Анна Милтон - Я люблю тебя, Зак Роджерс!
Определенно, это стоит внимания.
Щелчок.
Тонированные окна «Мерседеса» не позволяли мне заснять их дальнейшие действия. Но автомобиль стоял какое-то время, и я была уверена, что они ворковали внутри.
Ладно. Хорошо. Того, что я успела заснять, вполне хватит.
Выдохнув с облегчением, я устало улыбнулась, пролистывая фотографии в телефоне Джесс.
— Закончила? — ее окончательно покинул боевой дух, и она расплылась, раскинув руки по приборной панели «Фольксвагена».
— Да. Сейчас перекину себе фотки.
Мое сердце отбивало адскую чечетку в груди.
— Наоми, — позвала Джесс.
— Ммм?
— Ты уверена?
— В смысле?
Подруга подняла голову.
— Только не вопи, ладно?
— Почему я должна вопить? — уткнувшись в смартфон, уточнила я.
— Потому что то, что я сейчас собираюсь сказать, может тебе не понравиться. Нет. Тебе это по-любому не понравится.
— Что случилось, Джесс? — спросила спокойно.
— Я не думаю, что Линдси станет легче, когда ты покажешь ей эти фотографии.
Я перестала дышать.
— Ты ведь понимаешь, что с ней будет, когда она увидит это? — осторожно продолжила Джессика, кивнув подбородком вниз, на два телефона в моих руках. Фотографии почти скинулись. — Это разобьет ей сердце. Я боюсь, что с ребенком может что-нибудь случиться…
Медленно переведя взгляд на подругу, я увидела зарождающийся румянец на ее щеках.
— Прости.
— А что, позволь узнать, я должна делать? Позволить отцу водить нас с мамой за нос, как последних идиоток? — я не замечала, как внутри разгорается яркое пламя негодования. — Смеяться над нами и спать с другими телками?! Что мне еще делать, Джесс?! — вскинув руками, запищала. — Мы не заслужили быть обманутыми. Мама… она не… — мне стало не хватать воздуха, и я дышала глубоко и часто, стараясь не задохнуться. — Я знаю, что ей будет больно. Но, по крайней мере, она узнает правду. Она поймет, что отец обманывал ее. Она справится с этим, ведь я буду рядом.
— Извини… — подруга опустила глаза, сцепив пальцы в замок. — Ты права.
— Пойми, я не могу оставлять это, как есть, когда знаю, что могу все изменить и избавить нас от его обмана, — немного остыв, пояснила я.
— Прости, — всхлипнув, Джессика обняла меня. — Делай так, как считаешь нужным. Я в любом случае буду на твоей стороне. Я помогу тебе с Линдси, если она решит впасть в депрессию, когда увидит эти чертовы снимки.
Оторопело обняв ее в ответ и закрыв глаза, я сильно сжала губы, чтобы не выдать своих слез.
***
Я застыла у входной двери. Мои пальцы замерли на полпути к ручке.
Не время сомневаться.
Я все продумала.
Каждый свой шаг, каждое действие, слова… Я рассчитала реакцию мамы и то, как мне придется успокаивать ее.
Все должно было пройти идеально, конечно, если это можно назвать именно так.
«Просто сделай это» сказала себе и с громким выдохом открыла дверь.
Блуждая по потемкам своего сознания, убегая от преследующего страха, я искала взглядом копну темных волос.
Остановившись между прохожей и гостиной, я услышала тихое пение, которое доносилось со стороны кухни.
Все будет выполнено на «ура». Да, именно так.
Медленными шагами достигнув кухни, я замерла под аркой. Мой взгляд упал на хрупкую фигуру мамы. Она стояла ко мне спиной, по-прежнему мыча смутно знакомую мелодию себе под нос. Помимо ее голоса я услышала звуки шипящего на сковороде масла.
— Наоми! — вскрикнула она, когда потянулась к холодильнику и случайно заметила меня.
Я подпрыгнула вместе с ней.
Ее рука легла на сердце, лицо немного побледнело.
— Боже, детка, ты меня очень сильно напугала, — пробормотала мама, приводя дыхание в норму. Но секунду спустя ее аккуратные брови с тревожной вопросительностью встретились у переносицы. — Что-то случилось? Ты неважно выглядишь…
Невидимая сила сжало мое горло, и я не могла сделать вдох.
Почему я медлю?
— Мам, — это что, действительно мой голос? Ужас… — Мне надо…
Совершенно внезапно для себя и для нее я остановилась, так и не закончив предложение.
«Какого хрена ты творишь?! Расскажи и покажи ей фотографии немедленно!» кричал мой внутренний голос.
Но я впала в ступор, совершенно позабыв о своей цели.
Мне было страшно.
— Что, Наоми? — спросила мама.
Она была счастлива. Здесь и сейчас, глядя на меня в ожидании. Ее глаза светились беспокойством, но она выглядела спокойной. Мое сознание приоткрыло завесу, отделяющую от прошлого, и в голове замелькали воспоминания далеких лет, когда я была маленькой, когда отец только оставил нас, и мама не могла перестать рыдать.
Совсем скоро я собственноручно заставлю страдать ее. Вновь. И пусть я не буду виновата, но ответственность за ту боль, что она будет испытывать, лежит на мне.
Я не хотела, чтобы она возненавидела меня. Не хотела видеть ее слезы и слышать безысходность…
Готова ли я лишить ее счастья?
Нет.
Не правильно.
Готова ли я столкнуть ее с правдой лицом к лицу?
Но так будет правильно. Так будет честно.
Стиснув зубы, я неуверенно, но резко, подняла руку, в которой сжимала свой телефон.
— Мам, отец — он…
Я почувствовала толчок в лопатку. Едва ощутимый, и мне не было больно. Но этого хватило, чтобы телефон исчез из моей похолодевшей и окаменевшей ладони. С широко распахнутыми глазами я наблюдала за тем, как сотовый, будто в замедленной съемке летит навстречу полу.
Оглушительное столкновение с кафелем.
Прошло не больше мгновения, но за это время я успела несколько раз состариться.
Нет.
Нет. Нет. Не может быть! Только не это!
Рухнув на колени, я взяла его и пыталась включить.
Попытка за попыткой. Все проваливалось к чертям. Мама звала меня, сокращая между нами расстояние. Но я игнорировала ее. Как и то, что она к кому-то обращалась. И этот кто-то стоял за моей спиной. Я ощущала покалывание на затылке, сигнализирующее о том, что на меня смотрят.
Сотовый так и не включился.
Сколько раз на его судьбу выпадали подобные встряски, но, черт возьми, именно сейчас он решил сломаться!
Не в силах смотреть на свой телефон, на почерневшем экране которого появилась внушительных размеров трещина, я с молниеносной скоростью повернулась на сто восемьдесят градусов, чтобы испепелить взглядом того, из-за кого весь мой план накрылся медным тазом. Из-за кого мама никогда не увидит фотографии отца с другой женщиной. Из-за кого мои слова останутся лишь словами — криком, обращенным в нескончаемую пустоту.
