Оливия Дарнелл - У любви законов нет
Переступив порог музея, Оливер поискал глазами Зоэ. Он действительно хотел видеть молодую женщину, хотя был слегка обижен ее неприветливостью в кафе несколько дней назад. Но не в его натуре было долго хранить обиды, по крайней мере, обиды на женщин. Обдумав все как следует, он решил, что у Зоэ много проблем и ее раздражительность не имела лично к нему никакого отношения. Если держаться с ней так, словно ничего не случилось, она воспользуется шансом загладить свою невольную грубость.
Городской музей Пюилорана располагался в уютном двухэтажном особняке. Первый этаж, как сообщалось в путеводителе, был отведен ремеслам. На втором находились залы искусства. Бывший моряк и нынешний полицейский никогда особенно не интересовался ни ремеслами, ни искусством. Но надо было отдать дань уважения милому городку — посетить его музей, чтобы потом, если кто-нибудь спросит, иметь право важно кивнуть: а как же, осмотрел всю экспозицию. Очень похвально со стороны муниципалитета бережно относиться к истории и традициям…
Из боковой двери вышла Зоэ, и Оливер мгновенно забыл об истории и традициях.
Глаза его изумленно раскрылись. У этой женщины было неоспоримое умение удивлять его сменой облика. Оливер уже видел ее в нескольких ипостасях: то кокетливой официанткой в белом фартучке, с волосами, завязанными в кудрявый хвостик, то приветливой хозяйкой уютного домика — в халате и со слегка растрепанной прической.
Сегодня молодая женщина заколола их с двух сторон блестящими заколками, так что они спадали на спину. Такая прическа подчеркивала чистые, нежные линии ее лица куда лучше, чем просто распущенные волосы. В ушах поблескивали серьги с жемчужинами. Зоэ оделась весьма скромно на первый взгляд: узкая черная юбка и белая блузка с длинными рукавами.
Раньше Оливеру казалось, что женская одежда тем эротичнее, чем больше тела оставляет открытым. Но сегодня он понял, что ошибался. Юбка длиной до щиколоток изумительно облегала бедра Зоэ, в разрезе при каждом шаге появлялась стройная нога, и это выглядело очень соблазнительно. Женщина превращалась в загадку, которую очень хочется разгадать. Высокая грудь, прикрытая белым шелком, манила куда сильнее, чем полностью обнаженная. Кроме того, скромная блузка была не такой уж скромной: сквозь тонкую ткань просвечивал ажурный лифчик. Нитка крупного жемчуга обхватывала тонкую шею, и Оливер не мог не смотреть на то место, где белые жемчужины перекатывались на золотистой коже.
Зоэ подошла ближе, и он уловил запах ее духов, заставивший его сердце забиться быстрее. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы овладеть собой. К счастью, очкастый студент сразу же заговорил с Зоэ как со старой знакомой. И Оливер понадеялся, что она не заметила, сколь сильной была его реакция на ее новый, «музейный» облик. По крайней мере, на него Зоэ еще ни разу не взглянула, словно не замечала его присутствия… Или не выделяла из общей массы посетителей.
Оливер промокнул платком мгновенно вспотевшее лицо. Почему эта женщина так сильно на него действует? Он не любил, когда эмоции брали над ним верх. Однако некая часть его души была охвачена совершенно безосновательной детской радостью… и азартом — идти до конца и посмотреть, что из этого получится.
— Эти инструменты — точная копия средневековых. Они выполнены по образцам, изображенным на барельефах тринадцатого века и сильно отличаются от своих современных аналогов, в основном музыкальным строем. Все инструменты — действующие, внизу у нас есть фонотека, где можно послушать, как они звучат. Это псалтирь, она же псалтериум. Слово по происхождению греческое, заимствованное латинянами во времена крестовых походов у византийцев. По-гречески инструмент назывался «псалтирион», который в свою очередь является адаптацией древнееврейского мицмора. Исторический мицмор напоминал лиру. Его резонатор делали из панциря черепахи. Греческий псалтирион был уже несколько другим инструментом: приспосабливая тексты псалмов к собственной культуре, греки и инструменту дали свое название. Попав на Запад и по дороге обретя латинское окончание, псалтирь изменилась еще раз. Вот так она выглядела в тринадцатом веке, в золотом веке средневековья. Как вы видите, инструмент очень сложен для настройки, у него восемнадцать пар струн. Играют на нем с помощью костяного медиатора. Псалтирь берут под руку, прижимая полукруглой частью к груди, и играют вот таким примерно образом.
Зоэ бережно, как грудного ребенка, взяла в руки штуковину замысловатой формы с множеством жильных струн, и показала, как надо ее держать. Звуков она извлекать не стала, оберегая музейный экспонат, но по движениям было видно, что молодая женщина отлично знает, как с ней управляться.
— Как интересно! — воскликнула старушка туристка.
Студент в очках что-то быстро строчил в своем блокноте. Оливер молча смотрел на Зоэ широко раскрытыми глазами, и она чувствовала, что краснеет под его взглядом.
Молодая женщина старалась не встречаться с ним глазами, решив, что если отвлечется, то не сможет ничего внятно рассказать. Она положила псалтирь обратно под стекло и перешла к другим инструментам. Описывая гитерну, маленькую средневековую гитару с шестью струнами, Зоэ не могла не ощущать, что с ней что-то происходит. Соски затвердевали, и молодая женщина с ужасом подумала, что, может быть, это заметно сквозь тонкую ткань блузки. Внизу живота тоже разливалось тепло. Смущение придавало чувствам особую остроту. Она, не глядя, знала, что Оливер смотрит на нее, смотрит неотрывно… и восхищается ею. Скорее бы все это кончилось, мысленно молилась она и в то же время желала, чтобы странная экскурсия длилась и длилась.
Зоэ приходилось делать это десятки, сотни раз — водить посетителей, то заинтересованных, то скучающих, по небольшим уютным залам, объяснять им, как работали в старинной кузнице, как плели из лозы. А потом в залах искусства брать в руки музыкальные инструменты и рассказывала их историю. Музей она знала словно свои пять пальцев, помогала оформлять экспозицию, умела играть на всех представленных инструментах, не профессионально, но талантливо, — сказалось музыкальное образование, данное ей в детстве бабушкой.
Но никогда еще Зоэ не чувствовала, что гитерна и флейта оживают под ее руками, желая запеть. А все потому, что на этот раз некто слушал ее с предельным вниманием, впитывая каждое слово. И вовсе не внимательный студент, делающий записи, но полицейский, которому, как она думала, вовсе нет дела до искусства.
Рассказав, как устроен портативный орган с тринадцатью трубками и свистком, Зоэ направилась к витрине со старинными монетами. Сообщив, что средневековые графства и некоторые города чеканили собственную монету, отчего весьма трудно было установить единую валюту и работа менял требовала большого профессионализма, она закончила экскурсию у макета старинного замка Пюилорана.
