Любовь во тьме (ЛП) - Хара Кай

✽✽✽

Начало апреля.

Звук ударов костяшками пальцев по стеклу будит меня с жестокой эффективностью. Застонав, я приподнимаю затекшее веко только для того, чтобы встретиться взглядом с Рисом. Он наполовину согнулся в талии и смотрит в окно моего заднего сиденья, его критический взгляд блуждает по всему салону моей машины, прежде чем вернуться ко мне.

- Проснись и пой, Спящая красавица, - восклицает он слишком громко для этого утреннего часа. Он подчеркивает свои слова хлопком ладони по моему окну, и теперь я действительно просыпаюсь.

- Какого хрена тебе нужно? - Бормочу я, садясь и расстегивая свой спальный мешок.

-Нахал, - протяжно произносит знакомый голос с другой стороны машины. - Я бы сказал, что ты, должно быть, встал не с той стороны кровати этим утром, но, очевидно, это не та проблема, с которой ты сейчас сталкиваешься. Возможно, прошлой ночью спальный мешок был слишком уютным? - Спрашивает Роуг.

Я пристально смотрю на него, а затем оглядываюсь через плечо, видя Феникса через заднее ветровое стекло. Болезненный стон вырывается из моего горла вместе с внезапным желанием полностью превратиться в мумию в моем спальном мешке и вообще игнорировать их.

Я показываю Роугу средний палец и для пущей убедительности ударяю им по оконному стеклу. Он мрачно усмехается и невозмутимо подносит ко рту одну из двух кофейных чашек, которые держит в руках.

Я предполагаю, что это самое близкое, что я когда-либо буду чувствовать себя животным в зоопарке, и я ненавижу это. Я надеваю туфли и свитер и спускаюсь к дверце заднего сиденья, прежде чем распахнуть ее.

- Чему я обязан неудовольствию вашей компании? - Спрашиваю я. - Снова пришел вмешиваться в дела, которые тебя не касаются?”

Я не видел никого из них с тех пор, как они выдали меня Нере, не дав мне возможности объясниться.

- Не вини нас, Нера влюбилась в тебя. У нас не было выбора, кроме как убедиться, что ты чист , - говорит мне Феникс, скрещивая руки на груди и небрежно прислоняясь к машине.

Рис подходит к нам с этой стороны машины и объясняет: - Мы заботимся о своих. Они - наша единственная семья.

Я не могу винить их за то, что они сделали. И потому, что именно моя ложь, мое бездействие втянули меня в эту историю, и потому, что я понимаю первобытную потребность защищать тех, кого ты любишь, и тех, кого они любят в ответ.

Говорит Роуг, его лицо бесстрастно, но в его словах есть какая-то страстность: - Я понимаю, почему ты сделал то, что сделал, - говорит он, кивая один раз. - Для твоей мамы.

Между нами возникает взаимопонимание, но ни один из нас не признает этого.

- Итак, чего вы хотите? - Спрашиваю я, глядя на них троих.

- Девочки рассказали нам, чем ты занимаешься , и мы захотели увидеть это своими глазами. - Феникс оценивающе смотрит на мою машину и на то, как я в ней устроен. - Тебе вообще есть где жить?

- Ты на это смотришь.

Он переводит взгляд на меня, и если бы я не знал его лучше, я бы сказал, что он выглядит почти впечатленным.

- Каждый вечер? - спрашивает он, забирая у Роуга вторую чашку кофе и протягивая ее мне.

Я чувствую себя так, словно только что прошел испытание. Учитывая, что я знаю, что он сделал, чтобы вернуть Сикстайн, я надеюсь, что его одобрение означает, что я добиваюсь прогресса с Нерой.

Я принимаю это, кивая. - Каждую ночь.

Прошло четыре недели с моего первого дня в кулинарном институте в Лионе. Четыре недели с тех пор, как в тот же вечер я вернулся в Обонн и безуспешно пытался заставить Неру поговорить со мной.

С тех пор я возвращался сюда каждую ночь.

Тридцать две ночи.

Тридцать два утра, когда ты просыпался, так и не поговорив со мной.

Каждый день мои дневные занятия заканчиваются около семи часов. Я убираю и упаковываю свою станцию, сажусь в машину и два с половиной часа еду в Обонн. Я всегда приношу с собой блюда, которые приготовила для нее. Обычно это смесь новых рецептов, которые я выучил, и ее любимых, в надежде, что это заставит ее простить меня.

Каждый день мое путешествие обратно в Обонн всегда одно и то же. Я паркуюсь на стоянке у Пера, в том же месте, что и обычно, прямо под окном Неры. Я звоню в ее дверь и с нетерпением жду, когда она спустится и возьмет еду.

Каждый день я ловлю себя на том, что затаиваю дыхание, когда вижу ноги в носках, спускающиеся по ступенькам лестницы здания. Вместо облегчения меня охватывает смятение, когда я понимаю, что это одна из ее подруг.

Они подходят к двери, чтобы встретить ее.

Она никогда этого не делает.

Ни одной из этих ночей.

Это эмоциональная пытка - не видеть ее. Еще хуже знать, что на нее это не влияет. Я чувствую, что теряю ее, как будто она ускользает у меня из рук, как бы крепко я ни старался держаться.

- Она сама о себе заботится? - Я спрашиваю девочек.

Сначала они просто коротко кивают, хватают еду и без единого слова возвращаются наверх. Со временем они смягчаются. Они начинают слегка улыбаться мне, отвечать на мои вопросы, спрашивать, как прошел мой день или как продвигается моя программа.

Вчера Сикстайн даже быстро обнял меня.

Я думаю, они жалеют меня.

Я увядаю без Неры, и это заметно физически. Я знал, что время никогда не сможет притупить пульсирующую боль, но я и не ожидал, что оно сделает ее хуже. С каждым днем, который проходит без нее, мне кажется, что я все глубже и глубже проваливаюсь в вечное забвение.

Я живу в ожидании, что именно она спустится по этой лестнице.

Тем временем я сопротивляюсь искушению прорваться мимо ее друзей, подняться по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки за раз, в ее квартиру и вытащить ее из комнаты обратно в мою жизнь навсегда.

Каждый день, как только ее друзья забирают еду к себе домой, я возвращаюсь к своей машине. Я всегда бросаю взгляд на окно Неры, чтобы посмотреть, там ли она, но ее никогда нет.

Каждый день я сплю в своей машине. Я постоянно опускаю заднее сиденье, и эта часть автомобиля теперь отведена под мою спальню. Я сделал все, что мог, чтобы сделать его как можно более пригодным для жизни, купив мягкий коврик, спальный мешок и обогреватель для очень холодных ночей.

У меня даже есть плакаты в рамках, которые она мне подарила, прислоненные к задним стеклам и служащие некоторым украшением.

- Тебе, блядь, не холодно по ночам, даже в этой штуке? - Спрашивает Рис, кивая на обогреватель.

Если бы только он знал. При моем росте шесть футов четыре дюйма ни один обогреватель не сможет согреть все мое тело в минусовую мартовскую зимнюю ночь.

- Было несколько раз, когда я думал, что могу потерять палец на ноге.

Более пары раз за ночь мои конечности замерзали до боли. К тому времени, как наступало утро, мне приходилось пробираться в раздевалку и погружать пальцы ног в теплую воду, чтобы восстановить приток крови и чувствительность в них.

Роуг приподнимает бровь, глядя на меня. - И это тебя не разубедило?

- У меня есть только она одна. Пальцы на ногах я могу позволить себе потерять, ее я не могу.