Татьяна Успенская - Украли солнце
А может, он ещё успеет стать таким, как Апостол? Со всей пылкостью, на какую способен, стал звать их. Ведь они совсем близко, стоит только войти в лифт и нажать кнопку вниз!
Гюст хотел взорвать самолёты. Если бы сейчас, в эту минуту… Кора дала ему список выбывших из Учреждения. Список остался у Гели дома. Таких, как Апостол, не встретишь здесь. Даже Властителю не желают смерти. О себе не думают. Он видит их. Почему же не может прочитать их мыслей?!
Пытается вздохнуть. Воздух не проникает внутрь.
У них в селе умирала женщина. Разевала рот, как он сейчас, а воздух не проходил. Так и умерла — не вздохнув.
— Сядь, мальчик, — глухо, из-за тридевяти земель, доносится до него голос Будимирова. — Не выстоишь, разговор — долгий. Можно же обо всём договориться по-хорошему! Разве я желаю тебе зла? Ну сядь, сядь, — ласково воркует он. — Никто не собирается обижать тебя, тока больше не будет.
Он сел. Тока не было. Но и сел он уже не так, как привык сидеть здесь — «расползаясь» по креслу телом, а так, как сидят приживалы, готовые в любую минуту быть выбитыми из тёплого угла коленкой под зад. Чёрный поток несёт его к гибели. И губы уже готовы произнести «Апостол», «Марика». Он крепко сжимает их: лучше сдохнуть, чем предать этих святых.
— Нас не скинешь, нас не убьёшь, нас не остановишь! — снова Ярикин. — Неужели мы отдадим власть?! — Ему вторит Варламов: — Не отдадим власть! Ни за что! Смерть врагам!
Будимиров кивает: «Так!» Холёным пальцем нажимает одну из фишек, говорит лениво:
— Попробуем ещё один козырь подкинуть.
Не прошло и минуты, появился дядька. С какой надеждой, с какой нежностью кинулся к нему взглядом Джулиан! Но тут же столкнулся с взглядом Будимирова и потушил свой!
— Твой заступник! — усмехнулся Будимиров. — Хоть ты, Гиша, посодействуй, замолви за меня словечко, скажи, что я тоже графский сын! И попроси упрямца побеседовать с нами по-дружески. Ну?!
Григорий постарел, съёжился. Весёлая лысина его потухла, вместо неё — короткая пегая поросль. Вместо щёк два мешка. Губы блёклы.
— Что, сынок, разглядываешь? Не узнаешь? — грустно спрашивает Григорий. — Я сам себя не узнаю. Привык быть нужным: определял людей на работу, помогал кому мог, никого не обидел, видит Бог. А тут попусту трать время! Тоскую я, сынок, по своему курятнику… Это в юности, при графе, у нас были куры. Десяти расцветок. Пеструшки…
— Будет, будет, — остановил его Будимиров. — Я не за тем позвал тебя, чтобы ты про кур дебаты разводил, ты прикажи ему выложить правду.
— Давай, сынок, говори. Если уж говорить, то одну правду. Я тебе так, сынок, скажу, он тут — хозяин. — Григорий кивнул на Будимирова. — Большой начальник. А хозяина и начальника нужно почитать, что поделаешь, попались мы.
— А если нет никакой правды, Гиша, если я знать ничего не знаю ни про каких врагов, тогда как? Я выполнял то, что мне велели, а ни про какую оппозицию слышать не слышал.
Григорий вдруг нахмурился, недобро сощурился, в упор уставился на Будимирова.
— Ты чего это, Адрюха, не веришь человеку?! Сам боролся за то, чтобы нам с тобой верили, и не веришь?! Говорит, значит, так оно и есть. Это дело его совести. Верить надо. Я давно примечаю, что-то не сходится. На протяжении стольких лет всей стране есть нечего, даже семенную картошку, даже семенное зерно увозят! Люди от голода мрут, а тут — разносолы в изобилии. Ладно, моей области ты помог, а остальным людям — помирать? Всех жалко. Я тебе пытался вопросы задавать, так ведь ты не ответил. Всё свалил на переходный период. А сколько он будет длиться, этот переходный период? Почему для тебя и для них он давно, я вижу, кончился, а для народа всё длится?!
— Расстрелять, — раздался чёткий тихий приказ.
— Нет! — воскликнул Джулиан и поперхнулся словом.
— Чего? Что ты сказал? — несказанно удивился Григорий. Не успел договорить, к нему от двери шагнули два бойца, заломили руки назад. — Ты что, Адрюха?! А-а, понял, не потрафил я тебе! Правду дурак старый брякнул. Я-то столько лет не хотел себе признаваться в том, что помогал вредителю человеческого рода. Потому и стали меня кошмары мучить! Деревенщина я, мелю языком по-простому. Не бойся, от страха в штаны не наложу, страха давно нет, помереть не боюсь. Только в толк не возьму, зачем тебе графское происхождение понадобилось?
— Увести, — снова чёткий хлыст из звуков.
И вдруг дядька засмеялся, звонко, по-мальчишески. Будимиров удивлённо вскинул брови. Бесстрашно, легко, словно в радости смеялся Гиша, а когда отсмеялся, сквозь слёзы сказал:
— К графам приравнял на старости. Ишь, сподобился, хоть умру как граф. За это спасибо. — И повернулся к Джулиану: — Ничего, сынок. Не жалей меня. Не кривил я душой, честь и традиции народные да графские изо всех сил берёг, людей берёг, как умел, на позор да на муку не отдал ни одного доверенного мне Богом, несмотря на его распоряжения! Не печалься обо мне, сынок. — Он ласково смотрел на Джулиана, застывшего от ужаса. — Всё равно давно не живу. Что за жизнь — без праздника, без любви? — Молодые люди поволокли его к выходу, а он упирался, как бычок, и продолжал ласково говорить Джулиану: — Скучно мне стало, вера в этого у меня окончательно порушилась! — Он споткнулся. — Сколько я зряшных восхвалений делал! А он — душегуб! Ты, сынок, не поддавайся ему. Помни, что я тебе открыл, себя не потеряй. Себя…
И тишина. Только молотки в голове.
— Дурак, эх, дурак! — неожиданно прозвучал весёлый голос Властителя. — Не захотел попользоваться, пока я живой! — Молотки забивают его слова. — Ну что ж, мальчик, забудем о недоразумении. Люблю эксперименты!
Будимиров ощерился в смехе. Следом раздался кашляющий смех Ярикина. И — гусиное гоготание Варламова. Бессильно смотрит Джулиан на Властителя. И его так же сейчас к стенке одним словом припечатают.
Нет у него больше любимого дядьки, его Гиши!
То, что говорит Будимиров, Джулиан слышит, но странная апатия притушила страх, он слушает почти равнодушно.
— Ты сейчас же вернёшься к своим прежним обязанностям и будешь жить, как жил раньше. Прямо выдавать никого не нужно, просто те, кто встретится с тобой радостно, будут изъяты из употребления. Вот и всё.
В это мгновение вошёл один из тех, кто волок дядьку на расстрел. Будимиров удивлённо смотрит на него, Теперь Джулиан кое-что понимает, взгляд означает: «Как посмел явиться без вызова?» Но молодой человек стоит и не собирается уходить.
— Ну? Что? — спрашивает Будимиров.
— Велел передать: Магдалина жива, — чётко разделяя слова, произносит молодой человек. — Не поблагодарит за твои… ваши милости!
