Юлия Коротина - Самый неправдоподобный роман
Роберт залпом допил содержимое своего бокала, поморщился от терпкого вкуса коньяка. Затем встал и прошелся по комнате, надеясь, что хотя бы в движении к нему придут какие-нибудь мысли. Однако мыслей не было. Осталось только глубокое удивление от того, как сильно изменилась Клер.
— Я знаю, ты пришла ко мне за поддержкой и, может, даже за помощью, — наконец, сказал он. — Но, откровенно говоря, я не знаю, как тебе помочь. Ты очень изменилась. Что для тебя приемлемо, а что — нет, мне теперь трудно судить. К тому же я совсем не знаю Дерека. Боюсь, что ему очень не понравится мое вмешательство.
Клер достала из сумочки носовой платок, вытирая слезы.
— Тебе и не надо вмешиваться, Боб, — ответила она. — Не тот случай. Дерек не Дэн, а я не Джессика. Может, мы с Дереком и не созданы друг для друга, как они. И может, это хорошо, что мы расстались. Наш брак был ужасен.
— И ты говоришь об этом так спокойно?! — поразился Монтгомери. — Ведь ты же носишь ребенка Дерека!
— Я ношу прежде всего своего ребенка, — возразила женщина.
— Но у ребенка должен быть отец, — продолжал настаивать он.
— Разве? — Отозвалась Клер, выразительно приподняв одну бровь. — Я прекрасно обошлась без него.
Этот веский аргумент заставил Роберта прикусить язык. Клер была права. Может, она и изменилась, но упрямство было в ней по-прежнему самым сильным качеством. Да и кто знает, какой бы из Дерека вышел отец. Судя по тем слухам и сплетням, которые до него доходили, Дерек вел совершенно беспорядочный образ жизни даже в браке.
— Ладно, — согласился Боб. — Я не буду вмешиваться. Но ты хотя бы позволишь мне стать крестным твоего парня? Это жутко увлекательно…
— Конечно, позволю, — ответила Клер с улыбкой, — Я сама хотела тебя об этом попросить. У меня, если честно, больше и не было претендентов.
"Он, конечно, уже является крестным отцом дочери Джессики. Именно ее он имел ввиду, когда говорил, что быть крестным жутко увлекательно", — подумала она, а вслух сказала:
— А как ты думаешь, Джессика согласится быть крестной матерью?
— Безусловно, — категорично заверил ее мужчина.
— У нас столько всего было нехорошего, — вспомнила Клер. — Я просто не знаю, как к ней теперь подойти.
— Так же, как и ко мне, — проговорил Роберт. — Позвони ей.
— Она, наверное, не захочет видеть меня. Я ей столько гадостей наговорила тогда из-за Дэна.
— Поверь мне, все в прошлом. Она теперь замужняя женщина. У нее своя семья и дом. Она вернулась к работе и изменилась. Все будет хорошо. Хочешь, я сам позвоню ей?
— Нет, спасибо, — покачала головой Клер. — Я должна сама это сделать. Мне надо попросить у нее прощения — так же, как и у тебя.
— Ты говоришь так, будто собираешься выполнять миротворческую миссию в воюющей стране, — улыбнулся Монтгомери.
— В какой-то мере это так и есть, — отозвалась женщина.
Они еще долго сидели в гостиной, смеясь и болтая о том о сем, делясь воспоминаниями. Когда Клер стала собираться домой, было уже где-то между часом и двумя ночи. Уже на пороге квартиры, прощаясь с Клер, Роберт сказал ей:
— Я очень рад, что ты вернулась. Не пропадай больше надолго. Ладно?
— Не буду, — заверила она его и вдруг крепко обняла его. — Спасибо за то, что ты есть, — проговорила она. — И за прощение спасибо.
— Я не мог не простить тебя. Ты мне как сестра.
— Ох, Роберт! — Всхлипнула было женщина, по-прежнему сжимая его в объятиях.
Но быстро совладала с собой, чмокнула его в щеку и отстранилась от него.
— Ну, все. Мне пора. Уже очень поздно.
— Спокойной ночи! — Попрощался он.
— Сладких снов! — Отозвалась Клер.
Она вызвала лифт и, войдя в кабину, помахала Роберту рукой. Он в ответ сделал то же самое. Двери лифта закрылись, кабина стала спускаться вниз.
Глава XVIII
Кинг-Риверз, 1988
В семействе Каннингем жизнь шла своим чередом. Чарльзу исполнилось четыре года. Почти столько же минуло со дня появления в их семье Дэна Уайтхорна. Уже четыре года Жаклин Каннингем была второй миссис Уайтхорн. И полгода прошло с того дня, как Дэн смог пошевелить пальцем ноги. Но все семейство помнило этот день, как будто он был только вчера. Жаклин с еще большим усердием продолжала делать мужу массаж и постепенно начала приучать его держаться на ногах. Это были настоящие тренировки, которые выматывали и Дэна, и его жену. Но в конце концов они дали свои результаты: однажды мартовским днем Дэн смог твердо стоять на ногах без помощи Жаклин или кого-либо из ее родителей, не держась за стенку или спинку стула или кровати. Правда, длилось это всего пару секунд — он тут же рухнул в кресло, но все же он мог стоять на ногах. Жаклин была безумно счастлива при виде этого душераздирающего зрелища. Когда Дэн без сил опустился в свое инвалидное кресло, слезы градом покатились по ее щекам. Она села перед ним на пятки не в силах вымолвить ни слова. Он смотрел на нее сверху вниз, не скрывая своей радости.
— Господи, Жаклин! — Проговорил Дэн, вытирая платком покрывшийся испариной лоб. — Ты понимаешь, что это значит?! Понимаешь?!.
Она молча кивнула головой, улыбаясь сквозь слезы.
— Однажды я смогу ходить, — почти прошептал он.
— Ты должен показать это своему врачу, — наконец, выговорила женщина.
— Какому врачу? — С явным сарказмом и почти с ненавистью в голосе спросил Дэн. — Тому, который сказал мне, что я больше никогда не смогу ходить? Нет, дорогая! С некоторых пор я совсем не доверяю врачам.
— Врачи все люди, а людям свойственно ошибаться. Организм человека меняется, потому что человек живет и развивается. Ты не исключение. Возможно, в то время результаты твоего обследования действительно говорили о том, что ты не сможешь ходить. А теперь все изменилось…
— Может, и так, — сказал Дэн. — Но я верю только тому, что вижу. Я видел, как тот врач вынес мне приговор, поломав мне жизнь. Я видел, как ты трудилась не покладая рук, делая мне массаж каждый день. И только после этого я смог пошевелить пальцами ног; только после этого я смог твердо стоять на ногах. Ты, а не врач, сделала это! И кому я после этого должен верить?!
Умом Жаклин понимала, что ее муж сейчас был не прав, но сердце ее пело от счастья. Дэн верил ей! Он всецело доверял ей свою жизнь, свое будущее. А такое не каждому человеку можно доверить — даже любимому. И пусть он никогда не сможет полюбить ее, как любил свою невесту, пусть не скажет ей заветных слов, которые мечтает услышать любая женщина, — ей и этого достаточно. Ведь она не требует от него безграничной вселенской любви, не требует от него больших жертв. Она просто любит его и готова ради него сделать невозможное возможным.
