Ольга Горовая - Любовь как закладная жизни
Ей было жарко и щекотно, и горячо, и влажно, и больно, очень больно. И хорошо в то же время. Так необычно хорошо, ноюще и с болью, но другой. От того, что хорошо — больно. Внизу живота и даже в груди. И совсем по-другому больно там, внизу совсем, где сейчас двигался…
А еще ей было немножко стыдно. И неудобно. Не физически, хотя и этого хватало — в спину давило и бедра бились о бетон стены от каждого движения тела Боруцкого. И при всем при этом, ощущая такую какофонию — ей нравилось. Серьезно. Хоть хотелось бы чуть поменьше саднящего трения внизу.
Господи! Какой же он был большой. И сам по себе: Агния почти не могла обхватить его руками за плечи. И в той части, ну… где член. Она хоть мысленно заставила себя применить это слово касательно конкретно этого мужчины. Хотя, думать о чем-либо, когда он двигался в ней, было так сложно. Мысли разбегались от жара, который горел внутри ее тела, игнорируя боль. Сердце колотилось, как сумасшедшее и этот грохот отдавал в ушах. И было так радостно — ведь он, точно, не пьяный. И точно знает, кого целует и раздевает.
Да, раньше она не представляла, что секс — это так… Жарко, жадно, почти на уровне потребности в воздухе. Потому что до того момента, как Вячеслав Генрихович вошел в ее тело, до этой боли, которая сейчас немного притупилась, хоть и не прошла совсем, до всего этого короче, Агния думала, что умрет, если Боруцкий отодвинется от нее. Она готова была на что угодно — просить его, выполнить любое требование, сделать все, чтобы он ни сказал, лишь бы Вячеслав Генрихович и дальше обнимал, целовал, гладил ее тело. Сжимал ее так, словно вокруг больше вообще ничего нет, и она — единственное, что ему надо.
Это было безумием, точно. Разумом тут и не пахло. Зато, когда он впервые поцеловал ее так, что сердце в горле встало, Агния поняла всех тех, кто грешил против такой простой и понятной заповеди: «не прелюбодействуй». На какую-то долю секунды в голове всплыл вчерашний разговор с отцом Игорем, и потонул под натиском той бури чувств, которую будило в ней каждое прикосновение Вячеслава Генриховича. И не хотелось, не моглось думать больше ни о чем.
Вячеслав Генрихович… Ей стало как-то странно называть его так, пусть и в мыслях, когда он ее целовал, когда так сжимал и гладил ее грудь, раздевая Агнию. Если честно, в последний месяц, не раз просыпаясь ночами от снов, после которых сердце стучало почти так же, как и сейчас и где фигурировал Боруцкий. Голый. И после которых Агния просыпалась с тянущим жаром внизу живота… Да. Так вот, в такие ночи, со смущением и некоторым стыдом смакуя в уме образы его тела, представляя себя на месте той женщины, с которой видела его, и понимая, что готова на что угодно, лишь бы Боруцкий был с ней, она задумывалась, что как-то странно называть его по имени-отчеству в таких вот мечтах. Имя его Агния крутила по всякому, но почему-то «Слава» никак не вязалось в ее представлении с этим мужчиной. И тогда она даже для себя тайком (если только бывает так) стала иногда позволять в своих мыслях называть его «Вячек». Редко. Очень. Ну, может, раз в день, не чаще. Тогда, когда становилось совсем грустно от понимания, что он ее не замечает, и смотрит только как на подопечную.
Сейчас… Господи, когда он раздел ее, когда ворвался в ее тело… Несмотря на опасения и страх, которые Агния испытала в те минуты, от понимания, что на самом деле совсем не понимает, что делает. И что будет делать дальше. И чего он хочет от нее…
В общем, ей очень захотелось назвать его именно так. Хоть и было неловко и сумбурно, и вообще…
Агния дрогнула, вдруг поняв, что тихо застонала, уткнувшись лицом в его плечо. И не от боли. Просто… Он как-то так… Ох, она не знала, что он сделал, и понятия не имела как, но по ее телу прошла сладкая дрожь, несмотря на продолжающее саднение. И вернулся отзвук того вожделения, которое она испытывала до его проникновения в ее тело. Вячеслав замер, будто прислушивался к звуку ее стона, словно растворяющегося в тишине кухни. А она растворилась в хриплом и жадном звуке его вздохов. Он толкнулся в ее теле снова. Так, что Агния вдруг запрокинула голову, выгнувшись, чтоб теснее к нему прижаться:
— Да… — слово вышло хриплым, низким.
И голос был таким… будто она хныкала, признавая, что в чем-то нуждается, в повторении этой жаркой волны, будто отзвуком или эхом прокатывающейся по ее нервам.
Боруцкий, вообще ведущий себя в последние полчаса не так, как она привыкла, вдруг принялся целовать ее, как безумец. С такой алчностью, с такой властью и давлением, что Агния снова застонала, ощущая, как заново зарождается в животе томление, угасшее от боли.
— О, Господи… — почти беззвучно выдохнула она, забыв обо всем, что столько говорила себе помнить и обхватила шею Вячеслава. Провела ладонями по его щекам, ощущая, как ходят желваки на его щеках.
Не выдержала нового движения его тела у себя внутри, подалась навстречу и спрятала лицо у Вячеслава на груди, прижавшись щекой к влажной коже. Зажмурилась от того, как приятно это было, несмотря на все болевые нюансы, которые все еще заставляли ее морщить нос. И вдруг, кто знает: зачем и с чего, повернулась и поцеловала его кожу, провела языком по груди Вячеслава, осторожно собирая капельки пота.
Он застонал. Низко, так… у нее все сжалось внутри. Его ладонь надавила на ее затылок, принуждая Агнию еще плотнее прижаться ртом к груди Вячеслава, но тут же он отдернул ее, и наклонился, снова с силой целуя. И при этом так сильно, так часто начал двигаться, что Агния потерялась — в эмоциях, в этой его силе, в боли и в каком-то, очень непривычном удовольствии. Будто она могла ощутить что-то еще большее, но никак не выходило понять, достичь, какой-то мелочи не хватало….
Агния даже не поняла, что кричит. Ну, не совсем конечно, может просто протяжно выдыхает.
Но и не стонет. И не молчит. Она не знала, что с ней, чего именно не хватает и чего хочется. В ее голове были, конечно, знания об оргазме. Но это ли он или еще нет, и что тогда это — она не знала и не могла сейчас понять. Все, чего ей хотелось — прижаться к нему так сильно, так крепко, чтобы никогда не остаться одной. Без этого человека. Единственного постоянного и стабильного, кто был в ее жизни сейчас, и кого хотелось бы ей иметь всегда. Не из-за того, кем он был для других или что мог обеспечить Агнии. А потому, что она хотела для него сделать, потому что хотела его любить. Уже любила, кажется.
Вячек вдруг дернулся, будто вздрогнув всем телом и хрипло застонал, глубоко толкнувшись в нее. От этого движения Агнию окатило новой порцией не очень приятных ощущений, будто от трения свежей ссадины. А Вячеслав, тяжело уронив голову так, что зарылся лицом в ее волосы, замер на какое-то мгновение.
