Ева Модиньяни - Женщины его жизни
– Ты прекрасна, – прошептал Бруно. Он был взволнован и неловок, как в первый раз.
– Ты тоже. Я хочу тебя.
Она приблизилась к нему и начала его раздевать.
ЗУЛУССКАЯ СВАДЬБА
Бруно снилось, что он плывет по раскаленному воздуху навстречу темному облаку, сулящему желанную прохладу, но солнце, заливавшее комнату, светило ему прямо в лицо, и он проснулся. Яркие лучи слепили его, он невольно зажмурился и, заслонившись рукой от солнца, попытался освоиться в непривычной обстановке. По мере того как глаза привыкали к свету, перед его взором начали проступать пастельные тона обоев и элегантное убранство мансарды Маари.
От гибкого тела Маари, погруженной в сон, исходило успокаивающее тепло, оно золотилось в солнечных лучах. Бруно взглянул на нее с восхищением и всей грудью вдохнул ее тонкий, пьянящий аромат.
На сердце у него было легко, он ни о чем не сожалел. Он был молод, хорош собой, богат, успех улыбнулся ему во второй раз, а главное, он был влюблен.
Он потянул вниз штору, чтобы защитить сон Маари, но, обернувшись, увидел, что она проснулась и смотрит на него прекрасными янтарными глазами.
– Вот видишь, – нежно засмеялась она, – в любви можно обойтись и без постели.
– А я-то думал, что знаю все. – Он поцеловал ее в губы и ощутил ответное тепло и дрожь желания.
– Иди сюда, – сказал он, притянув ее к себе.
Они долго и нежно любили друг друга под горячими лучами солнца, шепча глупые, ничего не значащие слова, какими всегда обмениваются влюбленные. Их дыхание смешивалось, тела сплетались, потом, утолив желание, они замерли, утомленные и счастливые.
Они вместе встали под душ, чувствуя, как мощной поток воды вселяет бодрость в их расслабленные тела.
– Возьми вот это, – сказала Маари, протянув ему купальный халат. – Я приготовлю завтрак.
Бруно слышал, как она возится на кухне, а по всему дому растекается аромат свежего кофе. Сам он тем временем взялся за телефон. Любовь любовью, но жизнь диктовала свои законы, и с ними нельзя было не считаться. С делами следовало покончить безотлагательно.
Он набрал номер своей парижской квартиры на площади Фюрстенберг.
– Это Бруно, – сказал он крестному, снявшему трубку на том конце.
– Ты хоть понимаешь, что ты натворил? – набросился на него Кало. Последовали проклятья на сицилийском диалекте, произнесенные с ворчливой нежностью и выражавшие скорее облегчение, чем досаду.
– Говори яснее. – Бруно вытащил сигарету из пачки и зажег ее. Из кухни доносился приглушенный звон посуды, Бруно с наслаждением предвкушал предстоящий завтрак.
– Тут внизу полно журналистов, – объяснил великан. – Звонят по телефону, ломятся в дверь.
– Наша популярность растет. – Бруно старался обратить все в шутку.
– Даже дядя Джордж звонил из Вашингтона. Юсеф пришел, хочет поговорить с тобой.
– Скажи ему, чтобы подождал, – продолжал Бруно в том же беспечном тоне. – Умение ждать – отличительная черта арабов.
– Тебя искал банкир, – продолжал Кало. – Альфонс де Мартиньи считает, что ты должен ему кое-что объяснить.
– Это самое меньшее, что я ему должен, – нахмурился Бруно. Появилась Маари, неся на деревянном подносе кофе, масло, мед и поджаренный хлеб. Легкое белое льняное платье подчеркивало гибкость ее тела. – Я позвоню ему, – сказал он в трубку, одновременно улыбнувшись Маари и посылая ей воздушный поцелуй.
– Ты видел газеты? – спросил Кало.
– Нет, еще не видел, – помедлив, ответил Бруно.
– Они устроили жуткую свистопляску, – предупредил крестный.
– Такой рекламы я не искал, – Бруно изо всех сил пытался успокоить его.
– Что ж, по-твоему, я заварил эту кашу? – возмутился Кало.
– А может, ты завидуешь, – съехидничал Бруно. – Уж признайся, ты бы не прочь увидеть свою физиономию в газете.
– Бруно, дело обстоит серьезнее, чем ты думаешь.
Маари была полностью поглощена своим занятием: можно было подумать, что, намазывая ломти поджаренного хлеба маслом и медом, она совершает священный обряд, необходимый для выживания рода человеческого.
– Ты же сам меня учил, – напомнил Бруно крестному, – что несерьезных дел вообще не бывает.
Мальчик был упрям как мул, и Кало подумал, что спорить бесполезно.
– Где ты? – спросил он.
– Это не важно.
Аромат кофе, меда и поджаренного хлеба – все это благоухание первого завтрака, смешиваясь с запахом духов Маари, кружило ему голову.
– А что же, по-твоему, важно? – вскричал Кало, потеряв терпение.
– Послушай меня внимательно, крестный, – спокойно заговорил Бруно, – я не вернусь домой. Ты же понимаешь, это было бы безумием.
– Но нам надо увидеться!
– Увидимся сегодня вечером в ресторане на Лионском вокзале. – Ему очень нравилось это старинное, похожее на бонбоньерку заведение времен Первой всемирной выставки.
– Значит, ты ничего не понял, сынок, – вздохнул Кало. – Мы в осаде. Стоит мне нос показать из дому, они кинутся за мной, как свора гончих.
Бруно начал пить кофе и сразу почувствовал себя лучше.
– Они французы, – беспечно заметил он. – Когда придет время ужинать, они снимут осаду. И потом, не мне тебя учить, как уходить от слежки.
– Ладно, – согласился Кало, принимая вызов. Его гордость была задета.
– Прихвати с собой Юсефа.
– А как быть с банкиром? – Голос Кало звучал встревоженно.
– У него есть на то веские причины, – признал Бруно. – Но не беспокойся, я этим займусь, – он уже собирался повесить трубку.
– И последнее. – Кало удалось задержать его внимание. – Ты хоть знаешь, кто эта черная красотка, которую ты целуешь на первых страницах всех газет?
– Знаю, что она чудо, – Бруно лениво потянулся.
– Просмотри газеты, – посоветовал Кало, – и попытайся обдумать хорошенько все, что ты делаешь.
– Ладно, крестный, – сказал Бруно на прощание. – А ты не забудь о встрече на Лионском вокзале. Скажем, в десять.
Маари смотрела на него с мечтательным выражением, целиком поглощенная счастьем.
– Есть проблемы? – спросила она, продолжая делать бутерброды.
– Жизнь полна проблем, – философски заметил он.
– Как спалось?
– Великолепно, – улыбнулся он. – И все же я решил подарить тебе самую удобную кровать, какую только можно найти во Франции.
– Только сначала спроси меня, хорошо? – насмешливо сказала она.
Они съели хлеб с медом и выпили еще кофе.
– Хочешь поехать со мной? – предложил он.
Маари на минутку задумалась, взглянула на него, и нежная улыбка осветила ее лицо.
– Куда? – спросила она.
– В такое место, где мы могли бы тихо и мирно побыть вдвоем и где нас никто не потревожит. – Он думал о палаццо в Пьяцца-Армерине и о вилле Сан-Лоренцо.
