Изабель Вульф - Разлуки и радости Роуз
— Роуз, ты не придешь? — беспокойно спросила она. О, черт. Я посмотрела на часы: уже четыре.
— Боже… думаю, уже нет, я чувствую себя ужасно.
— Но у меня тут полный завал. Мне без тебя не обойтись, — сказала она.
— Прости, Бев, но у меня был адский день, и чем дальше, тем хуже.
— Послушай, Роуз, — сказала она. — Не знаю, что там у тебя стряслось, но, я так понимаю, тебе сейчас не до работы?
— Это точно, — согласилась я. — В моей жизни нынче происходит слишком много всего, чтобы еще думать о чужих проблемах.
— Не хочешь об этом поговорить? Может, я смогу помочь.
— Нет, спасибо, Бев, я не хочу разговаривать. Хочу забраться под одеяло, уснуть и больше никогда не просыпаться. Тео только что уехал, мы поругались, но дело в том, что он моя судьба.
— Кто-кто?
— Он моя судьба. Тео Шин. Моя судьба. — В дверь позвонили. — Извини, мне нужно идти. — Я бросилась к двери и распахнула ее, надеясь увидеть Тео с распростертыми объятиями и раскаянием на лице, но это был вовсе не Тео.
— Добрый день, мадам. — Это были они. Они опять взялись за свое.
— Вы слышали Добрую Весть? — Я уставилась на них. — Вы слышали Добрую Весть? — вежливо повторили они, протягивая мне брошюрку соответствующего содержания.
— Нет, — резко ответила я. — Не слышала. Я не слышала добрую весть. У меня сегодня только плохие вести. Мне так плохо — может, зайдете в дом? — Они шагнули через порог и последовали за мной в кухню. — Хотите чаю? — спросила я. Поставила чайник, и взгляд упал на полупустую полку. В груди резко закололо, как будто кто-то пилил грудину бензопилой. — Понимаете, он — моя судьба. Раньше я этого не понимала. Но теперь я знаю.
— Да, мадам. Он — ваша судьба. Он единственный.
— Я знаю. И все это время я была слепа.
— Не волнуйтесь, ибо Он простит вас.
Я мрачно усмехнулась.
— Не думаю, ведь он был очень зол. Понимаете, я его очень обидела, но я так его люблю, я так хочу, чтобы он вернулся в мою жизнь.
— Тогда молитесь, мадам. Это все, что вам нужно сделать. Молитесь, и Он придет в вашу жизнь.
— Мне действительно хочется молиться, — сказала я. Глаза у меня опять были на мокром месте. — Я вообще-то никогда не была религиозна, но, когда я в отчаянии, я молюсь. — Оторвав кусочек бумажного полотенца, я промокнула глаза.
— Не переживайте, — утешала меня женщина. — Он всех любит.
— Да, — сказала я, доставая заварочный чайник, — это правда. Он очень добрый и справедливый, и дело в том, что он — моя судьба. Понимаете, он моя судьба, потому что я ему призналась.
— Признались, что Он — единственный?
— Нет, я призналась не в этом. Я рассказала ему о своей матери, и поэтому он — мой избранник, потому что я рассказала именно ему, и никому другому. Понимаете, я открыла ему кое-что невероятно важное о своем прошлом.
— Вы можете рассказать Ему все, что угодно. Он вас услышит.
— Вы правы, — сказала я, расставляя чашки. — Он все слышит, точнее, слышал. Если бы я раньше все поняла.
— Иногда людям нужно много времени, чтобы прийти к Господу, — мягко проговорил мужчина.
— Нет, не к Господу. К Тео.
— Да, к Тео. Тео и значит Бог. Можете называть его Тео, Бог, Иегова — как пожелаете. Мы знаем, о ком вы говорите, — и Он тоже знает.
— Нет, Тео — мой сосед по дому, это он — моя судьба. — Они неловко поежились на стульях. — И я его обидела.
— Но Он простит вас.
— Вы действительно так считаете?
— Да. Он простит вас, — утешил меня мужчина. — Потому что Он — ваш друг.
— Да, вы правы. Он мой друг, — сказала я. — Он был моим другом все это время. Сахарозаменитель сойдет? — спросила я.
— Просто поверьте в Него, — сказали они.
— Я верю, — ответила я, открывая молоко. — Я знаю, что могу ему доверять. Но понимаете, сегодня мы впервые были близки, а я только что порвала с мужем, с которым мы до этого помирились, но теперь уж точно расстались, потому что я обнаружила, что он отказался помочь своему брату, который умирает от лейкемии, — понимаю, это ужасно, я сама была в шоке. Потом я поехала домой, потому что Тео получил важное письмо — о моей матери, которую я никогда не видела. И вот я была сама не своя из-за всего этого, Тео обнял меня, потом я его поцеловала — и не успела опомниться, как мы уже занимались любовью! Но тут все пошло не так, потому что он обвинил меня в том, что я помогаю людям из эгоизма, чтобы не чувствовать себя ущербной из-за того, что я не нужна моей матери, — а это так, иначе она бы не бросила меня, когда я была младенцем, — и понимаете, я только что порвала с Эдом — это мой бывший муж, — наконец-то оставила его после того, как мы почти помирились, и я сказала: нет, Тео, это неправда. Я помогаю людям от души, потому что мне это нравится, но он сказал, что я сама себя обманываю. Поэтому я накричала на него, и он ушел в агентство недвижимости забрать ключи от новой квартиры — он сегодня переезжает. Понимаете, самоеужасное — то, что я понятия не имела, что у него ко мне есть чувства. Точнее, я не видела, не смогла прочитать между строк, ведь сегодня он признался, что любит меня уже давно, а я не понимала этого, потому что была слепа; а когда мы так сильно поссорились, я послала его в задницу, и теперь у меня в голове полная путаница. Теперь он ушел, и я здесь совсем одна; мне придется жить одной, без него, я этого не вынесу, и я не знаю, что делать! — Свидетели Иеговы встали. — О боже, у меня столько проблем, — проревела я.
— Проблемы! Проблемы! — прокричал Руди.
— У меня совершенно безумный день. Мне необходимо было хоть с кем-то поговорить. Хотите печенье?
— Нет, спасибо, мадам. Нам пора.
— Но вы же только пришли.
— Ну, — свидетели Иеговы переминались с ноги на ногу, — нам нужно обойти другие дома.
— Вы даже чаю не выпили.
— Нет, спасибо.
— Может, кусочек пирога? Кажется, у меня где-то был отличный баттенбургский пирог.
— Спасибо, нет. Благослови вас Бог, мадам, и не волнуйтесь. Иегова вас любит. До свидания.
— Заходите еще, — сказала я, когда они открыли входную дверь. — Пожалуйста. В любое время. Заходите непременно! — крикнула я им вслед, когда они спустились по дорожке. Они открыли калитку и ушли.
Часы показывали половину шестого. Теперь уже нет смысла возвращаться на работу. Я поднялась в комнату Тео и с гулко бьющимся сердцем распахнула дверь. Дверца шкафа была приоткрыта, вешалки тихо позвякивали, цепляясь друг за друга на легком сквозняке. Каминная доска опустела, поверх слоя пыли остался отпечаток фотографии его матери. Телескоп исчез, кипа бумаг больше не валялась на столе. Я вспомнила тот день, когда была гроза, я вошла в его комнату запереть окно и увидела дневник. У него был неразборчивый почерк, но я кое-что вспомнила. «Роуз… очень… о… нж… на». Он имел в виду «обижена», а не «подвижна», как я тогда подумала. Теперь я поняла, что он видел меня насквозь. Еще там было «но… з… ор… ая». Вздорная. Именно это он мне только что и заявил. Я взглянула на его кровать. На ней остался один голый матрас. Я легла на него, опустила голову на жесткую подушку и закрыла глаза. Я представила, как он лежал на этой кровати каждую ночь, зная, что я сплю в комнате рядом. Просунув руку под подушку, я что-то нащупала — это была его старая футболка. Я приложила ее к лицу.
