Вера Колочкова - Синдром пустого гнезда
– Так все равно же от меня ничего не зависело…
– То есть как – не зависело? Ты мать ему или кто?
– Да мать, мать… Но не могла же я собственному ребенку на горло наступить! У него талант, ему развиваться надо. Он там в школу специальную ходит… И вообще, не береди мне душу, пожалуйста! Что теперь об этом говорить? Все равно он уже обратно не поедет. Да и бабка с дедом не отдадут…
– Ну, тогда я не знаю, что тебе еще посоветовать. Тогда еще себе роди. Ты баба молодая, вовсю рожать можешь. Точно, роди, Танюха!
– Ага… Как у тебя все просто, Светик! Возьми да роди!
– Ой, а чего в этом сложного, не понимаю? Вроде ты на своего Серегу в этом отношении не жаловалась. Или есть проблемы?
– Ну, это смотря какие…
– Хм… По-моему, тут может быть только одна проблема – относительно качества исполнения супружеского долга. А другой нету. Или я не понимаю чего?
– Выходит, не понимаешь.
– Ага. Значит, я дура, а ты умная.
– Нет, Светик, я не умная. Совсем не умная. Но зато я совершенно определенно могу сказать, что дети рождаются вовсе не от старательно исполненного супружеского долга.
– А от чего тогда? От святого духа?
– Нет. Я бы сказала – не совсем так. Я вот где-то читала, что душа младенца приходит к будущим родителям еще во время поцелуя… Что она стоит в сторонке, и смотрит на них, и решает, поверить этому поцелую или нет, и какое от него тепло идет, искреннее, горячее или так себе, просто похотливое…
– А это ты к чему сейчас? Что, Серега тебя целовать перестал?
Таня вздохнула, опустила голову, побултыхала в чашке остатки кофе. Сладкого и со сливками. Отчего-то подумалось – так она и не научилась пить горький и черный. А между прочим, сейчас бы самое то было. Горький и черный полностью бы соответствовал ее душевному настрою. Потому что там, на душе, тоже черно и горько. И даже отвечать на простой Светиков вопрос не хотелось. Что она ей ответит? Ну, целует ее Сережа конечно же. В обязательном порядке. А только…
– Эй, Танюх… Ты чего, опять, что ль, реветь собралась? Ты это… Ты мне это брось, подруга! Лучше давай выкладывай, что у тебя стряслось. Вернее – у вас с Серегой. Он что, загулял, да?
– Не знаю я, Свет. Честное слово, не знаю. Просто у меня такое чувство…
– Ой, да погоди ты про чувства! Чувства у нее, видите ли! Ты мне лучше прямо скажи: факты у тебя есть?
– Нет. Никаких фактов у меня нету.
– Ну, тогда и не морочь себе голову, поняла? И чувства свои засунь куда подальше! Ты что, юная барышня, чтобы всякие там чувства чувствовать?
– Да в том-то и дело, что я не как барышня чувствую, а как женщина! И чувствую, что меж нами брешь какая-то образовалась, и с каждым днем она все больше и больше становится. Мне даже иногда страшно делается, будто я глазами вижу, как она чернотой зияет… Так что какие дети, Свет? Душа ребеночка и близко к этой черноте не подлетит…
Таня резко вдохнула воздуху, пытаясь удержать внутри слезы, но они уже на выдохе толкнулись в глаза, прошлись по лицу короткой судорогой. Вообще, плакать ей не хотелось. Очень не хотелось ощущать себя женщиной с подобными проблемами – не привыкла как-то. Да и суеверие внутри жило, еще в детстве от матери услышанное, – нельзя проговаривать вслух плохое и потаенное, чтобы настоящую беду не накликать. Сжав зубы, она смахнула со щек быстрые слезы, мелко и часто замотала головой, героически улыбнулась дрожащими губами. Светик смотрела на нее немного снисходительно, всем видом отображая свою любимую, многократно повторенную и уже набившую оскомину фразу. Сейчас, похоже, снова ее произнесет.
– Эх, мне бы твои проблемы, подруга… – послушно проговорила Светик, тяжко вздохнув.
Таня тихонько хмыкнула, улыбнулась уже по-настоящему, без героических усилий. Действительно, произнесла. Интересно, сколько раз она за годы их дружбы слышала эту фразу от Светика? Тысячу? Миллион?
– Да мне бы, Танюха, один хоть денек пожить так, как ты живешь! – не заметив ее коварного хмыканья, продолжила Светик. – Вот уж воистину говорят: кто мало видел, много плачет!
– Да я не плачу. Нет, совсем не плачу. Так, накатило что-то. Действительно, грех мне на жизнь жаловаться.
– Конечно грех! Совершенно распрекрасная у тебя семейная жизнь, и все в ней по плану идет. Все как по нотам расписано. Один этап закончился, значит, другой наступил. Значит, здравствуй, очередной кризис. Вот и психологи так же говорят, что без кризисов ни одна семейная пара не обходится.
– Ну, если психологи говорят… Тогда конечно… Тебе еще кофе сварить?
– Нет. Не хочу. Ты знаешь, Танюх, я и сама удивилась, когда узнала, что первый семейный кризис у молодых наступает уже в первый год жизни! Представляешь? То есть они и сами не понимают, отчего их вдруг в сторону развода несет. Оказывается, из-за первого кризиса!
Таня опасливо замолчала, одновременно соображая, как бы половчее столкнуть Светика с любимого конька. Хотя поздно, пожалуй. Уже не столкнешь. Вон, даже от кофе отказалась. Когда это было, чтобы Светик от второй чашки кофе отказывалась? Значит, придется смириться и героически выслушать очередную горячую лекцию о сложности человеческих отношений. Дилетанты – они вообще люди горячие. Особенно дилетанты от психоанализа.
– Вот скажи – сколько вы с Серегой в законном браке живете?
– Да скоро двадцать лет будет…
– Ого! Вот видишь! Это, считай, что вы… Погоди, дай сообразить… Ого, да вы уже, считай, шесть кризисов подряд пережили! Представляешь?
– Да не было у нас никаких кризисов, Свет. Жили и жили. Не сочиняй.
– Как это – не было? Говорю же, что было! Просто вы оба отчета себе не отдавали. А это плохо.
– Почему – плохо?
– Потому что в вашем совместном пространстве много негатива от них накопилось. Вы их в расчет не брали, а негатив копился. Значит, дороже платить придется.
– Да не было, не было никакого негатива! Господи, да ты же сама видела, как мы жили! Душа в душу… Семья как единый организм…
– Ну да. Видела. Да, хорошо жили. И тем не менее! Психологи, они тоже, знаешь, не с потолка свои выводы делают. И если говорят – кризис, значит, кризис. У каждого, между прочим, свое законное название есть. Первый год прожили – называется кризис притирки друг к другу.
– А нам в первый год, Свет, некогда было друг к другу притираться. Так уж обстоятельства сложились. Мы сразу, с первого дня притерлись.
– Нет, чего ты со мной споришь? Ты лучше дальше слушай! Так вот… Второй кризис называется – появление первого ребенка. У вас Машка родилась? Родилась! Значит, и кризис был!
– Ага. Логика просто убийственная. Это что же, я свою Машку должна была кризисом обозвать? Ну уж нет! Когда она родилась, Сережа первый курс заканчивал, сессию сдавал… Помню, как она орала ночами, и я с коляской на улицу уходила, чтобы он хоть немного позанимался. Нет, не помню я никакого кризиса в тех наших семейных отношениях… Давай его вообще пропустим. Сразу к третьему перейдем. Как он там у тебя называется?
