Виктория Хислоп - Возвращение. Танец страсти
Джек Хайнс любил есть до шести часов и обычно в девять тридцать ложился спать.
— Хорошо, дорогая, я приготовлю тебе сэндвич. Я думаю, у меня найдется немного ветчины. Согласна?
— Это будет замечательно, папочка. Спасибо.
На работе скопилось много дел, которые надо было разрешить в тот же день, и к тому времени, когда она вышла из конторы, было уже шесть тридцать. Движение машин из Лондона в час пик было интенсивным, поэтому она позвонила в дверь отца в восемь.
— Привет, милая. Какой приятный сюрприз! В понедельник вечером! Это мило. Входи. Входи.
Радость, которую испытывал Джек при встрече с Соней, никогда не уменьшалась. Он, как обычно, суетился, когда ставил чайник, искал для нее салфетку, ставил на стол печенье в жестяной банке. Сэндвич из белого хлеба, нарезанного в виде треугольников, с несколькими слоями огурца внутри лежал на маленьком обеденном столике, стоящем возле стены.
— Спасибо, папа. Как приятно! Надеюсь, ты не против, что я пришла к тебе среди недели?
— Почему я буду против? День недели не имеет никакого значения для меня, не так ли?
Он вышел, чтобы приготовить чай. Когда он вернулся, еда была нетронутой. Соня не могла есть.
— Соня, давай, ешь! Держу пари, ты ничего не съела за день. Может, мне приготовить что-нибудь другое?
— Нет, папа, я действительно в порядке. Я сейчас поем.
— Дорогая, ты хорошо себя чувствуешь?
Соня улыбнулась отцу. Казалось, ничто не изменилось за тридцать пять лет. Он всегда суетился по поводу того, как она ест, и беспокоился, что она неважно выглядит.
— Я в порядке, папа, — нежно сказала она. Соня так нервничала, что у нее тряслись руки, но она пришла, чтобы рассказать ему кое-что, и не могла уйти, не сделав этого.
— Я снова была в Гранаде, — тихо произнесла она. — Я встретила человека, который был знаком с мамой. Я даже не знала, что ее звали Мерседес.
— Я всегда называл ее Мэри. Здесь никто не мог выговорить ее испанское имя.
Джек осторожно выдвинул стул напротив Сони и присел.
— Как чудесно встретить кого-то из ее прошлого! Тебе повезло! А они многое помнят о ней?
Отец улыбался, проявлял сильное любопытство и хотел знать все, что Соне о ней рассказали.
Его дочь изложила аккуратно сокращенную версию истории. Один раз она упомянула Хавьера, но не так, чтобы отец чувствовал себя второстепенным персонажем по отношению к нему. Он подарил Мерседес Рамирес самые счастливые годы ее жизни, и этот яркий драгоценный камень не должен лишиться блеска. Когда придет время, она подумает, как представить Мигеля.
Джек Хайнс ничего об этом не знал. Он уважал желание жены не бередить прошлое.
— Она всегда говорила мне, что танец может развеять грусть и плохие воспоминания, — задумчиво сказал он. — И я верю, что так и было. Когда мы кружились на танцевальной площадке, она становилась легкой как перышко. Она бы не могла так танцевать, если бы на душе был тяжелый груз.
— Должно быть, для нее это было спасением, — сказала Соня. — Возможно, веселая обстановка, связанная с танцами, помогала ей выжить. Я даже точно знаю, что она имела в виду, когда говорила, что «танец может развеять грусть».
Некоторое время они сидели молча. Джек посмотрел на часы — он давно уже должен был быть в постели.
Соня маленькими глотками пила воду из стакана.
— Тот человек, который держит «Бочку», предложил мне стать хозяйкой кафе.
— Что? Он отдает его тебе?
— Не совсем, но юридически оно принадлежит семье Рамирес, а я единственный живой член семьи.
Больше всего Джека поразило именно это.
— Что ты скажешь, если я перееду в Испанию? Ты будешь навещать меня? — спросила Соня. Сейчас в ее голосе звучали нотки неподдельного возбуждения. — Потому что я не поеду, если только ты не выполнишь мою просьбу.
— А как же Джеймс? Он хочет уезжать?
— Джеймс не едет.
Отец не нуждался в дальнейших объяснениях. Он никогда не желал вмешиваться в ее отношения с Джеймсом.
— Понятно. — Это было все, что он сказал.
Происходящее стало неожиданностью для Джека. Его жизнь плавно перетекала из одного десятилетия в другое, но это молодое поколение видело мир иначе.
— Конечно, я буду навещать тебя. До тех пор пока ты будешь готовить что-нибудь хорошее и незамысловатое! А ты сможешь приезжать?
— Да, папа, конечно, — сказала она, касаясь руки отца. — Вероятно, мы даже будем видеться чаще, чем раньше. Да и билеты на самолет довольно дешевые. Я хотела тебя кое о чем спросить. Ты не присмотришь за моими коробками? Недолго?
— Разумеется, можешь положить их под кровать. У меня здесь много места.
— Я вернусь за ними завтра, хорошо?
— Это прекрасно, что я дважды повидаюсь с тобой на этой неделе! Просто позвонишь и скажешь когда.
Джек Хайнс много лет не видел свою дочь такой счастливой. Они долго обнимались.
— Ты действительно понимаешь, почему я уезжаю, не так ли? — спросила его Соня.
— Да, — ответил он. — Я думаю, да.
Выпив немного виски, Джек Хайнс крепко заснул и видел в своих сладких снах темноглазую испанскую девушку, танцующую с ним пасадобль.
Обратная поездка домой этой ночью заняла меньше двадцати минут. Соня тут же, не раздеваясь, легла спать. На следующий день она проснулась в семь часов. Впереди ее ждал тяжелый день, нужно было вставать.
Она начала с одежды. Многое в гардеробе не соответствовало ее новой жизни. Костюмы и длинные платья она упаковала в хозяйственную сумку вместе с зимней верхней одеждой, которую она хранила десятилетиями вместе с огромным количеством обуви на высоких каблуках, в которой она никогда не будет ходить по мощеным улицам Гранады. Также имелись шляпки, которые она надевала на свадьбы, и сумочки всех цветов и оттенков. У нее была дюжина платков, большую часть из которых она даже не узнала. К тому времени когда она закончила, можно было насчитать двадцать три сумки, содержимое которых едва в них умещалось. Она тут же отвезла их в благотворительную организацию, чтобы, не дай Бог, не передумать. Однако был один предмет одежды, с которым она не знала, что делать, — платье, которое она надевала на свою помолвку. Оно было сшито из тонкой шифоновой ткани лилового цвета, которую Джеймс купил для нее. Оно принадлежало не совсем ей, но с ним были связаны счастливые воспоминания, и это угнетало Соню.
Были и другие вещи, которые сразу же оказались в мусорном ведре: отвратительный старый плащ и резиновые сапоги, которые определенно не понадобятся в Испании. Папки, забитые старыми рабочими бумагами, письма с заявлениями о принятии на работу, резюме, банковские счета, датируемые временами учебы в университете. Все это можно было выбрасывать.
