Мишель Мэнкин - Любовная Эволюция
— Спасибо, Рэй.
— Без проблем, босс.
Рэй поставил футляр с гитарой, который держал в руках. Эвери настояла на том, чтобы самой нести вторую.
— Позвоните мне, когда надо будет отвезти его обратно.
Маркус кивнул и повернулся к Эвери.
— Как прошло утро?
— Отлично, — ответила она, посвятив его в детали.
С тех пор как Маркус вернулся в Ванкувер несколько месяцев назад, в его квартире мало кто бывал. Последние десять лет Лос-Анджелес был его домом, по крайней мере, номинально. В действительности, это было лишь временное пристанище в те дни, когда он был не в себе, что случалось не так уж часто. Трезвый Маркус не вписывался в компанию так называемых друзей, которые были у него в том мире притворщиков. Он говорил себе, что все это неважно. Коренные канадцы не принадлежали тропическому климату Лос-Анджелеса, поэтому Маркус был рад вернуться на родную истоптанную землю.
Маркус обратил внимание, что Эвери немного нервничает, стоя в холле. Его правая нога немного тряслась, будто ему надо было в туалет, и он не выпускал из рук свой футляр с гитарой. У них не будет эффективной работы, если чувак не сможет расслабиться. Желая снять напряжение, Маркус спросил:
— Хочешь что-нибудь выпить или перекусить?
— У тебя нет случайного горячего чая? — Эвери попыталась дыханием согреть свои холодные руки. — Ванкувер, как оказалось, холоднее Нью-Йорка.
— Да, вообще-то есть. Ты любишь Ройбуш?
— Да, люблю. У меня есть подруга из Кении, Сангита, она еще в Нью-Йорке впервые познакомила меня с этим чаем. А ты?
— О, мне кажется, что я всегда любил горячий чай. Говорят, он полезен для связок. Он, наверно, полезен для здоровья, содержит антиоксиданты и прочую ерунду.
Маркус направился в современно обставленную стильную кухню.
— Чувствуй себя как дома. Я сейчас вернусь.
Эвери вошла в гостиную, ожидая его возвращения, и чувствовала себя не в своей тарелке. Холл был огромным и занимал, видимо, половину площади этого этажа. Квартира была мужской, ультрасовременной, обставленной дорогой мебелью. Ни одной подержанной вещи. Огромный кожаный секционный диван белого цвета занимал большую часть пространства гостиной. Сборные мягкие части были серого цвета, а подушки отдавали бежевым оттенком. Все вместе это напоминало выставочный зал мебельного магазина Кантони.
— Вау! — воскликнула Эвери, впервые заметив, что целая стена перед ней была сделана из стекла. Оттуда открывался панорамный вид на океан. Слева был виден Стенли Парк, а чуть правее — культовый скульптурный парус Канада Плейс.
— Да, — смущенно сказал Маркус, возвращаясь в комнату с чаем, — так реагирует большинство людей, когда видят это. В этой квартире меня подкупил именно вид из окна..
Он протянул ей одну из дымящихся кружек.
— Хочешь увидеть студию?
Его возбуждение напомнило ей радость ребенка, показывающего свою новую игрушку.
— Конечно, — улыбнулась Эвери. — Я все еще не могу поверить, что у тебя есть своя студия в квартире. Это реально круто.
Она последовала за Маркусом по длинному коридору мимо гостевой ванной. Вторая дверь вела в огромную звукоизолированную студию, такую же огромную, как любая другая в Блэк Кэт, наполненную всем необходимым современным оборудованием. Среди прочих примочек, ему видимо особо был дорог синтезатор Кинг Кронос 88.
Демонстрируя ей пару мелодий, Маркус объяснил:
— Мне очень нравится, как он соединяет разные треки и эффекты.
Когда Маркус достал свой акустический Мартин и повесил ремешок на плечо, Эвери поймала себя на мысли, что восхищается и гитарой, и привлекательным мужчиной в облегающей серой футболке и поношенных джинсах. Тряхнув головой, чтобы придти в себя, Эвери оглянулась в поисках места, куда можно воткнуть свою электрическую гитару.
Заметив ее приготовления, Маркус спросил:
— Как бы ты хотел разогреться?
Лицо Эвери покраснело, когда она подумала о парочке способов, включающих их обоих, но не имеющих никакого отношения к музыке.
— Как насчет «Лед Зеппелин»?[7] — предложила она, чтобы не озвучивать свои мысли.
На лице Маркуса отразилось удивление:
— Ты слишком молод для «Лед Зеппелин», разве нет?
— «Лед Зеппелин» — это классика, — сказала Эвери серьезным тоном, приподняв одну бровь. — Маркус, кстати, а сколько тебе лет?
— Двадцать девять.
— Ого, да ты древний, — подразнила она его, — Мне почти двадцать, так что оставь всю эту ерунду типа «Я намного старше тебя».
Его голубые глаза вспыхнули:
— Бро, это не возраст. Это пробег. Я модель с большим пробегом.
— Ага, конечно, — засмеялась Эвери, — В любом случае я вырос на музыке, которую слушала моя мама: «Ван Хэлен», «Аэросмит», «Харт», «ЭйСи/ДиСи», «Флитвуд Мэк», «Зэ Ху».[8] Мне вообще кажется, с семидесятых годов не было больше ничего великого…
Маркус хотел было возразить, но Эвери подняла руку, чтобы прервать его, и, улыбаясь, сказала:
— Кроме «Брутальной Силы», конечно.
Маркус подарил ей полуулыбку, верхняя губа при этом чуть приподнялась, а уголки глаз заискрились:
— Ладно, частично я с тобой согласен, но ты не можешь отрицать влияние групп последний годов, таких как «Фу Файтерс», «Нирвана», «Ганз энд Роузес» и «Юту»…[9] Эй, погоди-ка минутку! «Ван Хэлен» — это уже восьмидесятые, разве нет?
— Все равно. «Ван Хэлен» входят в список.
— И почему же?
— Три слова. Эдди Ван Хален.
— Ха! Согласен. Этот парень входит в Лигу.
— Он одна из причин, по которым я решил играть на гитаре.
— Да? А какие остальные?
— Моя мама. Она играла профессионально. Мой акустический Мартин достался мне от нее.
Чувствуя, как эмоции переполняют ее, Эвери повернулась к Маркусу спиной, решив, что будет не слишком по-мужски позволить ему увидеть, как сильно она скучает по матери.
Маркус помедлив, все же спросил, чувствуя, что вопрос ему не понравится:
— А почему твоя мама больше не играет, Эвери?
— Она умерла, когда нам с Джастином было восемь.
Эвери вздохнула. На самом деле, в этот день она потеряла обоих родителей.
— Мне жаль. Это должно быть было грубо с моей стороны.
Сначала его мама, потом брат. Черт, да этому парню пришлось через многое пройти.
Горло Эвери наполнила глубокая горечь, которая, казалось, пузырилась внутри, когда она говорила о своей матери. Эвери сделала глоток чая. Надеясь сменить тему, она пошутила:
— Джастин всегда дразнил меня, что я влюблен в Эдди.
Маркус поднял голову от удивления:
