Джин Реник - Верь мне!
— Верь мне! — ее дыхание обожгло его губы.
Казалось, сердце Зекери выпрыгнет из груди. Каким-то образом они очутились в спальне, и он поцеловал ее страстно, настойчиво, глубоко и начал раздевать. А она отвечала ему таким же открытым, полным, принимающим его поцелуем. Его пальцы справились уже со всеми пуговицами, и льняное платье с легким шелестом соскользнуло на пол, а за ним туда же упало персико-розовое нижнее белье, обнажая гладкую шелковистую кожу.
— Боже, я мечтал об этом тысячу раз, — шептал он, прижимаясь ртом к ароматной коже. Память не подвела его — ее губы были мягки и податливы, ее пальцы запутались в его волосах. Обнимая ее, ощущая ее так близко, рядом с собой, Зекери пил глубокое живительное дыхание, вдыхал запах ее кожи, невероятно мягкой и нежной, а потом опять начал целовать ее губы долгими, глубокими поцелуями, боясь остановиться.
Он рывком сорвал со своей мятой постели легкое одеяло и уложил Элисон на вылинявшие голубые простыни, впиваясь губами в белую душистую кожу. Он лег рядом, с наслаждением позволяя своим рукам ласкать ее теплое нагое тело, в то время как его язык исследовал влажную, маслянистую пещеру ее рта, пробуя на вкус горячую ароматную слюну. Наконец он мог прижать к себе все ее мягкое нежное тело.
Это происходило наяву, и ему было хорошо, как никогда. Тихие вздохи и стоны, запахи разгоряченных тел, острые ощущения дерзких пальцев, отважного языка, влажного, скользящего, чуть касаясь кожи, рта, шепчущих в забытьи губ — весь этот древний интимный язык любящей пары, затерянной в вечности, язык таинства, которое происходит столь редко, может быть, только однажды, когда боги особенно добры и снисходительны к двум людям, предавшимся радостному любовному сумасшествию впервые друг с другом.
В неясных сумерках их тела слились в одно, но Зекери и этого было мало. Он жадно хотел, чтобы она была еще ближе, хотел задушить ее в своих объятиях, охватить ее всю руками, коснуться разом всех уголков ее тела. Боже, она была невероятно хороша! Еще в Белизе, худая после болезни, она выглядела великолепно. А теперь, поправившаяся и внутренне раскованная, она была во много крат роднее и желанней.
Он совсем потерял голову и отдался на волю чувств. Тогда она, решив действовать самостоятельно, нарочно медленно, заставляя его ждать, начала расстегивать тугие, не поддающиеся ее пальцам пуговицы — одну за другой, целуя его; ее раздевающие руки сводили Зекери с ума.
Наконец он освободился от одежды и мог ощутить прикосновение всего ее тела. Боже! Окружающий мир исчез, и Зекери, нырнув в запретные воды любовного океана, поплыл в полном забытьи по его ритмично вздымающимся волнам. Единственную реальность для него составляла она, которой он владел и которая владела им. Он больше ничего не хотел в своей жизни, потому что жизнь не могла дать ему ничего более прекрасного.
В Чикаго Джейк Олстон задумчиво сидел на кровати, устремив зеленые глаза в пространство. Погруженный в свои размышления, он поглаживал подлокотник любимого кресла тонкими красивыми пальцами. Кресло было округлой формы из позолоченного дуба с гладкими ножками, на которые опиралась резная спинка. Авторская работа известного мебельщика, случайно спасенная от забвения двенадцать лет назад, когда это кресло попало в частный дом чикагского предместья на выставку мод, где служило просто фоном для показа моделей.
Элисон первой заметила его, и Джейк купил, поддавшись прихоти, это кресло для своей спальни. Теперь оно будет жить вечно. Джейк внес пункт в завещание, по которому оно достанется Чикагскому Институту Искусств. Не имея детей, Джейк решил найти свой путь, чтобы остаться в истории — когда исчезнут его фотографии и он сам.
Он взглянул на часы и наконец улыбнулся, довольный, что был прав, отсылая ее к нему.
Из ванной комнаты вышла Джесс; в каплях на ее влажной коже играли отблески закатного солнца.
— С тобой все в порядке?
Джейк не ответил.
— Она вернется?
— Не думаю.
Нагая Джесс подошла к окну и распахнула его настежь, впуская в комнату вечерний ветерок с Мичиганского озера.
— Прекрасно, — сказал Джейк.
Казалось, прошли века. Разомлевшая, приятно утомленная, она все еще не хотела отодвигаться от него, электрические разряды все еще пробегали по ее телу, и она радовалась его близости, удивляясь этому человеку, который возродил ее к новой жизни. Она чувствовала, как он склонился над ней и взял губами ее влажный персиковый сосок, она ощущала, как он пробует на вкус соленую влагу ее кожи. Она позволяла ему все. Когда он крепко прижал ее к себе и приблизил свое лицо к ее лицу, она начала жадно целовать его, страстно обнимая и удивляясь, как хорошо, что он рядом, как это правильно и справедливо.
Он рассмеялся, поднявшись, и иронично взглянул на нее сверху вниз — в ее чистые ясные ореховые глаза.
— Я предпочел бы сам добиться этого, а не ждать его милости, — неожиданно трезво и сурово произнес он.
То, что муж посылает свою жену к другому мужчине, не укладывалось у него в голове.
Элисон вопросительно взглянула на Зекери. О чем это он?
Но на этот раз он намеренно шел до конца, напролом.
— А что ты мне скажешь насчет Джейка? — настало время, когда он должен все понять. — Он действительно послал тебя ко мне? Я спрашиваю, потому что я знаю, что ты любишь его. Я видел тебя с ним, это было написано у тебя на лице, — он провел пальцем по ее ладони и коснулся обручального кольца.
— Где ты мог видеть Джейка? — разомлевшая, счастливая, она начала вновь возвращаться к реальности.
— В Чикаго.
Она была поражена.
— Ты был в Чикаго?!
— Я опоздал на две минуты. Нет, скорее на 30 секунд, не больше.
Это было невероятно.
— Ты был там и ты не…
Ее замешательство постепенно переходило в понимание — понимание всей цепи последующих событий. Он видел их теплую встречу с Джейком в аэропорту! Вуди говорила, что Зекери бросился вслед за ней в Белиз-Сити, но Элисон не знала, что он проделал весь ее путь до Чикаго.
Ореховые глаза Элисон искрились радостью, потом они вдруг посерьезнели. Она обдумывала свой ответ, чувствуя, как он вращает колечко на ее пальце.
— Да, я люблю его, он — часть моей жизни. Он — член моей семьи и мой лучший друг, и каждый, кто вступает в мою жизнь, должен считаться с этим.
Она стремилась, чтобы он понял и поверил ей.
— Мы стали любовниками, когда нам было по семнадцать лет. С тех пор много воды утекло. Мы поженились, чтобы легче было оформить усыновление Адама. С юридической стороны супружеской паре сделать это намного проще. Мы разведемся, как только все бумаги будут в полном порядке. Я уже усыновила Адама.
