Елена Арсеньева - Семь цветов страсти
Дикси, сделавшая накануне прививку от кучи каких-то инфекционных заболеваний, чувствовала себя неважно. Кроме того, отъезд из дома оставил у нее тягостные воспоминания. Отец, возмущенный тем, что Дикси манкирует месяцем занятий в университете, грозил отменить все затраты на содержание дочери, а главное — «лишить ее возможности проживания под одной крышей с родителями». Патриция молчала, боясь усугубить своим вмешательством раздор.
— Я очень старался стать для тебя хорошим отцом, — подвел итог Эрик и, не глядя на дочь, вышел из комнаты. Он уединился в своем кабинете и даже не вышел попрощаться с ней.
— Удачи тебе, доченька! — Пат с полными слез глазами посадила Дикси в такси и, не сдержавшись, все же шепнула ей: — Не знаю, правильно ли мы поступаем?
Вовсе не уверенная уже в том, что ей неудержимо хочется стать актрисой, Дикси твердо кивнула: «Правильно, мама, правильно». Она точно знала лишь то, что и дома, и в университете задыхается от тоски и от боли неисправимой ошибки. Казалось, время уходит, оставляя ее на обочине настоящей жизни, обрекая заниматься чужим скучнейшим делом, общаться с неинтересными ей людьми, постоянно оправдываться в чем-то перед непрерывно враждующим с ней отцом.
После эпизода с Куртом Дикси не ударилась, как предполагала, во все тяжкие: cекс в исполнении Санси оказался не так уж занимателен. И беда заключалась даже не в антипатии, которую Дикси испытывала к своему первому партнеру, не в его оскорбительных подозрениях, странным образом перекликавшихся с отцовскими.
Убедившись, что вызывает у мужчин неадекватную реакцию, Дикси злилась на себя. Они видели в ней неразборчивую в средствах женщину, соблазнительную блудницу. И даже не слишком старались скрыть свое вожделение под маской элементарного флирта с общепринятыми правилами романтической «истории».
В моду вошла сексуальная открытость, принявшая форму бравады и откровенного протеста против ханжеской морали старшего поколения. «Секс во имя секса» отрицал устаревшие «декорации» — ведь для получения физического удовольствия не требовалось даже знать имя партнера. А уж завязывать с ним какие-то особые отношения, претендующие на духовную близость, считалось просто аномалией.
Конечно же, были исключения, но, к сожалению, не слишком удачные. Претенденты на Дикси, смекнувшие, что девочка с «лирическими запросами», пытались подыграть ей, изображая увлечение. Но неизбежно подвергались жесткой критике. Она не верила «в высокие чувства», придирчиво анализируя поклонников.
Дух противоречия, подогретый полученной обидой, выносил суровый приговор: «ничтожество». И даже если Дикси старалась сосредоточиться на чисто физических достоинствах претендентов, под лупой ее внимания каждый из них обнаруживал противнейшие недостатки. От одного пахло потом, другой имел привычку шмыгать носом или щерил зубы, а третий не к месту хихикал.
Жан не звонил и в университете не появлялся. Ходили слухи, что он уехал в какую-то экспедицию. В условленный для их телефонных свиданий час Дикси позвонила сама. Услышав ее голос, парень, видимо, сильно удивился, в трубке воцарилась тишина.
— Алло… Ты слышишь? Куда пропал, Жанни? Все думают, что ты уехал из города.
Он откашлялся и, старательно подбирая слова, сообщил:
— У меня кое-что произошло, Дикси.
— У меня тоже. — Она сразу поняла, что имел в виду Жан — наверняка он влюбился в другую. И Дикси неудержимо захотелось рассказать про «роман» с Куртом. Именно про роман — захватывающий, волнующий. — Но он женат, к несчастью. Ничего нельзя изменить, — завершила она свой короткий доклад.
— А у меня, к сожалению, все не так уж романтично. Но тоже ничего нельзя изменить. — Жан засмеялся.
— Понимаю, понимаю. Она экономист?
— Нет, скорее… Скорее врач.
— Выходит, телефонным рандеву пришел конец… — вздохнула Дикси. — И никто не напишет за меня курсовую работу.
— Извини, дорогая… Прости меня — я оказался совсем, совсем не тем, кто нужен тебе даже в качестве радио… «Прощай и помни обо мне», — шутливо прогудел он слова шекспировского призрака.
Повесив трубку, Дикси долго сидела в задумчивости, пытаясь оценить свою потерю. И поняла, что по-особому, как-то отвлеченно, книжно, что ли, любила Жана. Да, именно любила. А если и мечтала о некоем идеальном любовнике, то он непременно был воплощением телефонного Жанни. Ей захотелось рассказать ему правду: про Курта, про свое одиночество и боль расставания с ним. Палец набрал несколько цифр, но рука опустила трубку: зачем все это теперь, к чему?
Как горько потом жалела Дикси, что не сказала своему странному возлюбленному последних слов!
Комната Дикси в отеле оказалась просторной и нарядной. На окнах, скрытых за шелковыми с ярким цветочным рисунком шторами, — кондиционеры, в холодильнике — набор больших пластиковых бутылок с французской минералкой, в ванной табличка: горячая и холодная вода тщательно дезинфицирована. Дикси сбросила пропотевшие вещи и на полную мощь открыла кран. Такой жары она еще не видела. Всем вышедшим из самолета показалось, что на них набросили влажную горячую простыню.
— Ничего, в джунглях будет еще круче, — «успокоил» оператор Соломон Барсак, скорчив кислую физиономию. — А уж как я обожаю гадюк!
Женщины хором взвизгнули, требуя у Старика отчета относительно бытовых условий. Умберто коротко ответил:
— Гадюк не будет. Самым ядовитым гадом можете здесь считать меня.
Дикси мимоходом из ванной взяла из вазы какой-то экзотический фрукт и впилась в него зубами. Тут же зазвонил телефон:
— Фруктов категорически не есть. Только консервы, — скомандовал Умберто. — И не пытайся меня обжулить — я тебе не добренький папочка… В шесть утра нас будет ждать автобус. Живо в кроватку и никаких экскурсий — ты нужна мне живая и о-очень здоровая. Бай-бай, детка.
Дикси с сомнением покрутила надкушенный плод и положила его в пепельницу: никакого аппетита и никакой опасности повторения истории с Куртом Санси. Возможно, инфекция, укусы змей или прочей нечести, но уж соблазны со стороны мужской части съемочной группы ей явно не грозили. Пятеро парней из технического состава представляли в некоторых вариациях известную ей породу «жеребчиков», индийский актер, приглашенный для исполнения шаманских плясок, мог бы привлечь только нимфоманку. Еще двое итальянцев, занятых во второстепенных ролях, выглядели «голубыми». Вот оператор Сол чем-то напоминал Жана — столь же малопривлекателен внешне и, кажется, совсем не ординарен. Но в джунглях, увы, не будет телефона. Засыпая, Дикси думала о том, что ничего в жизни так и не поняла и, в сущности, еще не родилась.
