя спросить: в чем дело?
— У меня?
— Ну конечно. Ведь у тебя же есть ко мне какое-то дело, правда? Говори, я тебя внимательно слушаю.
— А... — Гоша как-то растерялся. — С чего ты решила?
— Ну, знаешь, тут не нужно быть большим психологом. То мы не видимся неделями, а то ты вдруг даришь мне роскошный букет, приглашаешь в кино, причем на мелодраму, которую, как известно, терпеть не можешь. Вдобавок ко всему еще ведешь в ресторан. Согласись, что все это несколько настораживает.
— Можно подумать, мы с тобой никогда не ходили в кино и не бывали в ресторанах, — Гоша улыбнулся.
— Ходили, Гошенька, ходили. И в кино ходили, и в ресторанах бывали. И даже цветы ты мне дарил. Когда вот только последний раз... Не припомню... То ли на день рождения, то ли на Восьмое марта... Не важно. Просто все это было как-то по отдельности... Фрагментарно. А тут вдруг такой каскад... Да еще вон галстук надел... Нет, Георгий, здесь что-то нечисто, — заключила Катя.
Гоша молчал, потупив взор. Катя потрогала Гошин лоб.
— Странно, температуры вроде нет... Что случилось, Георгий? Где ваши шутки? Куда подевался ваш искрометный юмор? Может, вы пьяны? Или, не дай Бог, скушали чтонибудь не то... Слушай, а может, галстук мешает?..
— Кать, послушай...
— Слушаю. Очень внимательно слушаю. Только давай сразу к делу, ладно? Без всяких этих...
— Я так не могу... — Гоша вздохнул.
— Учись, милый, учись... Ты же ведь уже большой мальчик...
Гоша молчал.
— Не томи, Георгий. Ну давай: она молодая, красивая. Без детей... Любовь с первого взгляда... — пыталась спровоцировать оробевшего Гошу Катя.
— Ну что ты несешь?
— Хорошо-хорошо. Старая и страшная. Четверо детей, восемь внуков...
