Юрий Каменецкий - Мелочи жизни
Подошел с коляской Биг-Мак.
— Все о'кей, Мадлеш. Колеса крутятся. Можешь хоть в космос стартовать.
— Спасибо. А мы тут с твоей сестрой разговорились.
— О чем? — насторожился Биг-Мак.
— Так, о том о сем. Юля меня об Иннокентии расспрашивала. Боится, чтобы ты не попал в плохую компанию. Я ее успокоила.
Биг-Maк крепко взял Юлю за руку.
— Я же тебя просил, сестрица, не волноваться и не совать нос в чужие дела.
— Пусти, больно! — Юля вырвала руку.
— Вы такие разные... — сказала Мадлен, намекая, что Юля и Биг-Мак не очень похожи внешне. — Побудьте еще немного, ребята, мне что-то не по себе сегодня...
— Ты сочиняешь музыку? — спросила Юля.
— Так, немножко, для себя. Пишу слова, а потом подбираю к ним музыку на гитаре. Дилетантство, в общем.
— Окуджава тоже называл себя дилетантом, — заметила Юля.
— Он великий бард, а что я... Так... «попса».
— Да ладно уж, расскромничалась! От такой «попсы» люди балдеют! —не преминул вставить Биг-Мак.
— Ты хотел сказать, балдели бы, если б услышали? — Мадлен посмотрела на Биг-Мака выразительно. — Какой ты смешной, Максимка...
— Кто смешной? Я?
— Мой братец обожает все раздувать. Все его знакомые — великие люди, гении, от всех балдеют, — стала подначивать Биг-Мака Юля.
— Не веришь? — Максим аж побелел от злости. — Мадлеш, спой что-нибудь.
— Сейчас? Здесь? Но ты же знаешь... — засомневалась Мадлен.
— Ну хоть одну. Чтобы смахнуть улыбочку с этого глупенького личика.
— Зачем ты ее обижаешь? — обиделась за Юлю Мадлен.
— А я не обижаюсь, потому что знаю своего братца, — не приняла слова Максима близко к сердцу Юля. — Да уж спой. А то тетя так и не дождется своего племянника.
Все еще колеблясь, Мадлен вопросительно посмотрела на Биг-Мака.
— Давай. Одну можно, — кивнул Максим, которому ну очень уж хотелось «умыть» Юлю.
Мадлен перебрала струны.
— Может быть, из «Исповеди»? Она не новая, из моих школьных сочинений...
— Вот-вот, — обрадовался Максим, — как раз для моей сестры. В прошлом — пламенной пионерки.
— Ну теперь, Максимка, помолчи, велела Мадлен. Представьте себе: молодая девушка... девочка, в общем, и, конечно, не пионерка, приходит на исповедь к священнику, и вот:
— Отче.
Я скажу вам все, как было... Отче.
Я учителя любила!
Мать меня собачьей цепью била,
Чтобы я про ту любовь забыла...
Мадлен начала вполголоса, как бы вполсилы, однако довольно скоро забыла обо всем, кроме песни, и запела, не стесняясь обнаружить опасное сходство с голосом той, «другой» Мадлен.
Биг-Мак напрягся, заерзал на скамейке, опасливо оглядываясь по сторонам, однако остановить, перебить Мадлен не решался.
Отче,
Я ходила к его окнам, Возле них я плакала и мокла... Сердце мое в колокол звонило: Я любила, отче, я любила! Тайных его дум Я не узнала...
Отче, может, струсил он скандала? Только объявил: «Прощай, глупышка.
Вот тебе на память эта книжка»... Милое окно его погасло. Стало пусто. Стало безопасно. Ну, а книжка — будто в назиданье: «Сто лет одиночества» — названый.
Заслушавшись, ни Юля, ни Биг-Мак не заметили, что в глубине парка, за деревцем, притаился еще один «благодарный слушатель» — Крюк...
Глава двадцать восьмая. «В НАШЕМ БИЗНЕСЕ ТРУСОВ НЕТ!..»
Биг-Мак удобно расположился в кресле за низким журнальным столиком, на котором стояла вазочка с вареньем, сахарница, и на красивом блюде даже лежало несколько пирожных.
С горячим чайником в руках появилась Юля.
— Ты уверен, что не хочешь кофе?
— Конечно, уверен. Как можно быть неуверенным в том, чего хочешь?!
— А то смотри, это мне две минуты. Как раз пока пирог подойдет. — Юля поставила чайник на стол.
— Зря ты затеяла этот пирог.
— Просто я время не рассчитала. Если бы успела к твоему приходу — никакого пирога бы уже не было. Ты бы его съел не заметив! Знаешь какой вкусный! С изюмом и грецкими орехами. Полагается еще мак положить, но где его взять!
Вспомнив, по его мнению, смешной анекдот, Максим спросил, улыбаясь:
— А бутерброд с анашой?
— С чем? — Юля таких слов не знала.
— Ну... — Биг-Мак хохотнул, — это тоже штука такая... Типа мака.
— Чего нет — того нет, — развела руками Юля. — Кстати, бутерброд можно. С сыром, например. Ты как?
— Да нет. Спасибо. — Максим покачал головой. — Я не голодный. Но времени у меня немного. Говори, зачем ты меня вызывала?
— Покормить хотела. — Юля улыбнулась.
— Ну а если серьезно?
— Я все время думаю про эту Мадлен.
— Я тоже. Но у меня это работа. А ты что?
— Ей нужна помощь.
— Конечно. Я этим и занимаюсь.
— Ты не понял. Ее нужно спасать. Я все знаю, как делать, — заговорила Юля возбужденно. — Мы с тобой завтра поедем в прокуратуру и обо всем расскажем. Они ее защитят и заставят вернуть ей заработанные деньги.
Биг-Мак посмотрел на Юлю как на ненормальную.
— Что ты несешь?! Какая прокуратура? Какие деньги?! Да она сама сейчас всем должна! Окупаться проект начнет только месяца через четыре! Там столько вбухано! Одни костюмы от Шведова!..
— От кого?
— Шведов. Модельер такой. Классный. Но берет!.. Там мало не покажется...
— Знаю! — буркнула Юля довольно зло.
— А нам с тобой, — продолжал рисовать «радужные перспективы» похода в прокуратуру Биг-Мак, — так просто сразу крышка. Безо всяких «если» и «может быть».
— Трусишь?
— Кто?
— Ты!
— Я?!
— Ты!
— В нашем бизнесе трусов нет! — сообщил Биг-Мак с гордостью.
— Оно и видно! Чего ты боишься? Кого?
— Юля, пойми, если даже просто Мадлен болтанет Иннокентию, что я тебя приводил, — будет большая разборка! Ее категорически запрещено с кем-либо знакомить! Это же ото всех тайна — кто поет на самом деле! — Биг-Мак втянул носом воздух. — Пахнет паленым.
— Не придумывай.
— Судя по всему, пирог уже не съедобен. — Максим сделал скорбное выражение лица.
— Ой! — Спохватившись, Юля помчалась на кухню. Биг-Мак же с удовольствием впился зубами в пирожное. Юля вернулась в расстроенных чувствах.
— Так и есть. Сгорел.
— Ешь пирожные, — посоветовал нечуткий к трагедии хозяйки Биг-Мак. — Очень свежие. Продавщица мне сказала, только что привезли.
— Неохота. — Юля уселась на диван.
— Понимаю: фигура, талия, бедра. — Биг-Мак облизал пальцы и цапнул еще одно пирожное.
— Болтун, — Юля потрепала Максима по волосам.
— Какие планы? — тут же осведомился болтун, желая как можно дальше уйти от опасной темы прокуратуры.