Любовь во тьме (ЛП) - Хара Кай

Я знаю, что это была не просто какая-то другая ночь. Это было сделано в ту ночь, когда мы признались, что влюблены друг в друга.

Я хотел бы забыть, но не могу. Время ничего не делает, чтобы притупить страдания. Во всяком случае, они превращаются в пульсирующую боль, более докучливую, чем просто боль.

Сжимая фотографию в руке, я разворачиваюсь на каблуках и направляюсь в свою спальню.

- Хочешь тако? - Спрашивает Сикс меня.

- Позже, - отвечаю я, закрывая за собой дверь.

Свет выключен, и я не включаю его. Окно манит меня, как и каждую ночь. За много недель, прошедших с той первой ночи, он ни разу не поймал мой взгляд на себе. Я всегда жду поздней ночи, чтобы подойти и посмотреть на него сверху вниз.

Я делаю это каждую ночь.

Обычно я не вижу ничего, кроме уголка его спального мешка. Но в те ночи, когда мне везет, я смотрю вниз и обнаруживаю, что он перевернулся во сне. Его лицо будет повернуто в сторону и видно через окно.

Он выглядит измученным во сне, в отличие от того, как он выглядит, когда спит рядом со мной. Черты его лица противоположны расслабленным, лоб опущен, под глазами морщинки, рот сжат в тонкую линию, как будто его преследуют кошмары.

И все же я смотрю на него. Иногда до часа. Сижу на скамейке для чтения перед своим окном, уткнувшись лицом в ладони, просто смотрю на него.

Только в те ночи, когда я вижу его лицо, я сплю спокойно. Как наркоманка, ожидающая дозы, я становлюсь вялой и на взводе, когда целыми днями не вижу его.

Иногда мне кажется, что я наказываю себя больше, чем его. Я надеюсь, что это как раз та часть, когда все становится хуже, прежде чем станет лучше. Что мне придется пережить эту часть расставания, чтобы перейти к следующему этапу, где еще через несколько недель, максимум через месяц, от него останется не более чем плохое воспоминание.

Но сегодня я не могу заставить себя ждать, пока он уснет. Потребность посмотреть сейчас царапает мне кожу и умоляет сдаться. Мой самоконтроль был непоколебим в течение восьми недель; ничего страшного, если я сегодня дрогну и выгляжу немного пораньше.

Сделав глубокий вдох, я подхожу к окну и смотрю вниз.

Воздух яростно вырывается из моих легких, когда наши взгляды встречаются.

Мое сердце замирает от неожиданного удара, когда я вижу его. Он стоит снаружи, прямо под моим окном, ждет и смотрит на меня так, словно знал, что я приду.

У меня в руке звонит телефон, заставляя вздрогнуть. На экране мелькает имя Тристана.

Он писал мне сотни раз за последние два месяца, но я ни разу не ответила. Это первый раз, когда он пытается пробиться сквозь мое сопротивление и звонит.

Я снова смотрю на него и вижу, как он подносит свой телефон к уху. Адреналин струится по моим венам, когда неопределенность сковывает меня. Я позволяю телефону звонить до тех пор, пока звонок не переходит на голосовую почту.

Тристан опускает телефон только для того, чтобы один раз коснуться экрана, а затем мой телефон звонит снова.

Его глаза полны решимости, челюсть сжата, когда он смотрит на меня. Я могла бы заблокировать его, я должна, но в истории о нас с ним я никогда не был в состоянии делать то, что должна.

- Что? - рявкаю я, поднимая трубку.

В ответ он по-волчьи ухмыляется, заставляя мой желудок сжаться в ответ.

- Привет, детка. Давно не виделись.

Мои глаза закрываются, сердце сжимается. Я недооценила разрушительную силу его голоса. Какие бы средства защиты мне ни удалось изобрести, он разносит их вдребезги шестью словами.

- Скажи что-нибудь, - соблазняет он. - Мне нужно услышать твой прекрасный голос.

Как он все еще это делает? Если он так отчаянно хочет вернуть меня, почему он с самого начала не сделал того, что было необходимо, чтобы удержать меня?

- Почему ты не сдаешься? Я отказывалась видеть тебя в течение двух месяцев, и это должно сказать тебе, что я не хочу иметь с тобой ничего общего.

Он делает шаг вперед, как будто это приблизит его ко мне.

- Я не сдамся, потому что отказываюсь жить без тебя, это же очевидно.

Я отворачиваюсь от окна, но в трубке раздается его голос, бешеный и взволнованный.

- Не надо, - умоляет он, морщась. - Пожалуйста. Просто дай мне пять минут. Уделите мне пять минут своего времени, и я уйду.

- Ты вернешься во Францию?

Я не знаю, почему от этой мысли у меня сводит живот почти до тошноты.

-Нет, - его челюсть сжимается. - Но я оставлю тебя одну на ночь, - уточняет он. - Пять минут. Пожалуйста.

Я рассматриваю его еще мгновение, мое лицо повернуто к нему, но тело повернуто под углом. Я все еще так злюсь, когда смотрю на него. Предательство гремит в моей груди так же свежо, как день, когда я узнала об этом. И все же я не могу заставить себя отойти от окна.

- Две минуты.

Облегчение мелькает на его лице, легкая улыбка растягивает его губы и заставляет мою киску сжаться.

- Хорошая девочка, - мурлычет он на протяжении всей фразы, вызывая возбуждение внизу моего живота. - Как дела? Ты заботишься о себе?

Его глаза нетерпеливо обшаривают части моего тела, которые он может видеть тремя этажами ниже, как будто пытаясь самому оценить ответ.

- Да.

На самом деле так и есть. Как бы сильно я ни скучала по нему, как бы ни была сильна боль, которую он причинил, я не позволила этому сломить меня.

Диетолог, к которому я начала ходить, когда мы еще были вместе, помогла мне понять первопричины моих расстройств пищевого поведения. Она научила меня использовать механизмы совладания, когда я чувствую, что голос поднимает свою уродливую голову.

Путь к здоровым отношениям с едой долог, и его окончание пока неясно, но… У меня все получается лучше.

Я немного прибавила в столь необходимом весе. Хотя цифры на весах приводят меня в ужас и вызывают желание побежать в ванную, чтобы немедленно устранить проблему, я не могу отрицать, что изменения, которые я наблюдаю в своем теле, к лучшему. Исчез туман в голове, головокружение и глубокая слабость в костях. Теперь моя кожа сияет здоровьем, волосы блестят так, как я их никогда не видела, а фехтую я лучше, чем когда-либо.

Психотерапевт также помогла мне понять, что мне нужно установить границы со своими родителями. Для моего отца это означало полностью отказаться от него. Он никогда не собирался менять свои привычки или прекращать различные издевательства надо мной. Эти отношения были непоправимы, и я обнаружила, что даже не хочу пытаться.

В тот же день, когда я прервала его, у меня состоялся эмоциональный разговор с мамой. Она была взволнована, когда взяла трубку, ее голос был пронзительным и взволнованным.

- Я слышала, что ты сказала своему отцу. Ты в своем уме? Тебе нужно позвонить ему прямо сейчас и извиниться. Если ты будешь молить о прощении, он, возможно, предпочтет забыть, что это вообще произошло.

У меня на глазах выступили невольные слезы еще до того, как она закончила предложение, внезапно вырвавшиеся на свободу подавленные годами эмоции.

- Почему ты не смогла защитить меня, мама? - Спросила я, скрывая дрожь в голосе. - От него и от всего остального.

- Я это сделала! Я позаботилась о том, чтобы никто не мог тебя критиковать .

- Нет, ты меня унижала. Ты включила другой вид унижения и позволила ему втаптывать меня в землю, пока это почти не сломало меня. Может быть, твои намерения были благими с самого начала, но ты позволила собственной травме ослепить тебя и наказал меня за это. - Мой голос срывается на следующих словах. - Почему ты не гордишься мной?

Я не был уверена , чего я искала – возможно, подтверждения или завершения. Ответы, определенно.

- Конечно, я горжусь !

- Тогда почему ты не можешь мне сказать?

На другом конце провода меня встретила тишина.

-Мне не следовало бы просить тебя о добром слове. Тебе нетрудно перечислить все мои недостатки – неужели тебе так трудно найти во мне одно искупающее качество?

-О, дорогая, - говорит она. - Нет.