Анна Берсенева - Единственная женщина
— Взбесилась, сучка?! — крикнул он. — Мало тебе? Кто тебя сюда звал, твое какое дело, с кем я сплю?
От его удара Ольга отлетела к стене, сползла на пол, зажимая рукой подбитый глаз.
— Ты чего, Ринатик, чего? — заплакала она. — Неужто тебе меня мало, что ты к ней побежал? Хочешь, хоть сейчас можешь трахнуть, хоть сейчас!
Это зрелище — униженная женщина, ползающая у ног разгневанного мужчины, — так потрясло Лизу, что, не помня себя, не оглядываясь, она побежала по коридору ко входной двери. Вслед ей неслись Ольгины рыдания.
3
Лиза долго бродила по городу, прежде чем поехать к Николаю в Крылатское. Она не могла прийти в себя, в ушах стоял Ольгин пронзительный визг, перед глазами — злобно прищуренные Ринатовы глаза, его мускулистая рука, готовая к новому удару…
«Я во всем виновата, только я! — думала она. — Как можно было допустить все это, как можно было отдаться ему? Еще внимание на него обратила — «вы» он, видите ли, говорил… Сама раззадорила его, права Ольга, что на меня набросилась!»
Лиза медленно шла по Страстному бульвару. Первая прозрачная зелень клубилась в теплом воздухе, воскресная, поздно просыпающаяся Москва начинала новый день.
«Отчего меня так манил этот город? — думала Лиза, остановившись у детской площадки, на которой пусто было в этот ранний час. — Ведь всегда тянуло меня сюда: из Новополоцка, из Германии… Особенно из Германии — хотя знала, что никто не ждет меня здесь, что нет здесь у меня ничего прочного, реального. Почему же?»
Этим утром Лизу не покидало такое чувство, точно она предала кого-то, впустив к себе Рината, испытав наслаждение в его объятиях. Она не могла понять, отчего преследует ее это чувство — ведь ей совершенно некому было хранить верность.
И все-таки происшедшее было предательством, в этом она не сомневалась. Может быть, предательством себя самой, своего неназываемого, но ясного понимания того, как должна и как не должна она поступать, которому она всегда подчинялась? Или того единственного человека, которого она почему-то ждет, не зная, кто он?..
В последнее время Лизе все меньше верилось, что он вообще существует…
Вечером, сидя за чаем на кухне у Николая с Наташей, Лиза с тоской думала о том, что придется вернуться в комнату на Грановского. Кажется, все заметили, что она чем-то расстроена.
— Слушай, Лизушка, может, все-таки обратно к нам переберешься? — спросил Николай. — Ну, подумаешь, центр — Крылатское тоже район хороший. Неужели тебе у нас так плохо, что тебя в какую-то коммуналку тянет?
— Правда, Лизочка, — подхватила Наташа. — Разве у нас тебе не нравится?
— Вы не понимаете, — авторитетно заявил десятилетний Андрюшка. — Ей хочется самостоятельности, и я вполне ее понимаю — мне тоже хочется.
Лиза невольно улыбнулась привычному Андрюшкиному резонерству: все было по-прежнему в этом уютном доме…
— Я сегодня у вас переночую, — сказала она. — Не хочется ехать на ночь глядя.
Но вернуться в ненавистную квартиру было необходимо: не убегать же, бросив все, ведь она даже комнату свою не закрыла, все вещи там. Да и вообще: не по ней это — жить у Коли, точно подростку, ведь ей не просто хочется самостоятельности, как Андрюшке, — она уже давно другая, совсем не та, что приехала в Москву два с лишним года назад, и в прошлое не вернуться…
Лиза поехала на Грановского прямо от Инги — благо та жила неподалеку, на Маяковке. Она постаралась незаметно проскользнуть по коридору к себе в комнату — кажется, Ольги не было дома, свет не пробивался из-под двери.
В комнате все было на месте. Вид измятой постели заставил Лизу покраснеть; она торопливо скрутила постельное белье, бросила его на пол.
Дверь открылась так тихо, что Лиза увидела Ольгу, когда та была уже в комнате. Отшатнувшись в угол, она смотрела на соседку.
— Что, боишься? — невесело усмехнулась Ольга. — Не бойся, нападать больше не буду.
Вид у Ольги был ужасный: правый глаз совсем заплыл, губа рассечена — наверное, Ринат не ограничился одним ударом.
— Ну, чего смотришь? — зло спросила она, поймав сочувствующий Лизин взгляд. — Конечно, разукрасил, не без этого. Они, татары, все такие яростные — не любят, чтоб против ихнего делали.
Не дожидаясь Лизиного приглашения, Ольга села на стул, охнула:
— Чуть ребро не сломал, сволочь!
— Зачем же ты с ним, Оля? — осторожно спросила Лиза.
Впрочем, она уже знала, какой услышит ответ: с самого детства она наслушалась рассказов матери о несложившихся женских судьбах, нагляделась на растрепанных, рыдающих соседок, среди ночи выбегающих на улицу под пьяный мат супругов. Все эти женщины на следующий день со вздохом говорили: что ж, куда денешься, все они такие, где ж лучшего найти, а мой хоть получку приносит…
— Зачем, зачем! — ответила Ольга, потирая бок. — Люблю его, вот тебе и зачем!
Это было сказано так по-детски, что Лиза едва не заплакала. Можно уйти от человека, с которым связывает привычка, можно уйти от того, кто приносит получку, — но как оставить того, кого любишь?..
— А он что, всегда такой? — спросила она.
— Да нет же, что я, дура — если б он всегда такой был!.. Только как выпьет или как бабу новую увидит.
— И часто пьет? — Лиза едва сдержала улыбку.
Ольга не ответила. Взгляд у нее был совсем потухший, уголки блеклых, ненакрашенных губ горестно опустились.
— Господи, ну что за жизнь у меня такая горемычная? — вдруг запричитала она, как простая деревенская баба. — Никак мне счастья нету, куда ни кинься!
Она упала головой на стол и зарыдала — громко, со всхлипами. Лиза растерянно смотрела на нее: чем тут утешишь? Вдруг, так же мгновенно, как начала, Ольга прекратила рыдать и биться, вытерла слезы ладонью.
— Думаешь, я психопатка? — спросила она. — Просто жизнь нервная была. А он — моя первая любовь, — сказала она все с той же полудетской серьезностью. — А что ты думаешь? Конечно, мне не шестнадцать, и замуж сходила, и ребенок имеется, а Ринатка — первая любовь, вот хоть убей!
Ольга достала из кармана сигареты, закурила, стряхнула пепел в стоящую на столе чашку.
— Не куришь? — спросила она. — Да ты садись, чего стоишь?
Лиза послушно опустилась на диван. Сейчас начнется долгий рассказ, поняла она.
— Ты не обижайся, что я на тебя накинулась, — примирительным тоном произнесла Ольга. — Я ж понимаю, ты не виновата: он на все бросается, что только шевелится. Такой парень ебучий, жуть! И как мне его не любить: он хоть трахает, и видно, что хочет. А другие — только выпить, ничего им больше не надо. А Ринатка — он добрый вообще-то и не жадный: духи подарил, в кафе водил однажды — так-то, конечно, с собой приносит, а однажды водил. Я ведь не старуха, мне двадцать семь всего — тоже ласки хочется. Шесть лет лимитой на ЗИЛе отпахать — это как? Шесть девок в комнате, каждая водит, на каждой койке сопят — сдуреешь! И никто тебя за человека не считает, чуть что не так — каждому давай. А комендант — так тот просто повадился; если и все так, все равно требует. «А то, — говорит, — вылетишь у меня в два счета из Москвы, напишу, что ты наркоманка». Замуж вышла, думала, теперь отвяжутся. Так нет, куда там — сам же законный супружник, если на ночевку записывать не хотят, говорит: пойди, дай коменданту — запишет.
