Кристин Риммер - Семья на выходные
Осипшим вдруг голосом он продолжал в том же духе:
— Расскажи. Ну давай же. — Он стал слегка поглаживать кисть ее руки.
Ева глубоко и прерывисто вздохнула. Вовсе не потому, что ее трогала история с матросским сундуком. Дело было в его изумительных ласках.
— Ну, ладно. Только ты будешь шокирован.
— Ничего. Переживем.
— Представляешь, Луиза была вынуждена спасти его. В том числе от собственной матери.
— Какой ужас! — Притворившись потрясенным, он продолжал гладить запястье, поднимаясь все выше по рукаву ее мягкого кашемирового свитера, который слегка потрескивал.
— В это трудно поверить, но тетушка Бланш чуть не продала этот ящик.
— Я потрясен, просто слов не нахожу. — Голос его стих, а рука, взобравшись наверх, впилась в ее плечо.
Отчаявшись вернуть сумочку в ванную, Ева поставила ее на туалетный столик.
Потом положила ладонь на грудь Джордану и услышала, как сильно колотится его сердце.
— Обещай мне, что ни одна душа не узнает эту страшную историю.
Он завладел ее рукой. Сколько тепла и нежности исходило от нее!
— Обещаю.
Затаив дыхание, шепотом она рискнула предложить:
— Может, скрепим клятву поцелуем?
Он замер. Если он поцелует ее сейчас, то сделает это лишь по собственному желанию, никакой другой причины не будет. В комнате, кроме них, никого нет. И дверь в коридор закрыта.
Он сдавленно пробормотал:
— Чем, по-твоему, ты сейчас занимаешься?
Но она не дрогнула, по крайней мере внешне, и не упустила случая ответить ему тем же:
— А чем занимаешься ты, преследуя меня здесь за закрытой дверью? Играешь спектакль, когда рядом нет ни одного зрителя?
Он был совершенно сбит с толку и, не спуская с нее горящего желанием взгляда, ответил:
— Не знаю.
Самообладания у нее оказалось больше.
— А я знаю.
— Что? — Его голос походил на рычание. — Что ты знаешь?
— Что тебе это нравится. Тебе нравится эта игра. Ты не хочешь прерывать ее, даже когда мы наедине.
— Разве? — Он взял ее за плечи и прижал к себе.
Опьянев от страсти и не слишком заботясь, догадывается он об этом или нет, она вздохнула.
— Да, это так. — Она взглянула на него умоляюще. — Я разделяю твои чувства и тоже не хочу прерывать ее. Никогда.
— Ты тоже?
— Да, и я. Потому что, — она перевела дыхание, я люблю тебя, Джордан.
— Прекрати, Ева. — Его губы дрогнули.
И без всякого стеснения, забыв о притворстве, Ева продолжала:
— Я люблю тебя. Так же, как прежде. Надеюсь, ты это знаешь.
— Я сказал, прекрати.
— Мы могли бы во всем разобраться. Если только ты дашь нам…
Оставалось единственное надежное средство заставить ее замолчать. И он закрыл ей рот поцелуем.
На какой-то миг, казалось, Земля прекратила вращаться.
В безумном порыве Ева прильнула к Джордану, обвила руками его шею и, бурно дыша, подчинилась зову страсти. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз так жадно, так чувственно ее целовал, — дни, недели или целая вечность?
До чего же она истосковалась по нему!
До чего же ей хотелось наверстать упущенное вернуть все поцелуи, которых они себя лишили с той самой ночи в домике на берегу, когда он указал ей на дверь! Стиснув его широкие плечи, она откинула назад голову и изогнулась, отдавая себя в его полную власть.
У него вырвался стон. Его руки скользнули вниз по ее спине и крепко обхватили Еву, отзываясь на ее отчаянный призыв. Она упивалась его поцелуями, с несказанным восторгом наслаждаясь вкусом его губ и языка. Наконец…
— Это безумие, — шептал он, покрывая поцелуями ее шею в треугольном вырезе пушистого свитера.
— Да, безумие, — согласилась она. — Совершеннейшее безумие.
Его голова легла ей на грудь, она чувствовала его губы, его теплое дыхание.
— Не надо было мне этого делать…
Она обняла его еще крепче.
— Нет, нет, надо.
Он поднял голову, и она протестующе вскрикнула.
Обвив руками талию Евы, он увлек ее к кровати, которую еще прошлой ночью они так целомудренно делили.
Казалось, тело ее освободилось от всех оков, Ева легко подчинилась Джордану и, раскинувшись на постели, протянула к нему свои хрупкие руки.
— Нам скоро надо идти вниз.
Она вздохнула.
— Скоро, но не сию минуту.
Он покачал головой, но подниматься и не подумал.
Она заметила у него на губах блестящие следы своей помады и, вспомнив, как наблюдал он за ней, пока она красила губы, а после снял помаду поцелуями, вновь ощутила возбуждение и коснулась рукой его рта.
— В чем дело? — Он насторожился.
— Ничего. Просто моя помада.
Медленно и нежно она провела пальцем, стирая с его губ следы помады. И, не дав ей отдернуть руку, он осыпал ее поцелуями, не сводя с нее глаз.
Тонкая юбка Евы поднялась, и он положил руку ей на колено. Сквозь колготки она ощутила тепло его нежного прикосновения и жадно втянула в себя воздух. А он продолжал целовать ее пальцы, плавно скользя рукой по бедрам, медленно-медленно, сначала по одному, потом по другому; сердце Евы едва не разрывалось. Осторожно опустив юбку, его рука заскользила вверх по мягкой поверхности свитера — к упругим полушариям грудей.
Он нежно заключил их в свои ладони. И с лицом, чуть искаженным от наслаждения, она, застонав, отдалась его упоительным ласкам. Не в силах больше владеть собой, Ева отняла руку от его жадного рта и без сил откинулась на кровать.
И это было очень кстати, потому что его рот теперь мог прильнуть к ее телу. Он опьянял ее своими нескончаемыми поцелуями. Рука его прокралась под свитер, осторожно подняла лифчик и свитер вверх, и, обнажив ее грудь, он стал покрывать ее поцелуями, вдыхая аромат ее кожи и лишая Еву рассудка.
Вдруг он отпрянул. Она с удивлением уставилась на него и никак не могла взять в толк, что случилось.
Лицо у него вспыхнуло, глаза загорелись. Бедром она ощутила его восставшую плоть. Джордан чертыхнулся и бросился прочь с кровати.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
— Пожалуйста, не отворачивайся, Джордан…
Ее голос звучал смущенно. Он замер, хотя знал, что надо делать как раз то, чего она просит не делать. Надо отвернуться и избегать взгляда ее печальных сине-зеленых глаз, не видеть чарующего румянца, восхитительного беспорядка волос, белоснежной упругой груди, открытой взору, которую он обнажил, еще не зная, к чему это приведет. Она не сводила с него умоляющего взгляда.
— Джордан, я…
Он изнемогал от желания. Только круглый дурак мог раздразнить так себя и ее.
Он глубоко вздохнул. Слегка обиженная его внезапным охлаждением, Ева продолжала пристально смотреть на него.
Он воззвал к разуму, хотя обуревавшее его желание было весьма примитивным, и произнес:
