Зачем нам любовь. Том 1 (СИ) - Дюжева Маргарита

Я уже давным-давно привыкла к этому. Еще в детстве, когда он запросто забирал все самое вкусное, купленное нам родителями. Еще и запугивал:

— Вокруг ябед все мрут, — нашептывал он с ядовитой улыбкой.

Например, мог внезапно помереть совершенно здоровый попугайчик, после того я пожаловалась на то, что Мет сломал кукле ногу. А потом, внезапно исчезнуть любимый дворовый кот, радостно мурлыкавший, когда я чесала его за ухом.

После этого маленькая девочка по неволе начала верить в страшные поговорки. А уж когда дошло до жуткого «Один раз пожаловалась – минус десять лет жизни у матери», мне и вовсе язык как отрезало. Я до одури боялась навредить.

Будучи мелкой и бестолковой, я верила ему. Молчала обо всех наших разногласиях, обо всем его свинстве и некрасивых поступках в мой адрес, потому что боялась: вдруг пожалуюсь и что-то плохое случится.

Так глупо…

Но в детстве это казалось страшным. Я не думала о том, что это манипуляции. Я и слова-то такого тогда не знала. Просто верила и держала язык за зубами.

Время шло, дети выросли, манипуляции стали жестче и злее.

И, к сожалению, мне не хватило сил прекратить все это, вырваться из-под контроля дорогого брата. Он все так же держал меня на привязи, потому что привычка молчать, чтобы никому не навредить, въелась мне на подкорку.

Даже сейчас, выйдя замуж за Ремизова, я чувствовала себя на крючке. Потому что «Вокруг ябед все мрут».

Жестом подозвав официантку, я заказала зеленый чай и безе.

Матвей только усмехнулся и продолжил сосредоточенно хлебать густой борщ.

Время шло, мы молчали, и единственное чего мне хотелось – чтобы побыстрее закончилось это безмолвное представление, сакрального смысла которого мне все равно не понять

— Слышал, ты ушла из продуктового? — наконец, поинтересовался он в перерывах между глотками кофе.

Держу пари, об этом ему доложили в тот же день.

— Ушла, — покорно согласилась я.

— Зря. Твое место было. Просто сто процентное попадание в яблочко.

Я не смогла удержаться от иронии:

— Раньше ты говорил, что для меня самое «яблочко» это драить полы где-нибудь в доме престарелых.

— Точно, — он щелкнул пальцами, — забыл.

Его показная веселость меня давно уже не обманывала. За улыбкой скрывались ядовитые клыки, и я с содроганием ждала, когда он пустит их в ход.

— Со второй работы тоже собралась уходить?

— Отрабатываю последние дни.

— И что дальше? Собралась сидеть на шее у мужа?

— Работать буду.

— Где? — хищный взгляд тут же впился в меня.

***

— А разве тебе еще не доложили?

Судя по тому, как раздраженно дернулась его щека – не доложили. Брат понятия не имел, куда я собралась устраиваться, и сам факт того, что это было ему не подконтрольно выводил его из себя.

— Решила поиграть в угадайку?

— Нет. Я просто пытаюсь понять, откуда такой интерес к моей работе? Тебе же всегда было плевать с высокой колокольни на то, где я, что со мной и чем занимаюсь.

Брат прошелся по мне тяжелым, ничего не выражающим взглядом и сказал:

— Ты права. Плевать. Просто хотел убедиться, что ты не попытаешься соскочить и будешь исправно платить долги.

Ну естественно. Куда же без долгов. Еще один способ контролировать мою жизнь и манипулировать ею.

Сволочь.

— Ну-ну, сестренка. Не надо бросаться такими взглядами, а то я подумаю, что ты мне не рада, и расстроюсь. И мало ли к чему это может привести. Ты слышала об эффекте бабочки? Вот представь, кто-то расстроился, и от этого где-то далеко дрогнула рука у работника одного медицинского учреждения. Или вдруг прибор жизнеобеспечения сломался. Или что-то еще…

Я верила ему. Верила этому сукину сыну. Он никогда не любил мою мать, считал ее хищницей, прибравшей к рукам его отца, хотя на самом деле это не так. Родители любили друг друга, ценили, уважали, только Матвей отказывался это принимать. Он считал, что, женившись второй раз, отец предал память его матери. Променял ее на какую-то левую бабу – это его слова, не мои.

И ему ничего не стоило отдать жестокий приказ. Запустить случайного человека со смертоносным шприцом в палату к беспомощной матери, отключить ее от систем. И все. И ничего потом не докажешь, и концов не найдешь.

— Не переживай. С долгами я разберусь. Сама, — произнесла с нажимом, подчеркивая, что муж не в курсе моих дел, и что не собираюсь ему жаловаться.

Почему? Правильно. Потому что вокруг ябед все мрут. Сошло бы за девиз какого-нибудь великого рода в эпичной саге.

— Так, где ты будешь работать? — снова спросил он.

— Еще точно не решила. Марат предложил мне на выбор несколько хороших мест.

— Надо же какой молодец, — брезгливо выплюнул Матвей, — просто золотой мужик. Спаситель хрупких дев.

Это уж точно. Золотой. Особенно по сравнению с самим Матвеем.

Я сделала вид, что не услышала злого сарказма и миролюбиво произнесла:

— Зарплата будет хорошая. Так что долги погашу быстрее.

Ему было по хрен на долги. Это просто крючок, с которого он не собирался меня отпускать. Просто рычаг, которым можно на меня воздействовать.

— Я смотрю ты спелась со своим муженьком. И как вам живется?

Я напряглась.

Это опасная тема, скользкая. И я бы не хотела вообще ее обсуждать, особенно с Матвеем, но судя по внимательному прищуру, брата этот вопрос крайне интересовал.

— Привыкаем друг к другу, — я постаралась сказать это как можно более нейтральным тоном, — притираемся.

— Надеюсь ты не ведешь себя как дремучая девственница из тайги? Не хватало еще опозориться из-за тебя.

— Нормально я себя веду. Адекватно обстоятельствам. Ты отдал меня фактически за незнакомца, так что как могу, так адаптируюсь.

— Ну давай-давай, адаптируйся, — усмехнулся он, — не затягивай.

Это усмешка мне не понравилась. Было в ней что-то такое гадкое и в то же время предвкушающее, словно брат задумал очередную гадость.

— Зачем ты позвал меня сюда? — спросила я, внезапно осевшим голосом.

Цель этого «свидания» до сих пор была не ясна, но вряд ли можно было рассчитывать на что-то хорошее, особенно после таких усмешек.

— Хотел поговорить насчет твоей семейной жизни.

Так и хотелось заорать: оставь в покое мою семейную жизнь! Займись своей! Дай мне нормально дышать.

Но я ничего не сказала. Просто смотрела на брата, ожидая продолжения и с каждым мгновением все больше убеждаясь, что приятного ждать не стоит.

И не ошиблась. Потому что, дожевав кусок пирожного, Матвей как ни в чем не бывало сказал:

— Тебе надо забеременеть. И чем скорее, тем лучше.

Меня аж подавилась от неожиданности:

— Мет, ты о чем вообще? Мы едва знакомы, только начали жить вместе. Какая беременность?

— Самая что ни на есть обычная, и желательно мальчиком. Сама понимаешь, первый внук в семье Ремизовых – это круто. И его должна родить именно ты, пока никто из старших братьев твоего муженька не посуетился, и не спутал мне все планы.

Больной придурок.

— Тебе не кажется, это уже переходит все границы? — голос звенел от негодования, — Я не собираюсь беременеть по твоему заказу. Не знаю за кого ты меня держишь, за племенную суку, или еще за кого. Но нет.

— Сука и есть, — жестко сказал он, — и назначение у тебя только одно. Делать то, что я скажу.

Меня затрясло.

— Матвей!

— И на твоем месте, я бы постарался выполнить эту задачу побыстрее. А то вдруг твоя драгоценная маменька не доживет до внуков? По твоей вине.

***

Это просто бред какой-то. Лютая и бессмысленная бредятина, которая вообще никогда не должна была звучать вслух.

И тем не менее она прозвучала. Упала камнем рядом со мной, и ее эхо до сих пор звенело у меня в ушах.

— Ты собираешься угрозами заставить меня забеременеть?

— Не собираюсь, а планирую, — совершенно ровно ответил он.

— Это шантаж!

Я дура! Трижды…нет десятикратная дура! Знала, что же ничем хорошим внезапная встреча с братом не может закончится! Надо было включить диктофон, привести с собой тайных свидетелей. Да блин, что угодно надо было сделать, чтобы обезопасить себя, потому что это ни в какие ворота уже не лезло.