Памела Джонсон - Решающее лето
— Мы побудем с вами, — сказала Элен.
Миссис Шолто кивнула, словно благодаря ее. Игла в ее руке, блеснув, проткнула ткань, образуя новый узор из света и теней.
— Мой сын выглядит сейчас лучше, вы не находите? — нарушила молчание старая леди.
— О, гораздо лучше, — подтвердила Элен. Она не сразу бросила в пепельницу зажженную спичку, от которой прикуривала, и следила, как она коробится, обугливаясь, а золотисто-синий язычок пламени подбирается к пальцам.
— Я горжусь моим сыном. Это может показаться странным, но именно горжусь…
— Вы гордитесь его мужеством, — помогла ей Элен.
— Да. Его отец был мужественным человеком и в минуты опасности вел себя достойно. Но вам это, очевидно, не интересно.
— Нет, что вы, расскажите, если хотите, — поспешил сказать я.
Миссис Шолто послюнявила кончик нитки и чуть улыбнулась.
— Странно, что люди по-настоящему узнают друг друга только в беде. Я никогда не любила вас, Клод. Я не люблю прямых и резких людей. Что было бы с обществом, если бы все были так откровенны. Я не забуду, как вы однажды пришли ко мне и отчитали меня за Хелену. Вы готовы были поверить всему. Представляете, Элен, он обвинил меня в том, что я распускаю сплетни о Хелене, — добавила она с улыбкой. — Он всегда и во всем ее оправдывал.
— Это было давно, — сказал я, — стоит ли вспоминать?
— Ах, забыть нелегко. Вы были резки, Клод, вы всегда были такой. Но теперь, мне кажется, я начинаю уважать вас. Вы преданный брат, я и раньше это говорила. И ко мне вы теперь стали относиться лучше. Для вас, конечно, не секрет, что Чармиан предложила мне жить отдельно, как только все кончится.
— Вам трудно было бы вместе.
— Значит, вы согласны с ней?
— Да.
— Вы и, разумеется, Элен тоже. Я, должно быть, в ваших глазах чудовище, не так ли? — Она произнесла все это с какой-то печальной иронией. — Что же, возможно, у вас есть основания так думать. Дай бог, чтобы у вас была и возможность усомниться в этом.
И с решительным видом она завернула свое рукоделие в чистую салфетку и упрятала в столик.
— Я думаю, пора спать. Во всяком случае, мне. Спокойной ночи, дорогие.
Она вышла, не удостоив нас даже взглядом.
— Господи, как я буду счастлива, когда все кончится! — воскликнула Элен с отчаянием. — Эти тихие сцены, эта горечь, упреки…
— Ты никогда от них не избавишься, если не откажешься от своей затеи.
— Какой затеи?
— Сама знаешь.
— Ты имеешь в виду Эвана?.. Мы ведь решили не говорить об этом сегодня, не так ли?
— Не будем, если тебе не хочется. Но сможешь ли ты уснуть?
Она вдруг резким жестом сорвала с себя жакет и отбросила его, убрала со лба мелкие кудряшки и легла на диван.
— Хорошо, давай поговорим. Я слушаю.
— Он принимает снотворное, которое ты ему даешь?
— Не знаю.
— Ну а как ты думаешь?
— Понятия не имею.
— Ты видела таблетки в пепельнице?
— Я видела их вчера, когда вытирала пыль в его комнате. Чармиан не успевает, а прислуге хватает дел здесь, внизу, — начала она, обрадованная тем, что можно переменить тему.
— Ты уверена, что это мединал?
— Очень может быть. — Элен приподнялась и села, лицо ее густо покраснело. — Послушай, я не делаю ничего плохого и не отвечаю за поступки Эвана. Но если он и вздумает что-нибудь сотворить с собой, разве это не к лучшему? Чармиан станет свободной, ты подумал об этом? И что для меня еще важнее — ты будешь свободен. Разве ты сможешь жить спокойно, когда она страдает? Он погубит ее. Почему я не должна помешать этому? Я не собираюсь толкать его на самоубийство, поверь мне. Я даю ему таблетки, чтобы он спал. Я сама принимаю их каждый день, сколько себя помню. Откуда мне знать, что он с ними делает? Если он и решится на то, о чем ты говоришь, то причем здесь я? Почему меня должна мучить совесть? И потом, я просто не верю, что он на это способен. Какие у тебя основания для подобных опасений, кроме дурацких таблеток в пепельнице? Ну, а если он проглотит их, разве ты сам не будешь рад? Признайся!.. — Она резко опустила ноги на пол и застыла в напряженной позе. — Во всяком случае, отравиться не так просто. Надо знать дозу. А откуда он знает?
— Мне все равно, что он знает и чего не знает, — произнес я медленно.
— Хватит об этом, я хочу спать. Подумай о том, что я тебе сказала. Зачем вмешиваться? Это был бы наилучший выход для всех. — Она схватила жакет и вышла. Я слышал, как она взбегает по лестнице, громко стуча каблуками, ничуть не беспокоясь, что может разбудить весь дом.
Первым моим желанием было подняться в комнату Эвана и забрать таблетки. А что, если уже поздно, в ужасе подумал я и бросился к двери, но тут же остановился.
Действительно, какие у меня основания считать, что мои догадки верны?
Два чувства боролись во мне, то сталкивались, то растворялись одно в другом, чтобы потом снова возобновить схватку. Первое: это плод моей фантазии, здесь нет ни грана правды! Второе: а если это правда? Если Эван действительно задумал покончить с собой, что тогда?.. Чармиан наконец будет свободной…
И постепенно мысли о Чармиан полностью завладели мной. Я видел, как возвращается к ней ее прежняя привлекательность, милая угловатая грация длинноногого аиста; как, подобно солнечному лучу, играют на ее лице краски. Я видел, с какой радостью она смотрит в будущее, словно не знает, что выбрать из тех богатств, что так щедро предлагает ей судьба. Мы снова сможем поехать в Брюгге и снять комнатку в доме, который принадлежал Хелене. В этом плотно перемешавшемся прошлом и настоящем я видел, как мы, надев плащи, пересекаем под дождем гулкую пустынную площадь, где над окнами кафе хлопают на ветру мокрые маркизы, а в воздухе мечется звон колоколов, словно стая вспугнутых птиц. В Брюгге шторм, и над нами фиолетово-синее небо, мы с Чармиан бредем по мокрым листьям через дворик больницы св. Иоанна и, облокотившись о парапет, смотрим, как по озеру Ройя, усыпанному опавшими листьями, скользят лебеди, а в сыром терпком воздухе золотыми дисками плывет звон и опускается за горизонт в огненную купель солнца.
Чармиан свободна, свободен и я, чтобы думать только об Элен.
Как быть? Пойти к Эвану и прямо спросить, зачем ему таблетки.
А если он поднимет меня на смех? Или, еще хуже, я подам ему мысль, которая сама не пришла бы ему в голову? Кто будет тогда виноват?
Может быть, Элен права и лучше забыть обо всем, поскорее увезти ее отсюда и предоставить Эвану Шолто самому отвечать за себя?
Ну а если мои подозрения все же верны и он действительно задумал недоброе, что будет тогда с Элен? Уверен ли я, что ее жизнь после этого не превратится в вечные терзания?
