Люси Монтгомери - Энн в бухте Четырех Ветров
— А в прошлое воскресенье мы ходили в методистскую молельню, — с веселыми искорками в глазах сказала Энн.
— Ну, доктору, наверно, надо показываться и в методистской молельне, а то методисты не станут у него лечиться.
— Нам очень понравилась проповедь, — мужественно заявила Энн. — И молитву пастор читал очень красиво.
— Да, молиться-то он мастер. А лучше всех читал молитвы старый Саймон Бентли, который был вечно или пьян, или собирался надраться. И чем пьянее он был, тем лучше звучала молитва.
— Методистский проповедник — очень представительный мужчина, — продолжала Энн на потеху приоткрытой двери.
— Да, красавчик, — согласилась мисс Корнелия. — И манеры, как у светской дамы. Считает, что в него влюблены все девушки. Но послушайте моего совета — не очень-то якшайтесь с методистами. Я так считаю: если ты пресвитерианин, то и будь пресвитерианином.
— Вы полагаете, что методисты не попадут в рай? — без тени улыбки спросила Энн.
— Это уж не нам решать, а Всевышнему, — серьезно заявила мисс Корнелия. — Не знаю, как там будет на небе, но на земле я от них держусь подальше. Их теперешний проповедник не женат, а у прошлого была такая глупенькая жена, каких свет не видывал. Я как-то ему сказала, что зря он не подождал, пока она не повзрослеет, а потом уж женился бы. А он ответил, что хотел сам ее воспитать. Одно слово — мужчина!
— Но ведь не так-то просто определить, когда человек стал взрослым.
— Верное ваше слово, милочка. Некоторые рождаются взрослыми, а другие и в восемьдесят лет все еще дети. Миссис Макалистер, которую мы только что похоронили, так и не стала взрослой. И в сто лет была все такой же дурочкой, как в десять.
— Может быть, потому она и прожила так долго?
— Может быть. Но я бы предпочла прожить пятьдесят лет в здравом уме, чем сто лет недоумком.
— Но подумайте, как скучно было бы жить среди сплошных умников!
Но мисс Корнелия не собиралась состязаться с Энн в остроумии.
— Миссис Макалистер была из семейства Милгрей-вов, а те никогда умом не отличались. Ее племянник Эбенезер вообще спятил. Считал, что уже умер, и жутко сердился на жену: почему она его не хоронит? А я бы взяла и похоронила.
Глядя на ее выражение мрачной решимости на лице достойной матроны, Энн легко представила себе мисс Корнелию с лопатой в руках.
— Неужели во всем поселке ни у кого нет хорошего мужа, мисс Брайант?
— Ну, почему же? Полно — только все они там.
И она кивнула на открытое окно, из которого открывался вид на церковь и маленькое кладбище по другую сторону бухты.
— Ну а живых, во плоти? — допытывалась Энн.
— Несколько штук есть — у Господа Бога ведь все возможно, — неохотно признала мисс Корнелия. — Я не отрицаю, что если мужчину с малых лет почаще шлепать и вообще воспитывать в строгости, то из него может выйти толк. Вот, например, ваш муж, судя по отзывам, для мужчины не так уж плох. А вы небось считаете, — мисс Корнелия пронзительно глянула на Энн поверх очков, — что лучше его нет никого на свете?
— Конечно, нет, — без колебаний заявила Энн.
— То же самое мне говорила другая молодая жена, — вздохнула мисс Корнелия. — Когда Дженни Дин выходила замуж, то тоже считала, что другого такого человека, как ее жених, нет на свете. И она была права. Другого такого не было и нет — и слава Богу! У нее не жизнь с ним была, а сплошное мученье. Когда она заболела и лежала при смерти, он уже ухаживал за своей второй женой. Одно слово — мужчина! Но надеюсь, милочка, что вас такое разочарование не ждет. Молодой доктор вроде входит у нас в доверие. Поначалу я боялась, что никто не захочет у него лечиться: мол, лучше старого доктора Дэйва никого быть не может. Правда, особым тактом он не отличался и вечно начинал говорить о веревке в доме повешенного. Но, как только у кого схватывало живот, доктору Дэйву тут же прощали все обиды. Если бы он был не доктором, а священником, ему бы это так легко с рук не сходило. Людям, похоже, желудок дороже души. А теперь, раз уж мы обе пресвитерианки, скажите мне честно, что вы думаете о нашем священнике?
— Да как сказать… я что-то…
— Вот именно. Я с вами совершенно согласна, милочка, — кивнула головой мисс Корнелия. — Не повезло нам с ним. Лицом — вылитый надгробный памятник, правда? Не хватает только надписи на лбу: «Мир праху твоему!» Некоторые считают, что его жена чересчур ярко одевается. А я считаю, что, когда у мужа такое лицо, женщине надо как-то себя приободрить. Я сроду не осуждала женщин за то, что они хорошо одеваются. Только и говорю: слава Богу, что ее муж не жадничает и разрешает ей покупать красивые вещи. Сама-то я на одежду большого внимания не обращаю. Женщины ведь наряжаются, чтобы понравиться мужчинам, милочка, а мне всегда было наплевать, что про меня думают мужчины.
— За что вы так ненавидите мужчин, мисс Брайант?
— Господь с вами, милочка, я их вовсе не ненавижу. Они того не стоят. Я их просто презираю. Вот ваш муж мне нравится — если только он с годами не испортится. А помимо него, я признаю только двух мужчин — старого доктора и капитана Джима.
— Капитан Джим — замечательный человек, — с готовностью согласилась Энн.
— Капитан Джим — неплохой человек, но у него есть один недостаток. Его просто нельзя рассердить. Вот уже двадцать лет я его допекаю как могу, а он и в ус не дует. Это меня как-то раздражает. А женщина, которая была ему предназначена, небось получила мужа, который закатывает скандал по три раза на дню.
— А кто эта женщина?
— Не знаю, милочка. Я что-то не припомню, чтоб капитан Джим за кем-нибудь ухаживал. Да я его молодым и не знала. Сейчас ему семьдесят шесть. Понятия не имею, почему он остался холостяком, но какая-то причина наверняка была. Он стал смотрителем маяка пять лет тому назад, а до этого плавал по морям и океанам. На земле нет такого уголка, куда он не сунул бы нос. Джим всю жизнь водил дружбу с Элизабет Рассел, но любви между ними не было. Элизабет тоже не вышла замуж, хотя в молодости слыла красавицей и от женихов у нее отбою не было. Она как-то мне призналась, что боится, что ни с кем не сможет ужиться — такая она вспыльчивая. А характер у нее и правда был не сахар. Иногда, чтобы унять злость, она убегала наверх и грызла бюро. Но я ей сказала, что не считаю это веской причиной. Почему это мужчинам можно вымещать на нас свой скверный характер, а женщине нет, а, миссис Блайт?
— Я сама очень вспыльчива, — со вздохом призналась Энн.
— Ну и прекрасно. По крайней мере, не позволите собой помыкать. Как же у вас красиво цветут хризантемы! Бедняжка Элизабет очень любила свой сад.
— Я тоже его обожаю, — сказала Энн. — И рада, что в нем много цветов. Да, кстати, мы хотим нанять кого-нибудь, чтобы вскопать кусочек земли за елками и посадить там клубнику. Джильберт все время занят и никак не может выбрать для этого время. Вы не знаете, кто бы взялся это сделать?
