Элин Хильдербранд - Босиком
— Ну почему? — сказал кто-то из них.
А кто-то другой ответил:
— Не знаю, ребята.
Зак был на кухне, возился, как Марта Стюарт. Он высыпал чипсы из пачек в керамические посудины ручной работы, он доставал салфетки, вытирал со стола. Зак увидел Джоша и спросил:
— Ты принес пиво?
— Да.
— Этот холодильник забит, — сказал Зак. — Может, поставить пиво в холодильник под баром?
— Конечно.
— Они ведь там не курят? — спросил Зак. Он изогнул шею, чтобы посмотреть, чем занимались люди на веранде. — Здесь нигде нельзя курить. Даже на улице.
— Никто не курит, — сказал Джош. Он понес ящик пива к бару и оказался рядом с девушками, которые плакали. Когда он приблизился к ним, они замолчали. Наступила тишина, прерываемая всхлипываниями.
— Привет, Джош.
Он обернулся. Между Анной Лизой Картер и Пенелопой Росс сидела Элеонор Шелби, лучшая подруга Диди; Элеонор была словно королева печали с двумя своими служанками. Голос Элеонор и даже само приветствие звучали как обвинение. Джош понял, что это не должно его удивлять, — Диди наверняка обо всем рассказывала Элеонор, а также Анне Лизе и Пенелопе, но он не был готов к нападению. Джош открыл дверку холодильника под баром и заметил стойку из синего гранита, зеркала, сотню бокалов, подвешенных ножками вверх. Он засунул пиво в холодильник даже с некоторой агрессией, потому что помимо своей воли думал о Мелани и о той ночи, которую они провели здесь, в этом доме. Они занимались любовью в постели в соседней комнате, вместе принимали душ, они стояли на веранде в халатах, и Джош позволил себе на пять минут представить, что все это принадлежало ему. Или могло бы принадлежать.
Он услышал, как за его спиной откашлялась Элеонор.
— Мы тебя совсем не видели этим летом, Джош, — сказала она. — Ходят слухи, что ты подрабатывал няней в Сконсете.
Он улыбнулся ей в зеркало, не потому, что был счастлив или пытался казаться милым, а потому что в очередной раз был поражен разницей между женщинами и девушками.
— Да, — сказал Джош. — Это правда.
Пенелопа Росс, которую Джош в буквальном смысле слова знал всю свою жизнь (они родились с разницей в несколько дней в нантакетской больнице, их мамы лежали в соседних палатах), произнесла:
— И ходят еще кое-какие слухи.
Он посмотрел на Пенелопу с таким презрением, какое только мог изобразить у себя на лице.
— Уверен, что ходят.
— Слухи, что у тебя скоро будет ребенок.
Джош усмехнулся. Не было смысла ввязываться в эту беседу, но день измотал его, и он почувствовал, как сжимаются кулаки. Какая-то часть его хотела этой схватки.
— Это просто смешно, — сказал он.
— Но твоя подружка беременна, да? — сказала Пенелопа. — Диди говорила нам, что твоя девушка ждет ребенка.
— И она старше тебя, — добавила Элеонор. — Она такого же возраста, как наши родители.
Джош покачал головой. У Диди теперь, когда она была мертва, появился совершенно новый, неопровержимый авторитет и популярность, которой она обязательно насладилась бы, если бы была жива. Джош мог бы выдвинуть свои обвинения против Диди — вспомнить о ее проблемах с деньгами, с выпивкой, о том, что она занималась проституцией, — но что бы это изменило? Джош посмотрел на девушек и сказал тихим серьезным голосом:
— У меня нет подружки.
Это заставило их замолчать достаточно надолго, чтобы Джош успел спуститься вниз по ступенькам и выйти со двора. Он не мог здесь оставаться. Вечеринка «для лучших друзей Диди», «для людей, которые знали ее ближе всех» была не для него. Он дал задний ход и выехал с подъездной дорожки, пытаясь сдерживать дыхание. Джош очень, очень нервничал. Он направился по Шиммо-роуд в направлении Полписа. Затем он свернул на Полпис-роуд и достал свой телефон. Джош сказал себе, что всегда может передумать.
И потом набрал номер.
На звонок ответил незнакомый голос. Мелодичный голос, как у Джулии Эндрюс, сказал:
— Ал-ло!
Джош растерялся. Неужели он набрал неверный номер?
— Хм… привет, — сказал он. — Позовите, пожалуйста, Мелани.
— Мелани, — произнес голос. — Да. Да, конечно. Могу я ей сказать, кто звонит?
— Джош.
— Джош, — повторил голос. Последовала пауза, затем вдох. — О! Вы, наверно, тот молодой человек, который помогал летом с детьми?
— Да, — сказал Джош. Он слышал тонкий голос Пенелопы Росс. «Диди говорила нам…» — Да, это я. А с кем я говорю?
— О, я Эллен Линдон. Мама Бренды и Вики. Они столько мне о вас рассказывали! Поэтому я благодарю вас, и их отец вас благодарит. Мы и сами бы были с ними рядом, но у меня возникли кое-какие проблемы со здоровьем, операция на колене и тому подобное. А Баззу, моему мужу, нужно было работать. Мы приехали сейчас, потому что случилось нечто непредвиденное…
— Да, — сказал Джош. — С Вики все в порядке?
Еще один глоток воздуха. Казалось, женщина пыталась держать себя в руках.
— С ней все в порядке. То есть у нее по-прежнему рак. Но старый рак, никаких новых. Мы все уже были уверены, что у нее какой-то новый рак, но нет, на магнитном резонансе все было чисто. Тогда, в машине, она потеряла сознание, и мы все подумали, что рак пошел ей в мозг. Но врачи сказали, что она просто выпила слишком много лекарств, ее кровь стала жиже, плюс эта жара и стресс. Вы же знаете Вики. На нее сильно давит предстоящая операция и все, что с ней связано. — Эллен Линдон сделала паузу, и Джош услышал, как она вытащила салфетку из пачки. — Моя дочь хочет жить больше, чем кто-либо другой, кого я знаю.
Она хочет жить, подумал Джош. В отличие от моей собственной матери.
— Из-за детей, — добавила Эллен Линдон. — Из-за всего.
— Да, — сказал Джош. — Я знаю.
Голос Эллен Линдон наполнился радостью.
— Ну ладно. Если вы подождете минутку, я позову Мелани.
— О’кей, — сказал Джош. — Спасибо.
* * *— Вы никогда не должны недооценивать силу своей мысли, — сказал доктор Олкот. — Не рак делает вас больной. Вы сами делаете себя больной.
Вики услышала эти слова в больнице, лежа в постели. Произнеси их кто-либо другой, они казались бы наставлением, но из уст доктора Олкота — Марка — они были просто как деликатно произнесенная правда.
— Я вас выписываю, — сказал он. — Но вы должны мне пообещать, что все время, оставшееся до операции, будете отдыхать. Вы будете пить много жидкости, принимать витамины и правильно питаться. Вы не будете заниматься самолечением. Вы будете разговаривать с кем-нибудь, когда почувствуете беспокойство или вам станет грустно. Если вы будете впитывать свой страх, он может окрепнуть и разрушить вас.