Патриция Хилсбург - Изгнание из Эдема. Книга 2
Тереза глубоко втянула в себя немного прохлады ночного воздуха.
— Нет, Деннис, я ничего не чувствую. Наверное, слишком много курю в последнее время.
— Я тоже курю не меньше твоего, — возразил ей Деннис. — Но этот запах я чувствую.
— У вас, наверное, большая семья? — спросила Тереза.
— Да. У меня есть сестры, братья, — говорил Деннис. — Мне казалось, как только я разбогатею и вернусь к ним, между нами уже больше никогда не будут деньги камнем раздора. Но теперь я понял, деньги, которые у меня сейчас есть — это еще один барьер между мной и ими.
— Тогда не возвращайся, — предложила Тереза.
— Это слишком легко сделать, — возразил Деннис.
— Если хочешь, я сама напишу письмо твоей матушке, — предложила Тереза. — Скажу, что ее сын спивается, что связался с какой-то подозрительной особой — актрисой-неудачницей…
Тереза обняла себя за плечи.
— И вообще, Деннис, я начинаю мерзнуть.
— По-моему, не я предложил сесть на балконе.
— Я совсем о другом. Я начинаю мерзнуть от наших разговоров. Они все увлекают нас в прошлое, не дают думать о настоящем.
— Будущее — это иллюзия, — промолвил Деннис Харпер, — его не существует.
— Какие замогильные темы у наших разговоров? — вздохнула Тереза и лениво потянулась. — Честно говоря, я бы с большим удовольствием спала здесь на балконе, чем в спальне.
— И тогда утром тебя бы покусали какие-нибудь страшные насекомые. Представь себе, как бы ты выглядела бы с утра с опухшим глазом и вздутой губой.
— Ты что, Деннис, сюда до двадцатого этажа не доберется ни одна тварь.
Деннис обошел стол и обнял Терезу за плечи. Он уткнулся лицом в ее волосы. От нее пахло новыми духами и они понравились ему больше, чем предыдущие.
— Ты сменила духи, Тереза?
— Да, разве эти тебе не нравятся?
— Нет, отчего же. Они неплохие. Но менять духи так часто не принято.
— Почему это?
— Духи это не жизнь, их можно сменить.
Деннису хотелось поддразнить Терезу, уж больно мрачноватой стала она после воспоминаний.
— В порядочном обществе не принято менять духи. Настоящая леди верна одному запаху.
— Откуда ты это выкопал? — изумилась Тереза. — Ах да, конечно, у тебя же есть родовое поместье.
— Да нет, это всем известно. Таково старое французское правило.
— Мы с тобой не во Франции. Я, между прочим, Деннис, в отличие от тебя, патриотка.
— Тогда почему же ты пользуешься французскими духами?
— Они просто самые лучшие.
— Конечно, Тереза, но если ты следуешь одному правилу, то надо следовать и всем остальным.
— Скажите на милость, — Тереза запрокинула голову и посмотрела в глаза Деннису. — И где только ты вычитал это?
— Плоды просвещения, — улыбнулся он.
— А кстати, что ты окончил? У тебя хоть есть пристойное образование? Или достаточно только происхождения? Извини, что не называю тебя — сэр.
— Я окончил такой колледж, о котором ты только могла мечтать. И ты его наверняка знаешь. То есть, перед тем как вернуться в Австралию, я учился в Англии и США. И кстати, зря ты меня, Тереза, обвиняешь в отсутствии патриотизма. Большего патриота Австралии чем я, найти в мире невозможно. Я изъездил, скорее излетал ее вдоль и поперек. Знаю каждую линию ее побережья.
— И наверное, Деннис, ты знаешь красивых девушек в каждом городке?
— Их было у меня не так много, как ты думаешь.
— Ну все-таки, попробуй, сосчитай.
Тереза принялась загибать пальцы на правой руке.
— Ну что же ты, называй имена, я жду.
— Тереза… Тереза… И Тереза… — сказал Деннис, загибая пальцы на руке своей подруги. — Больше у меня никого не было.
— Ты льстишь мне, — произнесла девушка. — И вообще ты бессовестный обманщик. Не понимаю только, что я тут с тобой делаю?
— И я думаю, — развел руками Деннис, — чем можно заниматься поздно ночью на балконе, особенно если на тебе одежда.
Тереза медленно поднялась со своего места и прошла в комнату.
— Здесь так темно после лунного света. Я с трудом различаю тебя. Иди сюда.
Деннис подошел к Терезе и обнял ее. Та была обнажена до пояса. Он даже не успел заметить, когда она в темноте сбросила блузку.
Он мягко дотронулся рукой до ее груди и почувствовал, как та напряглась от одного его прикосновения.
— Деннис, — прошептала девушка, ты должен пообещать мне.
— Нет, я больше не буду называть тебя Сильвией. Это прошло.
— Ты больше не любишь ее? — Тереза все плотней и плотней прижималась к нему. — Только не говори, что ты теперь не любишь ее, не надо.
— Почему?
— Иначе ты соврешь мне, что любишь меня, а я не хочу слышать вранья. Не хочу врать сама. Я не люблю тебя, Деннис. И ты не любишь меня.
— Я не люблю тебя, — прошептал ей в самое ухо Харпер.
Он опустился перед Терезой на колени, обнял ее за ноги и припал головой к ее подтянутому животу.
— Я рада, Деннис, услышать это. Главное, что мы правдивы друг перед другом.
Глава 30
— Проснувшись утром, Роберт Халинген говорит сам себе, что он импотент. — Новый костюм делает Роберта похожим на арабского шейха. — Никогда не стоит начинать день с виски. — Неразговорчивый бармен, бесцельные поездки на метро и другие развлечения Роберта. — Острые, как лезвие, стрелки на брюках. — Встреча с Кэтрин — и брюки вновь приходится гладить. — Заниматься любовью с утра лучше, чем совершать пробежку.
Роберт Халинген продолжал жить в том же самом номере, который они сняли с Деннисом. Он страшно скучал. День растягивался для него, превращаясь в бесконечность. Он уже знал все последние новости, где и что происходит в мире. Пересмотрел все автогонки и спортивные матчи последних дней. Он знал наизусть все мелодии всех самых популярных клипов.
Роберт чувствовал себя обманутым. Ведь они договаривались с Деннисом действовать вместе. А потом он так коварно бросил его и уехал в Мельбурн.
Роберт старался не пить, он знал, что однажды начав, может сорваться. И теперь ему нечем было занять руки, ум. Он мог только ждать, к тому же не зная чего.
— Может быть, поехать путешествовать, — рассуждал Роберт Халинген, лежа на диване, — или заняться делом, начать все-таки конструировать новый автомобиль.
Но теперь, когда у него были деньги, прежнее занятие ему казалось бессмысленным. Можно было купить отличную гоночную модель автомобиля и пробовать устанавливать рекорды на ней. Но теперь азарт для Роберта потерял смысл.
Он никогда не спал долго.
Раньше для него всегда находилось дело и теперь, следуя этой привычке, Роберт Халинген поднялся в семь часов утра. Он успел выпить кофе и съесть пару сэндвичей. Теперь он чувствовал себя совершенно разбитым, хотя последние недели не совершил, ровным счетом, ничего.
