Алекс Савчук - Прутский Декамерон
Ну, а завтра утренним автобусом я отправлюсь в курортный городок Затоку, что под Одессой – там, в одном из многочисленных лагерей отдыха, меня будет ожидать друг детства Сережа Березкин, живущий теперь в Кишиневе, и мы с ним славно отдохнем.
Начать я решил с уборки, поэтому, облачившись в синий рабочий халат, приступил к самому неприятному – мытью посуды, оставшейся грязной после вчерашнего вечера.
Незлобно ругаясь, когда попадались стаканы с полосками ничем не смываемой губной помады, я перемыл посуду, затем включил усилитель и магнитофон, вставил кассету с моим любимым «Би джиз», зачерпнул из льдогенератора, намолотившего за ночь целый айсберг льда, несколько кубиков, открыл еще бутылку «боржома», и стал теперь уже медленно, с наслаждением, мелкими глотками через соломинку тянуть малогазированный напиток с оригинальным тонизирующим вкусом, который так хорошо освежает и – чего уж скрывать – великолепно похмеляет по утрам. Мой одноклассник Славка Карась, о котором я уже упоминал ранее, тоже бармен, только, если можно так выразиться, морской, – он ходит на теплоходе по реке Дунай, – рассказывал, как он обычно пробуждается по утрам. Пьянки на пароходе длятся порой до двух, трех, а то и четырех ночи (все происходит при соблюдении секретности, чтобы капитан с помощниками ничего не узнали), в них участвуют работники из обслуги – спевшиеся, спившиеся и уже давно на почве этого крепко спаявшиеся между собой повара, буфетчики, официанты и бармены; после чего Славка прикорнет, когда один, а когда, при удачном стечении обстоятельств, с какой-нибудь официанткой в барной кабинке до без четверти семь, потому что к семи утра уже нужно вскакивать, бежать, обслуживать иностранцев, подавать им завтрак. Итак, он поднимается на ноги, но опухшие глаза никак не открываются, поэтому Слава на ощупь добирается до льдогенератора и зарывается с головой в ледяные шарики, цилиндрики или кубики – в зависимости от типа льдогенератора, отекшее лицо при этом через пять-десять минут интенсивной хладотерапии принимает почти нормальное состояние, затем хватает флакон дезодоранта, прыскает им, оттянув пояс брюк в область паха, потом подмышки, затем в рот, после чего опрометью несется в зал, на ходу прицепляя на место бабочку.
На раздаче он подхватывает с мармита внушительную стопку тарелок, предварительно прогретых на пару до 90*С, вылетает в зал, где добропорядочные немцы, в основном пенсионеры возрастом от 60 до 90, уже чинно сидят за своими столами, подбегает к ним, громко, с удовольствием кричит «хенде хох», отчего те мгновенно убирают со стола руки, и раскладывает эти горячие тарелки, чтобы потом на них поставить уже блюда с завтраком, а горячая тарелка нужна для того, чтобы поданный завтрак подольше оставался горячим – немецкий желудок нежен и требует к себе бережного отношения.
Вот так примерно начинает свой рабочий день мой коллега, одноклассник и добрый товарищ Славка Карась.
А моя работа тем временем подходит к концу. Ряды стаканов выстраиваются на стойке донышками вверх, заняв свое место между фужерами и рюмками, и их «боевой» строй застывает, готовый к новым застольным «баталиям».
После окончания работы я с некоторым сожалением оглядываю плоды своего труда – вечером за стойку станет мой напарник кавказец Залико – темпараментный парень грузинской национальности, который будет работать самостоятельно ближайшие две недели, пока я буду в отпуске, греться на солнышке у Черного моря.
Штора на входной двери колыхнулась, отвлекая меня от прыгающих как блохи мыслей, – кто-то с улицы вошел в бар.
Я вышел из-за стойки, какая-то женщина лет сорока, с всклокоченными на голове волосами, по виду скорее всего сельская, торопилась мне навстречу.
– Я вас слушаю, – сказал я, мягко улыбаясь, решив, что женщина, скорее всего, заблудилась, и по ошибке вошла не в ту дверь, а может и вообще не в то здание.
– Ты Саша? – спросила она низким голосом, и не успел я еще ответить, как она приблизилась и схватив меня обеими руками за грудки стала трясти.
– Что ты сделал с моей дочкой? Ты что с Танюшкой сделал, а? – завопила женщина, нешуточно напирая на меня. – А ты знаешь, что она беременная наглоталась таблеток, и врачи в больнице ее еле откачали? – Она продолжала меня трясти и хватка у нее, надо сказать, была отнюдь не женская.
Серьезное обвинение. Память услужливо вынула и перелистала в мозгу со скоростью 24-х кадров в секунду, словно в кино, многие десятки лиц с именем Татьяна, с которыми меня когда-либо сталкивала жизнь, но никто из них не претендовал на беременность от меня, или, по крайней мере, я не знал об этом.
– В чем дело, какая Таня? – вскричал я в свою очередь, тщетно пытаясь оторвать от себя руки разъяренной женщины.
– Ты-ты… тебя зовут Саша?! – взревела она, обдавая меня тяжелым дыханием, лицо ее, медленно наливаясь кровью, стало приобретать свекольный оттенок.
– Э-э-э… да…
– Ну, так это ты!
Ну не мог же я в такой ситуации просить женщину предъявить фотографию дочери Татьяны, о которой она говорила.
– Так может, это все же не я?.. – просипел я неуверенно, когда она меня вжала в стену, и мне больше не было куда отступать. – Возможно вам нужен мой напарник, его тоже Сашей зовут.(Вообще-то меня зовут Савва, а моего напарника – Залико, но знакомые называли его по созвучию женским именем «Сулико», потому что на слуху у всех была известная песня:
«…Где же ты моя Сулико?», остальные, не трудясь, называли Сашей, а также и меня заодно – так им было просто и удобно, и, таким образом, все бармены нашего ресторана со дня его открытия носили одно имя – САША, так что мы с этим именем уже свыклись.
Лицо женщины перекосилось:
– Ну, ты грузин?.. – завизжала она.
Брови мои поневоле полезли на лоб. Если и есть среди грузин парень с такой как у меня внешностью – круглолицый блондин – то, пожалуй, не более чем один на миллион, но бедная женщина могла этого и не знать, подумал я, чувствуя что вот-вот потеряю сознание от удушения.
– Я не грузин! – выдохнул я из последних сил. – Грузин – не я!..
Женщину тоже, видимо, оставили силы, она отпустила, наконец, полы моего халата, шагнула к ближайшему креслу и села, вернее упала в него.
Я вздохнул с облегчением, метнулся за стойку и, налив в стакан «боржома», подскочил и подал ей, – еще не хватало, чтобы женщине прямо здесь, в баре, стало плохо с сердцем. Она, порывисто глотая и почти захлебываясь, выпила весь стакан, после чего стала успокаиваться, но все еще продолжала беззвучно всхлипывать, дергая при этом головой и держа ее как-то неестественно вбок, подбородком почти касаясь плеча. Я стоял перед ней, готовый к любому развитию событий, и тогда она без всякого предисловия, взахлеб, стала рассказывать о том, что произошло с ее дочкой Татьяной, а я, слушая ее, только благодарил Господа, что вся эта история была не по мою душу.
