София Герн - Горький мед
— Ах вот как ты заговорил? Хочешь, как у нас говорят, подсластить горькую пилюлю? Значит, ты признаешь, что твоя профессия опасна. Но это значит, что опекун для мальчика ты совсем никудышный! Что с ним будет, если ты погибнешь, как погиб и его отец? Как он будет вновь переживать это? Вы оба, и ты, и Васкес, просто сумасшедшие. Но один сумасшедший уже покойник. А ты — потенциальный!
— Все мы умрем. — Антонио говорил спокойно, но Полине все равно почудилось в его голосе раздражение.
— Конечно! Но когда и как?
— Вот именно. Возможно, я благополучно доживу до старости. Почему нет?
— Ты сам противоречишь себе! — Акулина и не думала сдаваться, в ее тоне слышалась и страсть, которая не имела удовлетворения, и злость.
— Давай закончим этот разговор. Он не имеет смысла.
— Ты увлекся этой девчонкой? Этой маленькой зверушкой? Не ожидала от тебя! У тебя были такие женщины, что она и представить себе не может. Да к тому же она — невеста Логинова. И они уже назначили день свадьбы. Так вот! И не пытайся ее соблазнить.
— Уходи. — Он сказал это твердо и резко.
Полина услышала, как внизу громко хлопнула дверь. Так вот кем ее считает подруга. Мелкой зверушкой. Спасибо, не сказала серой мышкой. Но какая разница? Мелкая зверушка! Полина была в ярости. Она даже сама от себя не ожидала такой реакции на слова Акулины. Значит, вся ее напускная враждебность к Антонио построена на том, что она попросту получила отставку. Может быть, они и притащились сюда именно из-за того, что она не могла смириться с поражением? Может быть, ей вовсе не нужно все это наследство и уж тем более какой-то там чужой мальчишка, которого она и видела-то раз в год по обещанию. Она просто хотела договориться с Эредья, понимая, что ему тоже совершенно не хочется участвовать ни в каких процессах. А как могло бы все отлично получиться! Неужели Акулина все рассчитала? Но почему тогда не держала их в курсе? Ну пусть не ее, Полину, но хотя бы своего адвоката? Не была уверена? А вообще стало ли для нее неожиданным присутствие здесь Антонио, или она прекрасно о нем знала? Все эти вопросы роились в голове Полины, как зловредные, больно жалящие осы. Она вернулась в комнату, достала сигареты и впервые здесь закурила, подумав, что не помешало бы и выпить. Но не спускаться же вниз за спиртным? Хотя почему нет? Так, в столовой, кажется, оставалось вино, и теперь, в этот поздний час, все уже спят, так что никто и не заметит, что она спускалась. Акулина, взбешенная, удалилась в свои апартаменты, и она слышала, как и Антонио запер свою дверь. Значит, она будет одна. Полина поднялась, затушила в пепельнице, сделанной из раковины, докуренную до фильтра сигарету, поплотнее запахнула кимоно и скользнула за дверь. И в коридоре, и на лестнице было темно. Еще не хватало свалиться! Но глаза быстро привыкли к темноте, да и в окна светила бледная луна. Полине показалось, что в углах затаились какие-то призрачные тени, и ей стало не по себе. И зачем она выбралась из комнаты? Она уже проклинала себя за этот нелепый порыв, но отступать тоже не хотелось. Босые ноги утопали в мягком ковре, покрывавшем лестницу, но потом она пожалела, что не надела шлепанцы, потому что пол в коридоре первого этажа, по которому ей пришлось пройти до столовой, был выложен плиткой. Ей снова показалось, что из всех углов выползают черные тени, свиваясь в кольца и вновь распрямляясь. Она вздрогнула. Теперь ей мерещилось, что она слышит какой-то шорох. Но Полина отогнала страх. Видно, и в самом деле у него слишком большие глаза и уши! Нечего придумывать. Решила дойти до столовой за этой чертовой бутылкой вина, так иди! Но пить ей больше уже не хотелось. Разум приказывал вернуться и, успокоившись, лечь спать, но она почему-то упорно шла вперед. Ее темно-синее кимоно сливалось с чернильной темнотой, белели только лицо, руки, ступни. Она сама словно стала призраком в этом старинном доме, спрятанном в апельсиновой роще, слилась с ним. На кимоно в такт ее шагам шевелились розовые фламинго и стебли бамбука. Полина вдруг перестала испытывать страх, она и в самом деле слилась с этой лунной, благоуханной ночью.
Подходя к неплотно прикрытым дверям столовой, она увидела полоску света, там кто-то был. Повернуть назад? Но она проделала этот путь вовсе не для того, чтобы ретироваться. Полина решительно потянула на себя дверь и вошла. В кресле у негорящего камина сидел, положив ногу на ногу, Антонио и курил свою тонкую сигару. В руке он держал стакан с виски. Горела только настольная лампа на столике, стоящем рядом с креслом. Там же стояла початая бутылка «Джека Дэниэлса». На Эредья были только старые обтрепанные джинсы, и она могла в полной мере полюбоваться его мускулистым торсом. На груди курчавились смоляные волосы, а в них сверкал крошечным бриллиантом золотой крестик, ловя отблески света. Она остановилась. Сердце гулко билось, но она уже пережила волнение, справилась с ним и теперь спокойно шла к нему.
— Полина? Вам тоже не спится? — спросил он.
— Я заснула, а потом проснулась, когда услышала, что внизу кто-то разговаривает.
— Это было так громко? — Он удивленно и немного растерянно поднял бровь.
— Да уж. Громче не бывает.
— Здесь толстые стены. — Он сделал глоток виски и затянулся. В воздухе поплыл сизый дымок.
— Может быть, но у меня был открыт балкон. Наверное, у вас тоже.
— И ты слышала наш разговор? — Антонио неожиданно перешел на «ты», как ей показалось, из желания сократить между ними дистанцию.
— Я не подслушивала. Но вы так кричали, что не услышать мог бы только глухой.
— Понятно. — Он опустил свой стакан на столик и поднялся. — Садись, я принесу второе кресло.
Он отошел к окну и притащил оттуда кресло для себя. Поставил его рядом с тем, где разместилась, подобрав под себя озябшие на плиточном полу ноги, Полина. Напольные часы в углу пробили полночь. Всего-то! А ей казалось, что сейчас уже часа три.
— Ты замерзла? — Он протянул руку и коснулся ее холодных ступней. — Да, замерзла. Тут ледяные полы. Не стоило ходить без обуви.
Она хотела спрятать ноги под кимоно, которое было для этого достаточно длинным, но он не отпустил. Его руки согревали, разминая ее ступни, нежно гладя щиколотки. Прикосновения были такими приятными, успокаивающими, что она от удовольствия даже прикрыла глаза.
— Выпьешь что-нибудь? Ты не за этим сюда шла?
— За этим, — улыбнулась Полина, — я подумала, что все равно не смогу заснуть, а тут оставалось вино. Может быть, оно помогло бы мне.
— Извини, что мы тебя разбудили. Принести вино или сделаешь глоточек виски? — На столике стоял второй стакан. Для кого он его поставил сюда? Для Акулины? Или для нее? Был уверен, что она сюда спустится? Нет. Это невозможно.
