Салли Боумен - Секстет
– У тебя новые духи? Дорогая, ты пахнешь чудесно, – сказал Колин. Они лежали в кровати, укрывшись одеялом и пледом, в голубой спальне в домике на ферме.
– Д-да, мне их дала Пикси.
– Ожерелье мне тоже нравится. Мне нравится, когда на тебе ожерелье и больше ничего… Интересно, что именно производит на меня такое сильное впечатление – духи, ожерелье или отсутствие всего остального?
– Думаю, что ожерелье, – отозвалась Линдсей. – Я купила его вчера. Такой чудесный янтарь. Колин, он того же цвета, что и твои волосы.
Колин нежно целовал ее бедра, треугольник жестких завитков волос, живот с почти невидимыми растяжками, груди и рот. Он любил каждую частичку ее тела.
– Это невыносимо, – сказал он. – Уже почти пять, скоро рассветет. Мне пора ехать.
– Нет, не уходи, пожалуйста, не уходи, я этого не вынесу. Не может быть, чтобы прошло двенадцать часов.
– Двенадцать с половиной. Линдсей, выходи за меня замуж.
– Колин, я… Дай мне еще немного времени, это очень серьезный шаг… Послушай, я хочу сказать… Дорогой, если ты… Да, вот так – прекрасно! Если ты немного подвинешься вперед… О, как хорошо, Колин! Ты – просто чудо. Каждый раз, когда это с тобой происходит, я… Нет, мы не должны… Ты опоздаешь.
– Мне на это наплевать, – глухо ответил Колин.
– С Новым годом, – сказал Роуленд Макгир, выбираясь из машины. – Интересно, можно поздравлять с Новым годом в середине января? Мы еле доехали. Дорога до Оксфорда вся заледенела, а уж этот проселок… И все-таки мы решили ненадолго заехать.
Он поцеловал Линдсей, которая вышла навстречу машине, напялив на себя свитер, пиджак и пальто Колина. Роуленд оглядел ее с головы до ног.
– Ты великолепно выглядишь. Ты выглядишь как… Деревенская жизнь явно пошла тебе на пользу. – Он оглянулся и открыл заднюю дверцу, выпуская свою спутницу из машины. – Линдсей, это Мириам. Мириам, это Линдсей.
Женщины пожали друг другу руки. У Мириам Старк возникло впечатление, что эта маленькая женщина с пушистыми волосами не видит ее. Ее лицо излучало сияние. От мороза на ее щеках горел яркий румянец, а в глазах светилось счастье. Быстро говоря и жестикулируя руками в красных шерстяных перчатках, она повела их в дом.
Было видно, что она гордится своим домом. Когда Роуленд и Мириам разделись, она усадила их перед большим камином и быстро накрыла на стол. В честь их приезда Линдсей испекла торт и с гордостью водрузила в центре стола.
На Линдсей были кожаные сапоги на низком каблуке, бордовые брюки, заправленные в сапоги, просторная рубашка и мужской твидовый пиджак. На шее у нее было янтарное ожерелье.
Мириам Старк находила ее красивой. Линдсей была немного похожа на мальчика, на травести. Мириам отметила, что каждую вторую фразу она начинает со слова «Колин», и когда она произносила это имя, румянец на ее щеках становился ярче, а глаза светились.
Потом, когда они встали из-за стола, ее впечатления несколько изменились. Мириам поняла, что Линдсей старше, чем ей показалось сначала. Принимая во внимание возраст ее сына, она могла оказаться даже старше, чем сама Мириам. Хотя со своими короткими волосами и импульсивностью Линдсей по-прежнему напоминала неугомонного подростка, в ее радости было что-то удивительно женственное. В ней угадывалось сомнение и надежда, и Мириам это трогало.
Мириам заметила, что Линдсей ела очень мало. Еще она заметила, что время от времени Линдсей непроизвольно прижимает маленькую руку к животу. Мириам, которая когда-то вынашивала ребенка, безошибочно распознала этот жест – наполовину защитный, наполовину суеверный.
Она взглянула на Роуленда, гадая, заметил ли он то, что заметила она. Похоже, что он ничего не заметил. Роуленд становился все более и более молчаливым, и, заметив, что он отводит глаза, чтобы не видеть сияющего лица Линдсей, Мириам вдруг поняла, что ему невыносимо здесь находиться. Что ж, значит, надо менять планы и возвращаться. Мириам поняла, что, по крайней мере, по двум причинам им не следовало задерживаться в гостеприимном доме Колина и Линдсей: ей было жалко и Роуленда, и себя. Она встала и сообщила, что им уже пора ехать.
– Она тебе понравилась? – прервал молчание Роуленд, когда они уже проехали половину пути.
– Очень понравилась. Она какая-то прозрачная. Я этому завидую. – После паузы она добавила: – Я думаю, что она не напишет свою книгу.
– Скорее всего, нет. – Роуленд не сводил глаз с дороги. – Но мне кажется, она расстанется с этой идеей без особого сожаления.
– Я понимаю, как тебе было тяжело, Роуленд, – проговорила Мириам после долгого молчания. Она устремила холодный взгляд на его профиль.
– Ничего, постепенно это пройдет. Я все еще… – Он запнулся. – Я привязан к ней. И к Колину тоже.
– Расскажи мне о Колине. Я мечтаю с ним познакомиться.
– Очень эмоциональный, возбудимый. Он все время говорит «О Боже, Боже». И иногда… – Роуленд умолк на мгновение. – Иногда у меня возникает ощущение, что Бог его слышит, а ты ведь знаешь, я неверующий. У Колина доброе сердце, он наивен, и в то же время у него цепкая хватка. Что неудивительно, – сухо добавил он, – если принять во внимание его происхождение.
– А она действительно выйдет за него замуж? – Мириам нахмурилась. – Этот огромный дом, деньги, собственность… Она не боится?
– Ты же видела ее лицо. Когда женщина так светится счастьем и любовью, ей ли бояться?!
Роуленд произнес это довольно резким тоном, и Мириам поняла, что он пытается скрыть другие чувства – горечь и, как подозревала Мириам, душевную боль. Она была сильно задета и ничего не сказала в ответ.
Они въехали в Оксфорд.
– Где тебя высадить, Мириам?
– У колледжа, пожалуйста.
Роуленд сбавил скорость.
– Почему бы тебе не пригласить меня зайти? – небрежно спросил он. – У тебя есть какие-то особые причины не делать этого? Маленькие женские тайны?
– Нет, просто я не принимаю мужчин у себя в доме. Это мой принцип.
– Так было не всегда. Пятнадцать лет назад у тебя не было подобных принципов.
Она покачала головой.
– Тогда я была гораздо моложе и глупее. А теперь многое изменилось – и я, и мои принципы. Дома я пишу книги. Я хочу, чтобы эта часть моей жизни осталась неприкосновенной. И эту неприкосновенность я очень ценю.
– Я все понял. Стало быть, колледж.
Некоторое время они ехали молча. Мириам смотрела на профиль Роуленда, на его темные волосы. Она отдавала себе отчет в том, что сейчас она находится под влиянием радости и ожидания, которые излучала та женщина. И хотя она нарушила слово, данное себе, когда впервые за много лет увидела Роуленда, она без колебаний сказала:
